Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, восхождение такой сложности не для кисейных барышень! Игорь карабкается по камням, хватаясь за ветки, отвечающие на пожатие руки острыми шипами. До чего все-таки недружелюбные заросли! Попадись они Игорю где-то на ровном месте, разве сунулся бы он в них? Но здесь его вдохновляет сам факт продвижения вверх. Если держишь свой путь к вершине, то думаешь, что у тебя есть цель и жертвы твои не напрасны. Этим-то горы и привлекательны. Утешаясь подобными мыслями, Нефедов убеждает себя, что в трудностях подъема как таковых содержится глубокий смысл. Только… зачем эти трудности усугублять с помощью колючей проволоки?
Помеха такая, что Игорь в нерешительности останавливается. Колючая проволока – это не деревенский плетень; здесь дело, возможно, государственное. Правда, снизу, с дороги, Нефедов не видел на горе никаких государственных объектов, да и выглядит заграждение не очень солидно: проволока проржавела, провисла и оплетена вся вьюном с голубыми цветочками. Как бы то ни было, Игорь понимает, что точка возврата для него пройдена. Она осталась далеко внизу – в шипастых кустах, в ослином загоне или, скорее всего, на дороге, где он поссорился с Надей. Не найдя поблизости никакой запрещающей таблички, Нефедов отваживается продолжить путь. Он заносит ногу через проволоку и тем самым нарушает запрет, смысл которого ему пока неясен.
По ту сторону ограждения та же чаща кустов. Однако идти шаг от шага становится легче – это оттого, что убывает крутизна подъема. Нефедов замечает, что окружающие растения и сам он принимают по отношению к земле привычное перпендикулярное положение. В просветах между деревьями показываются какие-то синеющие дали – небесные, а может быть, и морские. Сомнений теперь уже нет – Игорь добрался наконец до вершины. Он покорил эту гору, но ощущает ли торжество? Дорого далась ему эта победа, а разделить ее не с кем.
Мало где человек так чувствует свое одиночество, как сидя на вершине горы. Привалившись спиной к стволу дерева, Нефедов курит и рассматривает кобылку, порхнувшую ему на колено. Дальность полета ее ограничена; она родилась на горе и тут умрет, даже не подозревая, как высоко занесла ее судьба. Что ж, каждому суждено свое: кобылке – порхать на горе Кавказа, а человеку надо возвращаться к людям.
Нефедов успел отдохнуть. Он встает и отряхивает штаны. Он намерен продолжить свой путь в неизведанное. Вперед и вниз – теперь уже по лицевому, обращенному к морю склону.
Это парадная сторона горы. Колючую дикую поросль тут сменяет широколистый кустарник – явно саженный, явно культурный, кое-где даже с остатками белого ароматного цвета. Вскоре показываются первые, худенькие пока пальмы. Неожиданно под ногами Игорь нащупывает дорожку, точнее, ее останки в виде оплывших от старости, полуразложившихся фрагментов асфальта. За кустами виднеются руины каких-то ротонд и бетонных вазонов, оплетенные зеленью. По сторонам дорожки встречаются небольшие бетонные пьедестальчики, объеденные непогодой; статуи не сохранились – только в местах, где крепились их ноги, торчат арматурные прутья.
Но чем ниже Нефедов спускается, тем более свежими представляются зримые признаки человеческой деятельности. Словно сходит он не с горы, а с вершины истории – в те мифические времена, когда ротонды в парках еще были целыми, пальмы толстыми, а колхозницы и сталевары стояли на своих пьедестальчиках. Постепенно дорожка выглаживается, затягивается молодым асфальтом; вдоль нее возникают лавочки и беленые плевательницы. Наконец вопль павлина извещает Нефедова о том, что он достиг обитаемого уровня.
Трудный поход обернулся приятной курортной прогулкой. Игорь идет, вдыхая ароматы отцветающих роз и гортензий; еще немного – и, может быть, ему покажется сам обладатель кошачьего голоса и прекрасного хвоста… Однако вместо павлина Нефедов сталкивается в аллее с двумя женщинами в белых халатах, несущими перед собой каждая по большой подушке. Все пышных форм – подушки и сами женщины, так что рук им едва хватает.
– Добрый день! – обескураживают они Нефедова дружным приветствием.
Не попал ли он в сказку?.. Игорь чувствует замешательство, но продолжает путь.
Спустя сотню метров он замечает впереди по ходу большое здание римско-советского стиля, и только теперь его осеняет запоздалая догадка. Все окружающее великолепие и благовоние предназначено не ему. Шагнув на горе через проволоку, он проник на территорию какого-то очень важного начальственного санатория, что для граждан нефедовского типа является, конечно, преступлением.
Вот к чему приводит один лишь безрассудный шаг. С морской стороны санаторий основательно укреплен. Здесь – высоченный забор, преодолеть который нельзя ни снаружи, ни изнутри. Выход один – через проходную, где, чует Игорь, его встретят уже не тетки с подушками и приветствовать будут по-своему.
