Раз в год в Скиролавках (Том 1) - Збигнев Ненацки

- Потому что это профессия красивая и романтическая, ~ заупрямился писатель.

- И это вы говорите такие вещи? - удивился лесничий. - Вы ведь хорошо знаете, что мы не берем на работу никаких романтиков. Это даже запрещено. Каждый год во время экзаменов в высшие учебные заведения возле лесничеств появляются самые разные молодые и романтичные люди, которым кажется, что в лесах они найдут утешение после неудачи. Раньше мы попадались на такие идеалы и начинали интенсивное обучение романтиков. Обучение, однако, стоит больших денег, а такой романтик уже через неделю бросал мотопилу и удирал назад, домой. С тех пор каждое управление лесного хозяйства держит в штате психолога, который получает задание выловить этих романтиков и выгнать их к чертовой матери из лесу. Потому что романтик, пан писатель, не годится даже для вырубки молодняка.

- С лесорубами по-разному бывает, - согласился комендант Корейво. - На прошлой неделе один лесоруб из лесничества Червень в белой горячке гонялся с топором за своей невестой. Три милиционера его обезвредили, а потом целую ночь он орал у нас в отделении, как будто кто-то с него шкуру сдирал. Люди в Трумейках думают, что мы бьем арестантов.

- Хуже всего в день зарплаты, - говорил Турлей дальше. - Уже с обеда толпа женщин окружает лесничество и ждет, пока конвоир привезет кассиршу из главного лесничества. Женщины боятся, что по дороге от лесничества до дома пропадет половина зарплаты. Не хочется мне верить, чтобы Луиза собралась подвергнуть себя чему-то подобному.

- Нельзя забывать и о вибрационной болезни, - сказал доктор Неглович. По-разному с этим делом бывает, но случается, что спустя какое-то время жену или невесту застают в постели с другим и тогда гоняются за женщиной с топором по полям. Городские женщины думают, что если у кого-то руки сильные оттого, что ему приходится держать трясущуюся мотопилу, то так же он силен и в корне, а это ведь неправда. Там чаще всего он бывает очень слабым.

- Правильно, - поддакнул Турлей. - Например, возьмем ель. Вырастет она большая на удивление, а любой ветер ее вырвет, потому что у нее плоская корневая система. А хилая березка - ее и трактором не вырвешь с корнем.

Опечалился писатель Любиньски, потому что он очень хотел написать книжку правдивую.

- Значит, это не может быть лесоруб, - резюмировал он коротко. Настроились вы против лесников, - буркнул Турлей. - Но в наших лесах бывают и стажеры. Такой молодой человек, с надеждой на диплом инженера или лесотехника, в самый раз подошел бы в партнеры для Луизы.

Поддакнули этой мысли священник Мизерера и старший сержант. Только Порваш улыбнулся украдкой, потому что подумал, что для такой Луизы, пожалуй, художник был бы наилучшим Любовником. Он даже хотел высказаться на эту тему, но в этот момент в сорока шагах от них из молодняка выскочил большой заяц"задержался на лесной дороге и, увидев охотников, замер в удивлении. Ружья охотников были заряжены на кабана, свинцовыми зарядами, которые называются картечью, и только у священника Мизереры была в стволах дробь. Он молниеносно прицелился в зайца и нажал на спуск. После выстрела упало немного снега с ближней наклонившейся ветви. Заяц подскочил вверх, а потом повалился, роя снег лапами.

- Дануська будет очень довольна, - сказал священник Мизерера, смело идя к зайцу) истекающему кровью в снегу.

- Мы договаривались, что добыча общая, - едко заметил художник Порваш. - Это правда, - заметил священник и повернул назад. - Заяц один, а нас пятеро, - опечалился комендант Корейво. Тем временем солнце уже спряталось за лес, и голубовато-серый сумрак вошел в молодняки. Приятно было беседовать о том о сем в такой хорошей компании, но пришла пора возвращаться домой. Жалко им стало, что заяц выскочил на дорогу, и священник его подстрелил, потому что как поделить его между пятью охотниками? Доктор Неглович вспомнил, что дома старая Макухова поставила на кухонную печь разогревать вареники с грибами и с капустой, в салоне печь горячая, а на столе лежит открытая книга некой пани Карен Хорней под названием "Страх перед женщиной". И он решил быстро закончить спор:

- Я вам советовал читать Аристотеля. А у него сказано: "Природа имеет обычай добавлять вещь меньшую к большей, а не вещь ценнейшую и большую к вещи меньшей". Не подлежит сомнению, что заяц - это вещь меньшая, а священник Мизерера - вещь большая. Поэтому заяц должен быть добавлен к священнику, а не наоборот.

