Звёзды - это блюдо, которое подают холодным (СИ) - Духовникова Евгения

— Чего именно? — Клементина насторожилась, внутренне готовясь к худшему.

— Удивительно… — Фау ещё раз вздохнул с таким видом, будто его заставили объяснять нерадивому школьнику деление столбиком. — Хорошо. Как называется мой летательный аппарат? То, где мы сейчас находимся?

— Аэромобиль… — растерянно пробормотала Клементина. Вопрос был явно с подвохом.

— А по-другому? Официально?

— "Герда три-ка", — на автомате выдала она. Запнулась, ошарашенная собственными словами.

Она этого не знала. Не могла знать.

— Так, уже теплее… — удовлетворённо кивнул флойд. — Кажется, я уже вижу выражение осознания на твоём лице.

— Но я не знаю, почему я так сказала!.. — хмурясь, воскликнула Клементина и вдруг осеклась.

Череда картинок, услужливо извлечённая подсознанием из самых глубин памяти, всё ещё оставалась предельно реалистичной и яркой.

Лаборатория. Силовые поля. Липкая клеёнка кушетки под ней. И потоки информации, прокачиваемой через мозг…

— Неужели… Не может быть, — пролепетала она. — Вы… они ведь отключили аппарат и прервали транзакцию!..

— "Не может быть", говоришь? — повторил Фау, не переставая многозначительно улыбаться. — А ты в курсе, что мы сейчас разговариваем на флойдском?

[1] Арракис — планета из серии романов "Дюна" Фрэнка Герберта. Люцифераза — планета из повести "Хроники Люциферазы" Натальи О'Шей. Татуин, конечно, из вселенной "Звездных войн". Это скорее литературный комплимент, чем прямая отсылка (прим. авт.)

9

Первой мыслью было, что флойд шутит. Точнее, пытается подтрунивать над ней — разумеется, безо всякого злого умысла, исключительно ради развлечения. Но суровый взгляд потемневших глаз яснее всяких слов указывал на обратное.

— Я говорю на в-вашем языке? — заикаясь от волнения, переспросила Клементина, уже, впрочем, понимая: это не шутка.

— Ага. Причем идеально чисто, без малейшего намёка на акцент. Неудивительно, что у клерков из Консульства челюсти поотваливались при твоём появлении.

— Я и с ними на флойдском разговаривала? — упавшим голосом пробормотала она.

— По крайней мере, когда я вошёл.

— Но я не знаю вашего языка! — с жаром вскричала Клементина. — Я же его не учила!

— Не учила, верно. Но до того, как я прервал транзакцию, в твоё сознание успели закачать некий обьём данных… Довольно внушительный обьём, как сейчас выясняется.

— Знание языка?

— Не только. Ещё и информацию о нашей технике. И не только названия моделей аэромобилей. Вспомни-ка, как ты активировала кресло.

— Я просто… — она замялась. А действительно, откуда могла Клементина Хизерли-человек знать о месторасположении сенсорной панели и жестах, запрограммированных в бортовой компьютер неземного производства?

— Признаться, когда ты пришла в себя, там, на звездолёте и правильно назвала своё имя, я обрадовался не только тому, что твоя личность осталась неповреждённой, но и тому, что ты, как мне показалось, не получила никаких новых знаний.

Клементина не знала, как ей реагировать на это — обидеться или пока не стоит.

— Я не чувствую в себе никаких новых знаний, — подумав, заметила она.

— И тем не менее, они есть, — веско возразил Фау. — Эти данные чуть не стёрли твои настоящие воспоминания, но ты оказалась крепче, чем кажется на первый взгляд. Ты боролась, не теряя сознание, изо всех сил цепляясь за свою личность, — и сумела удержаться на самом краю, остаться собой. Судя по всему, сработали какие-то защитные механизмы, не позволившие тебе потерять себя.

Он сделал едва заметное движение, отчего летательный аппарат сбросил скорость, круто развернулся и пошёл на посадку. В лобовое стекло на мгновение ударило солнце, но тут же ушло назад, оказавшись за спиной.

— Человеческий мозг вмещает в себя гораздо больше информации, чем человек успевает накопить за всю жизнь. Новые данные записались в "свободные кластеры", не затронув занятых.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Это всё весьма увлекательно, — сказала Клементина, — но это не объясняет, почему я не осознаю́, что говорю на чужом языке. Я ведь и сейчас на нём говорю, верно?

