Время прощать - Джон Гришэм

Судья Этли счел заседание оконченным.

– Следующий раз встречаемся через тридцать дней. Объявляется перерыв. – Он стукнул молоточком по столу.

Адвокаты Летти моментально взяли ее в кольцо и, быстро проведя через воротца барьера, увлекли к первому ряду зрителей, где женщину окружили члены семьи. Они принялись похлопывать ее по плечу, гладить и подбадривать. Систранка поздравляли и восхищались смелостью его позиции и высказываний, в то время как Кендрик Бост не снимал руки с плеча Летти, что-то мрачно шепчущей родным. Ее мать Сайпрес, сидя в инвалидном кресле, вытирала мокрые от слез щеки: через какие тяготы предстояло пройти семье!

Джейк не имел настроения с кем-то болтать, да никто и не пытался втянуть его в разговор. Остальные адвокаты, собирая бумаги и запихивая их обратно в портфели, беседовали между собой, разбившись на маленькие группы, они собирались уходить. Наследники Сета Хаббарда, сбившись в кучку, старались не смотреть на черных, открывших охоту на их деньги.

Джейк незаметно выскользнул через боковую дверь и уже направлялся к черному ходу, когда мистер Пит, старейший судебный пристав, окликнул его:

– Эй, Джейк, тебя хочет видеть судья Этли.

В маленькой тесной комнате, где адвокаты собирались, чтобы выпить кофе, а судьи устраивали совещания не под протокол, судья Этли снимал мантию.

– Закройте дверь, – велел он Джейку, когда тот вошел.

Судья не был ни хорошим рассказчиком, ни любителем поучительных юридических историй, ни записным балагуром. В его речах было мало лишнего, и редко проскальзывал юмор, но будучи главным судьей, он всегда имел аудиторию, готовую смеяться над чем угодно.

– Садитесь, Джейк, – пригласил он, и они устроились за маленьким письменным столом друг против друга. – Редкостный осел, – вздохнул судья. – Может, в Мемфисе такие штучки и проходят, но не здесь.

– Я до сих пор не могу в себя прийти.

– Вы знаете Квинса Ланди, адвоката из Смитфилда?

– Слышал о нем.

– Довольно старый, может, уже и работает неполный день. Он сто лет занимается только утверждением завещаний и ничем больше, поэтому прекрасно знает все тонкости дела и несгибаем, как скала. Мой старинный друг. Составьте ходатайство о замене исполнителя, включите в него Квинса и еще двоих – сами подыщите, а я назначу Квинса. Вы с ним поладите. Что касается вас, то вы на борту до самого конца. Какова ваша почасовая ставка?

– У меня ее нет, судья. Мои клиенты работают за десять долларов в час, и то если повезет. Они не могут позволить себе платить адвокату сотню.

– Думаю, полторы, по сегодняшним расценкам, справедливая ставка. Вы согласны?

– Полторы? Звучит прекрасно, судья.

– Хорошо. Значит, вы на почасовой оплате со ставкой полторы сотни в час. Надеюсь, время у вас есть.

– О да.

– Отлично. Потому что это завещание в ближайшем будущем будет поглощать всю вашу жизнь. Станете каждые два месяца подавать прошение об адвокатском гонораре. А я прослежу, чтобы вам его исправно выплачивали.

– Спасибо, судья.

– Ходит множество слухов насчет размера наследства. Вы знаете, какие из них соответствуют действительности?

– Рассел Эмбург говорит, оно составляет минимум двадцать миллионов, причем бо́льшая часть переведена в деньги. Спрятано где-то за пределами штата. Иначе уже каждый житель Клэнтона знал бы все точно.

– Чтобы защитить его, мы должны действовать быстро. Я подпишу приказ, передающий в ваше распоряжение все финансовые документы мистера Хаббарда. Как только Квинс Ланди займет место в команде, можете начинать копать.

– Да, сэр.

Судья Этли отпил большой глоток кофе из бумажного стаканчика и устремил взгляд через грязное окно на другую сторону лужайки перед зданием суда.

– Мне почти жалко эту бедную женщину, – вздохнул судья. – Она ничего теперь не контролирует, ее окружают люди, почуявшие запах денег. Когда Систранк доведет дело до конца, у нее не останется ни цента.

– А если жюри вынесет вердикт в ее пользу?

– А вы будете требовать суда присяжных, Джейк?

– Еще не знаю. Как вы думаете, сто́ит? – не подумав, спросил Джейк.

Он уже приготовился получить выговор за неправомочный вопрос, но вместо этого судья Этли, продолжая смотреть куда-то вдаль, хитро ухмыльнулся.

– Я бы предпочел иметь жюри, Джейк, – заявил он. – Не в моих правилах увиливать от жестких решений – это часть моей профессии. Но в таком деле, как это, лучше, чтобы на раскаленной скамейке вместо меня сидели двенадцать добропорядочных, заслуживающих доверия граждан. Для разнообразия мне бы это понравилось. – Ухмылка превратилась в добродушную улыбку.

