Ленон и Гаузен: Два клевых чужака (СИ) - Сергей Кочетов

— С Тардишем шутки плохи, — вздохнул Гаузен, вынося мораль всей истории. — Я еще в детстве понял, что в обед добавки просить дело рискованное. А тут, — начал загибать пальцы юноша, — три раза добавки просили. Понятно, почему этот бог камня такой загадочный и все его опасаются. А в его страну — Королевство Красных Скал — и не попадешь просто так! Хотя, конечно, небо, это удел не его, а скорее бога воздуха… Может, из-за этого под конец ничего хорошего и не вышло? Конфликт интересов, так сказать, произошел. Вот только я не могу понять, как эта история связана с твоей племянницей? — вернулся к проблеме девушки Гаузен.

— Помнишь, я говорила тебе о проклятии? Выживших жителей начали постигать разные уродства. У одних начали рождаться карлики, у других не хватало конечностей. А у кого-то были огромные руки или ноги, как у Салочки. Недуг перешел ей от отца, дед которого страдал похожей бедой, но когда у него родился здоровый сын, тот подумал, что проклятье утратило свою силу. Но, похоже, оно просто сделало небольшую передышку. Но Салочка-то в чем виновата? — запричитала Галатея. — С такими ногами ее жизнь топчется на месте, хотя с ее умом, трудолюбием и красотой ей бы шагать и шагать…

— Бедняжка, — посочувствовал Гаузен. — Если бы я только знал, как ей помочь.

— Если бы все были так добры к ней, — вздохнула тетушка. — Как ее только в округе не дразнят. Одни кличут ее «многоножкой», потому что ее ноги занимают много места, а другие величают «грозой тараканов», так как считают, что даже самая шустрая букашка во всей Велитии не сможет ускользнуть от ее всеобъемлющего тапка.

— Даже не знаю, что лучше, совсем без ног или с такими ногами, — подумал Гаузен, но решил промолчать.

— Хотя это зрелище действительно душераздирающее, — продолжала свой печальный рассказ Галатея. — Ноги Салочки настолько большие, что бедная девушка похожа скорее на обезьянку, забравшуюся на две близкорасположенные друг к другу пальмы и не знающую, как теперь оттуда слезть. Отсутствие зеркал — зачастую счастье для неприглядных людей… Но одна из немногих радостей для Салочки — это посмотреть в зеркальце на свое отражение. Уж там-то ног не видно, и это внушает ей на короткое мгновение мысль, что и в остальном все хорошо.

— Наверное, тех, кто попытался с ней сдружиться, она ненароком затоптала еще в детстве, — подумал Гаузен, но тут же ужаснулся циничности собственной догадки.

— Ты представляешь, когда она ложится спать, — не унималась торговка, — ей приходится высовывать свои ноги на улицу.

— Тяжелый, наверное, запах, — посочувствовал Гаузен.

— Да как тебе не стыдно! — рассердилась Галатея. — Просто у нее спальня такая крохотная.

— Знаешь, тетушка Галатея, — заявил юноша. — Меня очень тронула эта история, и я постараюсь помочь.

— А ты лекарь? — с надеждой спросила торговка.

— Неужели, так слова быстро расходятся? — подумал Гаузен, вспомнив, что еще недавно утверждал подобное в таверне. — Стоит только сказать в одном месте, как уже вся округа знает.

Но юный велит решил не обманывать доверчивую торговку.

— Нет, но я собираюсь обратиться к одному ученому типу. Может быть, он что-то знает про этот редкий недуг, — пообещал юноша.

— Уж к каким я только лекарям, мудрецам и магам не обращалась, — запричитала Галатея. — Но результат один — никто ничего не знает, никто ничего не может.

— Кхм, я ничего не могу обещать, — не стал сильно обнадеживать лавочницу Гаузен. — Но я постараюсь разузнать завтра же. Тетушка Галатея снова горячо поблагодарила его, а юноша заметил, что из-за всех этих разговоров она не очень-то и налегала на шитье.

— Скоро ли будет готов плащ? — позевывая, поинтересовался Гаузен.

— В принципе, можешь заночевать здесь, — указала Галатея на груду тканей в углу. — Только сними сапоги и вымой ноги.

Гаузен, впервые за долгое время нормально отдохнул. И хотя от пережитого юношу не покидали беспокойные мысли, ощущение усталости, смешанное с чувством безопасности, погрузили его в глубокий сон до самого утра.

