Лучшее в Королевствах. Книга II - Эд Гринвуд

для того, чтобы вздрогнуть и исчезнуть в голубом мерцании, неистово вращаясь во всех направлениях. Заклинание пролетело по пустому воздуху и кануло в небытие, так и не задев ни единого лепестка розы, ни единого темного нежного листа.

Колдунья, которая провела столько месяцев в обличьи меча, вскрикнула от ужаса и быстро защитила себя перед тем, как огрызнуться:

– Кто ты?

– Какая любезность, сказала бы Шторм Серебряная Рука, которая потом осмелилась бы мило спросить то же самое: какое имя носишь ты?

– Серебряная рука? Одна из семи?

– Именно.

– В пекло! – в этом сорвавшемся рычании было больше страха, чем ярости, и его зеленоглазая, одетая в черное обладательница не прибавила к нему свое имя. Вместо этого она быстро произнесла еще одно заклинание, позволяющее ей скрыться из виду – теперь она билась в настоящем страхе, затем дернулась назад, как будто ее поймали звенящим жестким ошейником с прочной цепью.

– Какая жестокая магия? – ее рычание было больше похоже на визг.

– Такое изобилие вопросов сильно утомляет, – нежно заметила Шторм Серебряная Рука и обошла вокруг розовый куст, чтобы противостоять яростно сопротивляющейся колдунье. – Я знаю, что делаю.

Не проявляя никаких признаков огорчения из-за заявленной усталости, она подошла вперед в заштопанных и запотевших бриджах, смешной скомканной шляпе и пыльном нашейном платке. Из под шляпы торчали великолепные серебряные волосы до бедер и локоны, своенравно вьющиеся, словно ленивые змеи.

Она спокойно обратилась к корчащемуся посетителю.

– Я задаюсь вопросом, что за манеры у колдуньи, которая путешествует как меч – меч, который так резко вырывается из ножен, появляется в моих покоях, не объясняет ничего, и снова отступает так же быстро, – затем становится кошкой, прежде чем принять облик женщины, которая изрыгает столько высокомерия и яда на любого из шести правителей. Также я все еще задаюсь вопросом, какое имя может носить такое существо. В самом деле, непросто.

– Я ... нет! Ты все равно убьешь меня, так почему я должна раскрывать тебе свое имя и форму?

Шторм вздохнула от горечи и обратилась к розовому кусту:

– Гордость – такая хрупкая броня. Ты так не думаешь?

III. Волшебник

Куст роз затрясся всем телом, завел колючий усик назад, будто желая почесать себя, распрямился и стал более плотным и коричневым. Коричневые ботинки, коричневые штаны, коричневый пояс и комплект ножен с мечом, впечатляюще тяжелого вида. Все это нес высокий стройный мужчина, чья длинная распущенная борода и почти такие же длинные волосы были белы, как нетронутый снег. Серо-голубые глаза сверкали – озорством? – под слегка темными бровями. Изогнутая блестящая коричневая трубка возникла из ниоткуда и услужливо парила у бородатого рта. Который тут же криво улыбнулся.

– Все чаще я нахожу это так, да ... но ведь у меня и возраст больше, чем у большинства заклинателей, чтобы исследовать это. Эта злобная колдунья не хуже большинства.

Он повернул голову, приподнял бровь в манере, знакомой многим фаэрунцам – большинство из них мертвы – и спросил почти так же мягко, как   Шторм спокойно задавала свои вопросы:

– Ты так не думаешь, Натчанция из Невервинтера?

Борющаяся колдунья снова замерла, ее лицо побледнело. От страха ее грудь вздымалась быстрыми вздохами, из которой вырвался вопрос, больше похожий на всхлип, чем на рычание.

– Т-ты знаешь мое имя?

Седобородый мужчина выпрямился, пристально посмотрел на нее строгим, все еще мерцающим взглядом, и ответил:

– Я попробую перенять твою напускную заносчивость: знай, девка, что Эльминстер из Долины Теней знает многое, очень многое. Я ступаю по мирам и вижу, как проходят столетия, возводятся башни и падают замки, и все же сохраняю свою улыбку. Я спариваюсь с драконами – разумеется, соответствующим образом измененными – и живу, чтобы сожалеть об этой прихоти. Я танцую с личами, будь они костями или нет, я крушу крепости, когда они стоят на пути прекрасного вида, обмениваюсь букетами цветов по зову девушки и даже плачу налоги с улыбкой. По правде говоря, я ... хвастун и болван, который каким-то образом сумел остаться в живых дольше, чем большинство благодаря чистой удаче, а не хитрости. Да, Натчанция, я знаю твое имя – так же, как я знаю имя твоей матери Алайс и твоего отца Ророльда и их родителей до них и ... ну ты понимаешь куда я клоню. Я даже знаю, почему ты пришла в Долину Теней искать меня, но меня позабавило бы услышать это из твоих уст. С надлежащим умалением, как ты потребовала. Или нет, конечно.

IV. Ловушка

Белое лицо Натчанции стало еще более бледным, а ее красивое горло задвигалось, когда она сглотнула, облизнула пересохшие губы, снова сглотнула, а затем прошептала:

– У-убить тебя. Меня отправили сделать это.

– Да, по принуждению?

Колдунья качнула головой, в глазах у нее блестели слезы.

– Я не могу произнести его имя, иначе наложенное на меня заклинание убьет меня.

Эльминстер одной рукой сделал жест в воздухе, достигая двух целей: он велел Шторм Серебряной Руке молча отступить, ее лицо при этом стало серьезным, а его парящая трубка плавно переместилась к ее плечу. Казалось, воздух содрогнулся от ожидания, когда Старый маг угрожающе улыбнулся, обнажая зубы, и шагнул к дрожащей волшебнице.

– Итак, ты стоишь перед деликатным выбором: предать его и умереть, или бросить вызов мне ... и умереть. Ах, это трудный путь, который мы, творцы заклинаний, должны пройти. Снова и снова мы вынуждены противостоять самим себе и видеть, кто мы есть и чем становимся. Натчанция, кто же вы?

Женщина в черном смотрела на него, как маленькое животное, попавшее в ловушку, вздрогнула, закрыла глаза и тихо плача, прошипела:

– Нет… нет… нет.

– Тебе нужно больше мужества перед лицом смерти, – мягко заметил Эльминстер. – Тем не менее, это не редкая ошибка. Позволь мне избавить тебя от уверенности в неминуемой гибели и сказать тебе, что я сам назову  имя заказчика, который прислал тебя сюда. Его имя: Аундаман из Тэя.

Имя странным образом раздалось эхом, когда оно сорвалось с его губ. Затем все затихло, леденящей тенью растекаясь по саду.

Глаза Натчанции, устремленные на Старого Мага, вспыхнули во внезапном торжестве. Из ее неподвижной груди внезапно вырвалась  ревущая магия, хищный поток голодной ярости, который врезался в седобородого волшебника и с белым опаляющим пламенем понес его прочь на живую изгородь