– Могу вас понять, – согласился Джейк. – Ходатайство я составлю.

– Да, составьте. И еще, Джейк. Вокруг этого дела крутится куча адвокатов, мало кому из них я доверяю. Пожалуйста, без колебаний заходите на чашечку кофе, если будут вопросы, которые потребуют обсуждения. Уверен, вы понимаете важность дела. В наших краях не водится больших денег и никогда не водилось. И вдруг настоящая золотая жила! И куча народу, желающего урвать от нее свой кусочек. Вы – нет. Я – нет. Но кроме нас есть много других. Очень важно, чтобы мы с вами оставались на одной стороне.

Впервые за несколько последних часов у Джейка расслабились мышцы, и он вздохнул глубоко и свободно.

– Согласен, судья. И спасибо.

– Увидимся.

13

В выпуске «Форд каунти таймс» от среды, двенадцатого октября, Думас Ли получил первую полосу. Состоявшиеся накануне предварительные слушания стали единственной новостью в о́круге. Броский заголовок гласил: «Линии фронта на карте наследства Хаббарда обозначены», и Думас начинал первый абзац информационной статьи в своей лучшей бульварной манере: «Полный зал наследников и их жадных адвокатов, изготовившихся к бою, предстал вчера перед главным судьей Рубеном Этли, и были произведены первые залпы в обещающем стать эпическим сражении за наследство Сета Хаббарда, повесившегося 2 октября».

Фотограф поработал на совесть. В центре полосы располагался снимок, на котором Летти Лэнг направлялась в здание суда, с двух сторон поддерживаемая под руки Букером Систранком и Кендриком Бостом, словно была инвалидом. Под фотографией стояла подпись: «Сорокасемилетняя Летти Лэнг из Бокс-Хилла, бывшая домоправительница и предполагаемая наследница Сета Хаббарда согласно его последнему, подозрительному рукописному завещанию, в сопровождении двух адвокатов из Мемфиса». Рядом были помещены два маленьких, сделанных где-то поблизости от суда скрытой камерой снимка Гершела и Рамоны.

Джейк прочел газету рано утром, сидя за столом у себя в конторе. Попивая кофе, он каждое слово перечитывал дважды в поисках ошибок и, к своему великому удивлению, обнаружил, что Думас для разнообразия все изложил верно. Однако ему очень не понравилось слово «подозрительное».

Любой зарегистрированный избиратель округа был потенциальным присяжным. Большинство из них либо сами прочтут газету, либо услышат разговоры о статье, а Думас с порога объявлял завещание подозрительным. Злобные, самодовольно ухмыляющиеся физиономии мемфисских самозванцев, франтов-адвокатов, тоже не поднимали настроения. Глядя на фотографии, Джейк пытался представить жюри, состоящее из девяти белых и троих черных присяжных, которые в атмосфере, где речь идет о двадцати миллионах, стараются найти в себе сочувствие к Летти. Едва ли они его отыщут.

После недели, проведенной в зале суда с Букером Систранком, у них не останется сомнений в его намерениях, и они признают завещание не имеющим юридической силы. Вероятно, присяжные преисполнятся неприязни к Гершелу и Рамоне, но эти по крайней мере белые, и ими не будет предводительствовать темная личность с замашками телепроповедника.

Джейк напомнил себе, что в данный момент они с адвокатами Летти представляют одну команду, во всяком случае, принадлежат к одной половине зала. Он дал себе торжественное обещание бросить это дело, если судья Этли оставит Систранка в игре.

Что ж, придется навязывать свои услуги людям, пострадавшим от несчастных случаев. Но даже это лучше, чем безжалостный процесс, в котором он обречен потерпеть поражение. Да, ему нужен гонорар, но не ценой таких неприятностей.

Внизу послышался шум, потом на лестнице зазвучали шаги. Их ритм и производимый грохот позволяли безошибочно угадать: по старым деревянным ступеням к Джейку в кабинет взбирается Гарри Рекс. Его шаги были медленными, тяжелыми. Он, казалось, старался разломить доску пополам, от топота содрогалась вся конструкция.

За Гарри Рексом, пытаясь остановить его, бежала Рокси. При весе почти в триста фунтов и прискорбно плохой физической форме он тяжело задыхался. Распахнув дверь в кабинет Джейка с дружелюбным приветствием: «Эта чертова баба сошла с ума», он швырнул газету Джейку на стол.

– Доброе утро, Гарри Рекс, – произнес Джейк, наблюдая, как друг, рухнув в кресло, старается восстановить дыхание: каждый новый вдох звучал чуть тише предыдущего, а каждый выдох свидетельствовал о том, что остановка сердца пока откладывается.