Сборник "Комитет по встрече" - Юрий Нестеренко

Они вышли из машины и направились к округлым дверям, украшенным сине-золотым орнаментом. Фрэнк задержался у входа и потрогал стену жемчужного оттенка.

— Из чего это сделано? — спросил он. — Явно не камень, не дерево и не металл.

— Это соэллис, дальний родственник земных кораллов, — пояснил Моррисон. — Так что термин «сделано» здесь не совсем подходит. Точнее будет сказать «выращено».

— Погодите, вы хотите сказать, что этот дом — ничто иное, как сухопутный коралловый риф? — изумился Хэндерган. — Сколько же лет ушло на его создание?

— Такого — около трех недель. Соэллис — один из продуктов Е-технологий. Он очень быстро растет по заданным для него направляющим, по окончании же «строительства» впадает в спячку. Однако, если часть структуры разрушается, прилегающие клетки соэллиса активизируются и активно растут, пока не восстановят первоначальную форму. Поэтому такой дом практически вечен. Этому, насколько мне известно, более десяти тысяч лет.

Земляне вошли внутрь.

Хозяин дома ждал их в полукруглом зале, выходившем на широкий балкон. Энальт Хаулион сидел в высоком кресле с плавными формами и без ножек; он не счел нужным встать при входе гостей, а лишь сделал приветственный жест рукой. Моррисон ответил тем же жестом, Фрэнк неловко кивнул, и вновь прибывшие уселись в предназначенных для них креслах (которые тут же изменили форму, подстраиваясь под фигуры и позы гостей).

Несмотря на то, что Хэндерган, конечно же, видел голограммы элмантов перед отправкой на Эксанвилль, он не мог отделаться от подсознательной ассоциации с героями псевдосредневековых легенд, популярных в XX и XXI столетии, а потому ожидал — хотя и понимал, что это глупо — увидеть этакого высокого и стройного эльфа со светлыми волосами до плеч, перехваченными серебряным обручем с самоцветом на лбу, в зеленом или красном плаще и даже с длинным и узким мечом на бедре. Элиант действительно был высоким и тонким, явно тоньше землян, а его длинное лицо украшали большие фиолетовые глаза, которые придавали бы ему странное сходство с красотками из земных мультфильмов, если бы не твердо очерченный подбородок и очень тонкие, почти бескровные губы. Поскольку в спектре солнца Эксанвилля, красного карлика, очень мало ультрафиолета, у элиантов начисто отсутствует защитная пигментация; при этом кожа их даже не розовая, как у незагорелого землянина, а совершенно белая, белая, как снег. В красноватом свете солнца это выглядит почти обычно для человеческого глаза, но здесь, в помещении, залитом исходящим от стен голубоватым свечением (Фрэнк догадался, что его производят какие-то микроорганизмы), смотрелось достаточно жутковато. Волосы, однако, были значительно темнее и средней длины; еще в незапамятные времена элианты с помощью Е-технологий истребили волосы на теле, а на голове ограничили их рост определенной длиной, чтобы никогда не испытывать необходимости в стрижке. Кажется, даже нынешние поколения эстетов находили эту меру весьма разумной, ограничивая заботу о волосах безупречной прической. Никаких обручей и вообще украшений, а также оружия, естественно, не было. Одет Хаулион был не в плащ и уж тем более не в тогу, а в двухцветный фиолетово-желтый комбинезон, облегающий, но не обтягивающий, то есть подчеркивающий общий абрис фигуры, но не конкретные детали, и обут в высокие глянцевито-блестящие сапоги, чьи голенища спереди заканчивались треугольниками, прикрывавшими колени, а сзади едва доходили до середины голени. В целом облик элианта одновременно походил и не походил на человеческий, будучи при этом в полном смысле элле — изящным и утонченным; Фрэнк поискал точное определение и понял, что перед ним образчик абсолютно асексуальной красоты.

— Полагаю, представляться нет нужды, ибо мне известно ваше имя, а вам — мое, — сказал Хаулион. Даже по этой короткой фразе Хэндерган понял, как красив и мелодичен язык элиантов; точас прозвучавший в ухе английский эквивалент показался грубым и неблагозвучным.