— Знания языка записались в глубинную память, — терпеливо пояснил Фау. — Так, будто ты не учила его принудительно, а знала с детства. И, похоже, это ещё наложилось на твои врождённые лингвистические способности.

— Нашли полиглота, — буркнула Клементина.

Она вдруг вспомнила, как отреагировала соседка на её приветствие. Наверное, в тот раз она тоже заговорила на флойдском.

— Беда в том, что об этой твоей… особенности известно теперь не только мне, — Фау помрачнел.

— Беда?

— Ну, "беда", пожалуй, слишком громко сказано. Но "проблема" — точно.[1]

— Потому что я получила доступ к сакральным знаниям флойдов? — девушка нервно усмехнулась.

— Нет. Потому что до сих пор считалось, что человека невозможно накачать таким объёмом информации, не уничтожив при этом его личность. Как выяснилось, наши специалисты ошибались… И вот теперь правда выплыла наружу. Думаю, ты понимаешь, чем это чревато.

— Меня разберут на запчасти? — деловито предположила Клементина. Почему-то новость вызвала у неё не испуг, а какой-то спортивный азарт.

— Фигурально выражаясь, да… Нет-нет, твоей жизни ничего не грозит, — поспешил успокоить её флойд. — А вот за ментальное и психическое здоровье я не ручаюсь. Я даже не представляю, каким тестам тебя решат подвергнуть наши нейропрограммисты. Им наверняка захочется узнать детали…

— Полагаю, моё мнение на этот счёт никого не интересует? — хмыкнула Клементина. Она думала, ответом ей станет угрюмое молчание, но флойд неожиданно резко произнёс:

— Ошибаешься. Если ты не дашь согласия — никто не посмеет тебя тронуть против твоей воли. Тем более здесь, на Земле. Это… закон.

— Надо же, какое великодушие проявляют благородные господа флойды по отношению к своим вассалам, — Клементина не удержалась от ехидного смешка. — Почему же вы тогда так стремились поскорее покинуть Консульство?

— Здание Консульства является экстратерриториальной единицей, — возразил Фау, сделав вид, что не заметил шпильки. — Де-юре — это территория флойдов. Законы о неприкосновенности аборигенов на неё не распространяются. Точнее, есть некоторые нюансы… Тебя могли попытаться уговорить, намекнув, что в случае отказа ты рискуешь потерять свою должность…

— И заставить согласиться… — подхватила Клементина.

— Вот заставить — нет, — жёстко отрезал флойд. — В этом закон не допускает двусмысленного толкования.

— Неудобный закон можно и переписать, если уж на то пошло, — заметила она вполголоса. — Когда-то у нас это была распространённая практика.

— Соглашусь, — её собеседник многозначительно хмыкнул. — Вот только переписать закон может лишь его автор.

Клементина не поняла расплывчатого намёка, но развивать эту тему флойд не стал.

— Есть и другие… причины, — туманно добавил он. — Но не будем сейчас о них. Позже.

Клементине показалось, что это "позже" прозвучало как "когда-нибудь очень нескоро" или даже как "вообще никогда".

Причины… Надо же.

— Что же мне делать? — пролепетала она беспомощно. — Я не хочу примерять на себя роль подопытного кролика. А вечно скрываться и прятаться — тоже не выход.

— И не надо, — урезонил её Фау. — Со своими соплеменниками из Консульства я пообщаюсь… сегодня же. Поверь, я смогу найти рычаги давления на них. А вот от обязанностей контактера всё же будет лучше отказаться. Хотя бы на первое время.

Шеф будет очень расстроен, подумала она с тоской, представив себе предстоящий тяжёлый разговор с господином Файзером. Аэромобиль снижался; совсем рядом мелькнули острые шпили Вестминстерского дворца. Вопреки здравому смыслу, помпезный архитектурный ансамбль не внушал ни благоговейного трепета, ни уважения, ни почтительного страха. Скорлупка, сердцевина которой давным-давно вынута и съедена; бестелесный призрак былого величия, тщетно пытающийся доказать, что в нём ещё теплится жизнь.