Возвращаться старым путем? Лезть в гору обратно? Немыслимо! Что скажет потом осел?.. Нефедов решается идти через проходную. «Будь что будет! – говорит он себе. – Если спросят, кто я такой, скажу, что водопроводчик. Приходил, мол, чинить фонтаны».
Но его ни о чем не спрашивают – ему просто приказывают предъявить пропуск. Чутье Нефедова не подвело – в проходной дежурят отнюдь не тетки и даже не милиционеры. Тут на вахте мужчины в галстуках; они говорят и двигаются с котовьей ленцой, но пиджаки их в плечах и под мышками туго натянуты. Такие мужчины служат известно по какому ведомству.
Они выслушивают Нефедова без улыбки – сначала чушь о починке фонтанов, затем честный рассказ о горной прогулке.
– Документы на стол!
– Нет документов, – лопочет Игорь. – Говорю: с горы я спустился…
– «Спустился с горы»… – записывает мужчина в галстуке. – Что еще можете пояснить?
В это время его напарник звонит по настенному телефону.
– За ним уже едут, – сообщает он, положив трубку.
– Быстро они. Здесь им это не свойственно…
Заполняющий протокол похож не врача, выписывающего рецепт.
– Прочитайте и распишитесь.
Нефедов вчитывается в его аккуратные каракули.
– Насчет фонтанов я пошутил, – замечает он робко.
– Пошутил, бывает, – мужчина поправляет галстук. – Вот вместе и посмеетесь. Там.
Звучит зловеще, хотя и туманно. С кем вместе? Где это «там»? Игоря вдоль позвоночника пробирает морозцем. Воображение ему рисует тюремную камеру, допросы с пристрастием… Бедная Надя! Сможет ли он подать ей весточку?..
Кто-то за ним уже едет… Минуты тянутся в тревожном ожидании. Но вот наконец стукают наружные двери, и проходную заполняет голос:
– А что тут у нас?!. Игде такой-сякой?!.
С первого взгляда видно, что это обычный мент, и притом местный. Он черноус и одет в обычный, колом сидящий китель. Кажется, впервые в жизни Игорь при виде мента чувствует облегчение.
– Кто такой, слушай?.. Что натворил?..
Как все местные, он кричит, будто хочет устроить скандал.
– Водопроводчик, – спокойно сообщает охранник. – Вот протокол. Сдашь его куда следует – надо выяснить, что за птица.
– Ай-ё… – черноусый сдвигает фуражку на лоб, но спорить с галстучниками не решается. Только выйдя с Нефедовым на улицу, мент взмахивает руками: – Какой-такой протокол? Куда сдашь? Слушай, я плохо по-русски читаю, что ты такого сделал?
– Ничего, – Игорь скромно пожимает плечами.
У ворот санатория их поджидает не воронок и не милицейская «канарейка», а старый обшарпанный рафик с растопыренными передними колесами. Внутри автобусика спят двое – мент-водитель и какой-то дядька – видимо, тоже задержанный. Черноусый отправляет Нефедова к дядьке, а сам усаживается рядом с водителем. Сойдясь в кабине, менты, разумеется, галдят и бурно жестикулируют. Рафик сам собой трогается и, тарахтя, катит в сторону города.
После нескольких дорожных толчков дядька в салоне перестает храпеть. Он открывает глаза, вперивает их в Нефедова и, чуть погодя, протягивает широкую ладонь:
– Здорово, кореш!
– Ой! – (от его пожатия хрустят кости).
– За что тебя взяли?
– Ни за что, – вздыхает Игорь. – Просто гулял.
– Ага! Вот и я погулял тоже…
Дядька придвигается ближе, обдавая Игоря густым перегаром.
– Я, брат, сам из Норильска; шахтеры мы… А у них тут водка – не водка: две по ноль семь махнул – и ни в одном глазу. Ребята надоумили: иди, грят, на рынок, там чача продается, на курином говне настоянная; как паровозом, грят, с ног сшибает. Пошел проверять – не соврали ребята. С ног не сшибла, а двинула хорошо. Менты сказывают, я на рынке на ихнем три прилавка свернул.
– Это дело… – уважительно замечает Нефедов. – И что потом?
Норильчанин чешет в затылке.
– Что потом… Повязали, конечно. Только я тебе так скажу: бардак тут у них повсюду. Возят меня два часа, а куда сдать, не знают. Вытрезвитель закрыт; в горотделе пусто. Все, вишь, по мандарины ушли.
– Так это же хорошо. Если некуда сдать, может быть, нас отпустят?
- Минни шопоголик - Софи Кинселла - Современная проза
- День опричника - Владимир Сорокин - Современная проза
- Ежевичная зима - Сара Джио - Современная проза
- Человек-недоразумение - Олег Лукошин - Современная проза
- Бывший сын - Саша Филипенко - Современная проза
- Ираида Штольц и ее дети - Владимир Тучков - Современная проза
- Сеул, зима 1964 года [неофициальный перевод] - Сын Ок Ким - Современная проза
- Любовник № 1, или Путешествие во Францию - Бенуа Дютертр - Современная проза
- По ту сторону (сборник) - Виктория Данилова - Современная проза
- Сердце ангела - Анхель де Куатьэ - Современная проза