Толян и его команда - Дмитрий Валерьевич Иванов

впечатляющую тридцатитрёхэтажку. Нахожу там стойку администратора и узнаю, где можно купить билеты на концерт.

— Не купишь уже, — бурчит мне гостиничная тетя, не отрываясь от журнала «Огонёк».

Не успев возразить, замечаю Виктора с какой-то миловидной барышней. Стоят на улице, ждут — не иначе, меня.

— Привет, а где Вика? — неслышно подхожу я сзади.

— О, знакомьтесь, это Наташа, это Толя, — радуется Артемьев, представляя нас друг другу. — Да вон Вика бежит.

Наташа оценивающе смотрит на меня, похоже не глянулся я ей, хотя одет модно, дорогие часы и вообще, связи есть, раз билеты смог достать.

«Значит нормальная девушка», — решаю я про себя, не ищет выгоду. Да я сам такой же был.

— Ну что с билетами? — хватает меня за руку подбежавшая сестра боксера.

— Идём, — киваю я на пристройку.

Куда идти? Разберёмся! У нас пару раз спросили лишний билетик, пока заходили внутрь помещения. Оглядываюсь в фойе и вижу вход в зал, но там толпа, а в стороне ещё один пост у двери. Он, очевидно, для техперсонала и артистов. Движемся в его сторону.

— Минут через пять будем запускать, — говорит плотный парень на входе с повязкой дружинника. Надо же.

— Мне билеты должны были оставить, не подскажешь, к кому обратиться? — спрашиваю я.

Наташка томно закатывает глаза, уже не веря в предстоящий поход на культмассовое мероприятие.

— Чё-то ребята говорили, — наморщил лоб парень и крикнул в зал: — Саш, а вы кого ждёте? По билетам?

Зайцева зовет, скорее всего, помню, его в десятых годах двадцать первого века убьют черные риэлторы.

Но выходит неожиданно Макаревич, уже в нарядном сценическом костюме с модными лацканами и галстуком.

— Так, где тут блатные? — весело оглядывает нашу четверку фронтмен группы.

Ему сейчас на вид лет тридцать, тридцать пять, выглядит стильно. На мой вкус, надо постричь бы его кучеряшки на голове. Он всматривается в меня и спрашивает:

— Слушай, а это ведь ты Штыба? Помнишь, в «Молоке» танцевал батл с Поребенцевым в прошлом году, — узнал он меня. — Ты, вроде, чемпион СССР по боксу?

Было такое. В прошлом году мы были вместе с Лизкой в кафе «Молоко», и я зажигал там в брейк-дансе. Там же был и Макаревич с ребятами. Надо же! Запомнил. Хотя, я там знатно отжёг!

— Это я прошлого года чемпион, в этом чемпионат ещё идет, но уже в полуфинале, а значит, с медалью, — жму протянутую руку я.

— А нам звонили из горкома и сказали, что блатной какой-то придёт, четыре места надо для него, я ещё думаю, чего мне фамилия знакомой показалась? — смеется он. — А это нормальный парень с друзьями!

— Вижу, вас в Москву пустили на концерты, ну что, лед тронулся, — говорю я и представляю своих спутников.

Виктору пофиг, а девочки просто в восторге.

— Давай через сцену проведу вас, — зовет за собой Макаревич.

Сцена небольшая и вся уже заставленная барабанами, прожекторами и прочей хренью. Осторожно, чтобы какой шнур не зацепить, проходим. Зал пока почти пустой, лишь на первом ряду сидят несколько творческих личностей.

Спрыгиваю со сцены и принимаю на руки Вику. Та смеётся, а её брат подставляет руки своей Наташе. Та тоже попадает в крепкие боксерские объятья.

«Отношение к Виктору — плюс сто», — юморю я про себя.

— Вот слева от Лозы садитесь, — говорит Макаревич. Это ваши места. — Юр, это не блатные, это Штыба Толя, он боксер и дансер. Брейк круто танцует.

Ещё и Лоза тут, он, вроде, в «Интеграле» выступает у Алибасова сейчас. И тут вспоминаю, что мой сосед по гостиничному номеру на фестивале молодёжи, мой тезка, говорил, что Лоза перешел в другую группу.

— А вы в «Зодчем» сейчас? Вы же в «Интеграле» были? — спрашивает непосредственная Наташка у Лозы.

— Да, а вам нравится наше творчество? — улыбается тридцатилетний ловелас, не смущаясь присутствием кавалера в виде неприметного Виктора. — Ушёл вот, хочу развиваться!

Наташка сразу мне перестала нравиться — слишком западает на знаменитости.

— Там сейчас солист не хуже, Белоусов Женя, — говорю я назло музыканту. — Я, когда на фестивале молодежи был в прошлом году, с барабанщиком «Интеграла» в одном номере жил.

— Точно! Думаю, откуда я тебя знаю? Это ты Толяну из «Интеграла» фингал поставил, и австралийку у него увёл утром! — хлопает себя по коленям Юра.

— Это он так сказал? — поражаюсь я. — Не так всё было, глаз ему бабай Вески подбил, муж её. А Толик этот с австралийкой своим шумом мне всю ночь спать мешали! Девица потом сама от него утром ушла, пока он спал пьяный. Помылась в душе, оделась и ушла!

«Нихрена себе, вот поклеп какой!» — возмущаюсь я про себя.

— То есть, ты не бил его? — спрашивает Лоза.

— То есть, он эту австралийку вечером, а ты утром?! — ахает Вика.

— Бить — бил, но без следов, по корпусу разок ударил, чтобы не борзел, — признаю я, но это ещё при знакомстве, а не вечером, и добавляю для Вики: — А с Ленкой этой ничего не было, я ей, правда, предлагал, а она сказала, что-то типа «Ночью надо было» и ушла! Как же… А… «Дорога лошшшка к обеду!»

— Что за бабай? Нормальный муж у Вески, — опять спрашивает Лоза.

— Так она хотела ночью сразу с двумя! Это ж капиталисты! А почему Ленка? Эмигрантка? — не выдержала Наташка.

Слово «капиталисты», если хотите знать, она произнесла совсем не с осуждением, а даже наоборот.

— Бабай — это должность такая у него в синагоге, а Ленка — это нормальное имя ихнее. Не Лена, а Ленка, — уже начинаю раздражаться я.

— А, так это папа его казначей, и не бабай, а габбай правильно говорить, — поправляет Лоза, неожиданно знающий суть дела.

— Слушай, как интересно ты живешь! Все тебя знают. Девки австралийские, драки за них! Не зря я за тебя замуж согласилась идти, — шутя, — надеюсь, шутя, сказала Вика.

— Ты замуж! За него? — ахнула доверчивая Наташка, а я закатил глаза.

Слава богу, в зал стали пускать людей, и это отвлекло от разговора на скользкие темы, не украшающий мой моральный облик.

— О! Кого я вижу! Толя привет, — кто-то сзади хлопает меня по плечу.

С остервенением разворачиваюсь. Я что, музыкант или артист какой известный, что меня все знают? Ладно, допустим, я перспективный спортсмен, но не футболист же и не хоккеист!

Глава 20

— Привет, Игорь, — говорю я брату моей бывшей подружки Лизки.

— Виделись, — говорю я и отворачиваюсь.

Я в обиде, ведь, ещё хорошо помню, как Лизка притворилась больной, чтобы не видеть меня, а