— Как мне следует называть вас? — продолжал хозяин. — Фрэнк, Хэндерган, мистер Хэндерган или сэр?

Фрэнк чувствовал, насколько неуместна какая-либо фамильярность с этим… с этим существом, чей личный возраст насчитывал, возможно, несколько столетий, не говоря уже о возрасте его цивилизации. Еще более неуместна, разумеется, была бы кичливость.

— А как вы называете Моррисона? — спросил он.

— Эдвард, а он меня, соответственно, Эннальт. Но с ним мы давние знакомые. Я вижу, вы в затруднении? Должно быть, Эдвард запугал вас нашей обидчивостью, — элиант иронически улыбнулся, Моррисон смущенно хмыкнул. — На самом деле все не так страшно, мы вовсе не выжившие из ума снобы, помешанные на этикете. Мы просто чтим красоту и изящество. Итак, если вы не возражаете, я буду звать вас «Хэндерган», ибо это красивое имя, хотя и немного варварское, — Хаулион опять улыбнулся. — Вы можете выбрать любое из моих имен, поскольку все они достаточно благозвучны, либо же звать меня «гирт», ибо среди всех присутствующих я один ношу этот титул.

— Да. Гирт. Пожалуй, это подойдет, — кивнул Фрэнк.

— Итак, с формальностями покончено. О чем вы хотели расспросить меня, Хэндерган?

Фрэнк был несколько озадачен таким прямым переходом к делу. Он ожидал, что сперва ему самому придется отвечать на обычные в таких случаях вопросы: как добрался, как ему нравится планета, долго ли он намерен здесь пробыть и тому подобное. Но, очевидно, элианта не прельщала светская болтовня. От неожиданности с языка Фрэнка едва не сорвался вопрос о грумдруках, он уже открыл было рот, и, смутившись, снова его закрыл. Он и не предполагал, что общение с представителем древней расы вызовет у него столько волнения. Хаулион, похоже, не замечал всего этого или же делал вид, что не замечает.

— Вы живете в этом доме один? — спросил наконец Фрэнк.

— Да, уже много килодней. Один, если не считать моих _животных_, транслятор произнес последнее слово более низким голосом, подчеркивая, что в английском языке нет адекватного понятия и перевод приблизителен. — Насколько мне известно, большинство элиантов большую часть времени живут именно так.

— И вы совсем не испытываете потребности в обществе?

— Общество, Хэндерган, есть не более чем неизбежное зло эпохи низких технологий, — наставительно изрек Хаулион. — Прогресс культуры есть прогресс индивидуализма. Гуманоидная цивилизация в своем развитии проходит три стадии. Первая из них — первобытная, период непосредственной зависимости. Уровень технологий настолько низок, что выживание человека напрямую зависит от личных отношений с окружающими его конкретными людьми. Отсюда высокий уровень эмоциональности и раздробленность расы на мелкие сплоченные группы, часто враждебные друг другу. Вторая стадия средневековая, ее в последний мегадень проходите вы. Период опосредованной зависимости, через социальные институты и массовую индустрию. Это время экспансии и глобальных задач; человек зависит не от конкретных людей, а от общества в целом, соответственно, роль личных отношений снижается, эмоции становятся контролируемыми, цивилизация интегрируется в единое целое, и роль отдельной личности уменьшается. На начальном этапе средневековья это сопровождается и уменьшением прав личности, но, по мере разрешения глобальных задач, эти права начинают увеличиваться, поскольку исчезает необходимость в жестком принуждении. Наконец наступает третья стадия, период реальной независимости. Технологии настолько высоки, что позволяют обеспечить каждого всем необходимым в индивидуальном порядке, без потребности в массовом производстве и каких-либо формах интеграции. Общество распадается, сперва на группы, связанные общностью интересов, потом — до отдельных индивидуумов. Права и свободы личности максимальны, стадные инстинкты полностью изжиты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});