- Правильно, - согласился Любиньски, а также лесничий Турлей и комендант Корейво, так как было очевидно, что священник не позволит отобрать у себя зайца. Только Порваш ничего не сказал, потому что в его представлении заяц был вещью большей и ценнейшей, чем священник Мизерера. Но и он понимал, что все равно не получит этого зайца. - Бог вам воздаст, - вежливо поблагодарил священник.

Он поднял со снега зайца, и все двинулись в обратную дорогу, по собственным следам. Комендант Корейво с уважением думал о докторе, который так здорово нашелся и быстро разрешил спорный вопрос.

- Люблю с вами охотиться, панове, - сказал он наконец. - Правда, никогда мне не случалось принести домой добычу, но с вами человек становится умнее. В прошлое воскресенье на коллективной охоте в лесу за Трумейками мы со священником застрелили по кабану, но сколько же мы наслушались грязных выражений и глупых охотничьих шуточек - это превосходит всякое воображение. С вами все по-другому. Возьмем, например, такого Аристотеля. В голову бы мне не пришло, что меньшую вещь надо добавлять к большей, а не наоборот. Простое дело, а однако в голову что-то подобное само не придет. Что же касается той Луизы, пан писатель, то мне даже удивительно, что никто не подумал о нашем постовом Брожке. Парень молодой, пока он живет в отделении, но скоро получит квартиру, две комнаты с кухней в Трумейках. Он работает у нас полгода и все как-то не может себе девушку найти. Интересно, что бы он сказал о Луизе?

- Зачем вы создаете новые проблемы? - рассердился Турлей. - Все-таки я хороню знаю, как мало зарабатывают учительницы, и к тому же очень молодые. Зачем такая девушка Брожеку или кому другому в Трумейках? Договорились ведь мы, что ее возлюбленный должен быть лесничим-стажером.

А писателю Любиньскому вдруг захотелось бросить своих друзей, зашвырнуть в снег ружье и с широко открытыми объятиями побежать обратно, в лес, крича: "Луиза, дорогая Луиза!" Потому что разве не ему, человеку, который ее создал, прежде всего принадлежала ее любовь? Но он не сделал ничего такого, а шел с другими, волоча ноги по снегу и размышляя, почему его жена, пани Басенька, так сильно не любит прекрасную Луизу. В последнее время она все чаще сварливо повторяла: "Тратишь время, Муцек, на какую-то глупую историю. Напиши лучше разбойничью повесть".

О том,

как доктор поднимал хвост Густава Пасемко

и что из этого вышло

Однажды вечером, в феврале, в кабинет доктора Негловича в его доме на полуострове Зофья Пасемкова привела своего мужа, Густава, и сказала:

- Уже семь лет, пан доктор, как я высчитала, мой муж на меня ночью не влазит, хоть я его разохочиваю всякими способами. Я женщина религиозная, а, как говорит священник Мизерера, мужчина и женщина должны жить друг с другом. Знаю и то, что нехорошо, если у мужика, который и здоров, и силен, и ему сорок шесть лет, ночью и даже утром не встает его хвост. Несчастья от этого могут быть разные.

- Что вы имеете в виду? - спросил доктор. Она забеспокоилась, и даже выражение испуга появилось на ее лице. Ответила она не сразу:

- Ничего особенного я не имею в виду. Но я пришла спросить, есть ли такие лекарства, которые мужчине хвост поднимают?

- Бывают, - сказал доктор. - Но лечение долгое. Сначала я должен точно все узнать о вашей совместной жизни, потом осмотреть мужа и выбрать для него самое подходящее лекарство.

- Осмотрите мужа. А о совместной жизни я уж сама расскажу, согласилась Пасемкова.

Густав Пасемко был мужчиной высоким, хорошо сложенным, с лицом, потемневшим от ветра и солнца, потому что целые дни, а не раз и ночи, он проводил на озере - он был бригадиром рыболовецкой бригады. Кроме дохода от рыболовства, у Пасемковых были деньги и от хозяйства в десять гектаров, они держали коня, трех коров, больше десятка свиней. Им помогали трое сыновей, старшему из которых было двадцать три года, среднему - двадцать один и младшему - восемнадцать.

Кроме небольшого расширения легких, доктор Неглович никаких недомоганий у Пасемко не нашел. Его жена, Зофья, была женщиной высокой, плечистой, с гладкой кожей и со следами былой красоты. Груди у нее были увядшие и высохшие, и вообще она показалась доктору слишком костистой и худой, но, как известно, доктор любил женщин, богатых телом и округлостями. Не нравились доктору и губы Пасемковой, узкие и стиснутые словно в постоянной злобе, и выражение темных глаз, жесткое и неприветливое.

- Разохочиваю я его таким образом: иногда, когда мы уже вместе лежим в постели, - рассказывала Пасемкова, - задираю рубаху, беру его руку и засовываю себе между ног. Но он только пальцами пошевелит и руку отнимает. Хвост у него не поднимается.