Кондотьер Богданов - Анатолий Дроздов

– Проси священника освятить птицу! – шепнул Конрад лейтенанту. – Многие думают, что летаешь колдовством.

Мысль была дельная, и Богданов послушался. Отец Пафнутий отнесся настороженно.

– Человек не может летать, аки птица! – сказал сурово. – Это от лукавого!

– Батюшка! – мягко возразил лейтенант. – Человек не может плавать, аки рыба, однако плавает! Вот лодки на берегу. Никто не считает их порождением дьявола. Если птица моя от лукавого, то не устоит перед святым крестом. Рассыплется!

Отец Пафнутий подумал и кивнул. Самолет выкатили из капонира, священник прочитал молитву и сбрызнул его святой водой. Затем требовательно глянул на Богданова.

– Надо взлететь! – шепнул Конрад.

Богданов оглянулся. Лисикова где-то потерялась, вокруг толпились жители Сборска, впереди стояли Евпраксия с Данилой. Хулиганская мысль пришла в голову Богданова.

– Княжна! – поклонился он. – Не желаешь?

Евпраксия беспомощно посмотрела на сотника, но все ж вышла вперед. На ней был длинный праздничный наряд, в кабину не залезть. Богданов, недолго думая, подхватил княжну на руки (толпа хором вздохнула) и бережно опустил на место штурмана.

– Не бойся! – шепнул на ухо, застегивая плечевые ремни. – Это не опасно.

Она не ответила. Лицо княжны раскраснелось, но держалась она молодцом. По требованию Богданова толпа расчистила проход. Лейтенант проделал необходимые манипуляции и запустил двигатель. «По-2» легко побежал по склону и взмыл в воздух. Богданов блинчиком развернулся над рекой и полетел к Сборску.

– Смотри, княжна! – крикнул в переговорное устройство. – Это твой город!

Он сделал круг над Сборском и мягко посадил самолет на луг. Толпа, наблюдавшая за полетом, хлынула к ним от стен.

– Не страшно? – спросил Богданов, извлекая Евпраксию из кабины.

– Поначалу, – призналась она. – После такая краса! Как птица! Мы еще полетаем?

– Как скажешь! – усмехнулся лейтенант.

Подбежавшая толпа поглотила их. Самолет торжественно закатили в капонир, после чего началось празднество. Захват собственного города и последовавшая затем казнь кметов Жидяты не могли стать причиной для пира, поэтому крещение язычницы пришлось как нельзя кстати. Это Богданов понял позже. На луг вынесли столы для лучших людей, для простых на траве расстелили полотна, пиршество началось. Из княжьих погребов тащили пиво, мед, вареное и печеное мясо, хлеба, копченые окорока и рыбу. Казимир, Жидята и наемники не успели истребить запасы князя Андрея, теперь его дочь угощала люд. Звучали здравицы, поднимались серебряные кубки и глиняные чаши простецов. Богданов сидел по правую руку княжны; по левую – Данило, рядом с ним – Лисикова. Почетное место занимал отец Пафнутий со своей попадьей, Конрад с Ульяной примостились неподалеку. По случаю праздника мужчины и женщины сидели за одним столом. Мед и пиво лились рекой, но Богданов пил осторожно. Празднество продолжалось до сумерек. Богданова томил мочевой пузырь, но он терпел. Наконец княжна встала, следом поднялся Данило. Богданов с радостью последовал их примеру. К нему подскочила Лисикова.

– Товарищ лейтенант! – сказала горячим шепотом. – Мне сказали: должна ходить в женском платье!

– Тебе идет! – одобрил Богданов.

– Спать буду в девичьей, в вашей комнате нельзя! Не опасно?

– Крестницу княжны не посмеют тронуть! – успокоил Богданов. – Я без тебя не улечу. Сама знаешь – некуда. Отныне ты раба Божья, и Господь о тебе позаботится. Радуйся!

Штурман явно не разделяла настроения пилота, но возразить не сумела. Подбежавшая Ульяна увела Аню. Богданов облегченно расправил плечи. В этот момент подошла княжна.

– Зайди ко мне! – сказала тихо. – Перемолвиться!

Богданов кивнул.

* * *

– Зачем ты ездил к ведуну?

– Узнать дорогу домой.

– Не терпится вернуться?

– Да.

– Почему?

– Там меня ждут.

– Жена, невеста?

– Их нет.

– Ты хорош собой. Почему не обзавелся?

– Идет война. Не до женитьбы.

– С кем воюете?

– С немцами.

– Как и мы?

– Да.

– Как долго?

– Третий год.

– Почему столько?

– Они сильные. Готовились…

– Кто одолевает?

– Мы.

– Прогоните их?

– Обязательно. Воевать научились.

– Ты самый лучший из воев?

– Не худший. Но таких много.

– Значит, справятся без тебя?

– Наверное.

– Зачем улетать?

– Там мой дом.

– Дом, где тебе хорошо. Тебе плохо здесь?

– Непривычно.

– Разве у вас иначе?

– Совсем.

– Как зовется твоя земля?

– Как и твоя.

– Не понимаю.

– Постарайся! Война с немцами идет на этой земле. Нас разделяет не расстояние, а время. Шесть с половиной веков. Я из будущего.

– Разве так бывает?

– Как видишь. Мы живем не так и воюем по-другому. У нас нет копий и мечей, луков и самострелов. Мы летаем на железных птицах и ездим на повозках без коней. Наше оружие стреляет далеко и убивает сразу многих.

– Ты воевода?

– Командир.

– Что это значит?

– Примерно как сотник.

– Ты боярин?

– По-вашему смерд.

– Смерд стал сотником?

– Все наши воеводы из смердов. Вождь, который руководит землей, из семьи сапожника.

– Князья подчинились сыну сапожника?

– Не хотели. Но те, кто восстал, потеряли голову, остальные сбежали. Была великая междоусобная война. Простой люд победил.

– Кто твои родители?

– Простые люди.

– Они живы?

– Нет.

– У тебя нет родных?

– Сводные сестры от отчима.

– Где они?

– На земле, занятой немцами.

– Живы?

– Неведомо.

– Значит, сирота, как и я?

– Выходит.

– Сироте на земле трудно. Нам надо быть вместе.

– Всегда рад помочь.

– И только?

– Не понимаю.

– Ты видел ведуна?

– Перед тем, как встретил тебя.

– Что он поведал?

– Исполни предначертанное!

– Что именно?

– Не пояснил. Думал: возьмем Сборск – сослужил службу! Выходит, что нет.

– Ведун говорил обо мне?

– Нет.

– Совсем ничего?

– Совсем.

– Как же так…

– Ты плачешь, княжна? Я обидел?

– Отца вспомнила. Если б ты знал, как трудно одной!

– Ты не одна. Есть Данило. Он тебя любит.

– Зато ты нет.

– Не думал об этом.

– Не по нраву?

– Ты красивая.

– У нас говорят: гожая.

– Пригожая…

– Еще какие слова знаешь?

– Всякие. Но соромлюсь сказать.

– Отчего?

– Не знаю, княжна.

– Раньше звал меня Прошей.

– Проша…

– Обними меня!

– Робею.

– Я сама! Коли богатырь робкий…

– У тебя горячие щеки, Проша…

– У тебя колючие.

– Бритвы нет.

– Что ты, немец, бриться?

– Привык.

– С бородой тебе лучше.

– Старым выгляжу.

– Сколько тебе?

– Двадцать пять.