Глава VII

Когда Гаузен проснулся, плащ уже был готов. Расплатиться до конца с тетушкой Галатеей у него не получилось, и хотя она пыталась отказаться, он настоял, что оставит лошадь в залог.

— Только не надо на ней кататься, — не мог обойтись без остроты Гаузен. — В ваши-то годы уместней передвигаться на метле.

— Поосторожней со словами, юноша, — шутливо пригрозила добрая торговка. — Сегодня назовешь кого-то ведьмой, а завтра нарвешься на настоящую.

Но он пропустил эти слова мимо ушей, так как спешил в монастырь.

Вскоре он добрался до знакомых с детства дубовых храмовых ворот. Натянув на лицо выражение посерьезней, он начал стучать ногами в дверь.

— Кто там? — осторожно раздалось по ту сторону ворот.

— Ты знаешь, кто я такой? Не знаешь! Да кто ты такой, если не знаешь меня?! Я Пешеход — король Дороги! — не своим голосом закричал Гаузен, который решил отметить свое возвращение как можно более торжественным образом.

— Я не виноват! Я здесь не сам поставился, — испуганно пропищал невидимый сквозь дверь привратник.

— Разве вам не доложили о моем прибытии?! Я так просто этого не оставлю! — продолжил свои угрозы Гаузен и снова начал пинать в дверь ногами.

Испугавшись, страж открыл дверь, но когда увидел Гаузена в полный рост, похоже, засомневался в правильности своего решения. Зеленый плащ на юноше смотрелся вполне прилично, но отнюдь не по-королевски.

— Ноги надо перед дверью вытирать, а не стучать ими в нее, — недовольно оповестил монах-привратник.

— Колотушку тоже надо вытирать, а не покрывать грязью, — возразил юноша и, не спрашивая разрешения, шагнул вглубь монастырского двора.

— Куда вы направились? — попытался остановить юношу привратник.

— Куда надо, туда и иду! — оборвал на полуслове Гаузен. — А надо мне к вашему настоятелю Арсину.

Привратник покорно последовал, но вскоре поравнялся с Гаузеном, а после и вовсе обогнал, теперь уже уверенно ведя юношу вглубь. Петляя вслед по коридорам священной обители, юноша поймал себя на мысли, что он уже и позабыл, насколько запутанные коридоры в монастыре Катапака. У него даже создалось впечатление, будто его провожатый, вместо того, чтобы указать ему верный путь, водит его кругами.

Наконец, привратник довел Гаузена до библиотеки. Там его уже ждал известный ему храмовник Арсин. Посмотрев на него, Гаузен не мог сразу решить, что изменилось сильней в его старом знакомце — должность или наружность?

Лицо Арсина напоминало раздувшуюся тыкву, натертую воском, а выражение было такое странновато-благодушное, будто он только что проглотил перебродивший апельсин.

Вообще, Арсин был довольно упитан для монаха, но для настоятеля монастыря он был, пожалуй, даже худощав. И в данный момент он тем и занимался, что пытался победить свою неподобающую высокому посту худобу обильным обедом совсем непостного содержания. С прозорливостью заядлого обжоры он корпел над тарелкой, где груда котлет соседствовала с обильно умасленной горкой перловой каши со свиными шкварками.

— Как жуешь, Арсин? — громко поприветствовал Гаузен, отчего настоятель от неожиданности чуть не выплюнул свой обед. Но в последний момент Арсин сильно сжал губы, не дав обеду покинуть рот, а затем волевым усилием протолкнул свое пропитание вниз по пищеводу.

— Тебе следует есть больше овощей, Арсин, — снисходительно изрек Гаузен, довольный произведенным им эффектом неожиданности. Арсин, недовольный подобным отношением к себе, отложил еду и, будто бы не узнав Гаузена, обратился к привратнику:

— Белн, кого ты мне привел? Это тот, который яблоки в саду ворует? Поколоти его хорошенько, чтоб дорогу сюда позабыл, а если все-таки вспомнит — тащи сразу в тюрьму!

Гаузен уже был готов к такому приему, хотя не понимал, шутит ли Арсин или все же заважничал.

— Но это же… Знаете, это кто? — испугался привратник. Увидев реакцию простого прислужника, Арсин вместе с Гаузеном хором засмеялись.

— Представляю, что ты ему наговорил, — успокоившись, передал Гаузену Арсин и отпустил привратника.

— Я смотрю, ты хорошо устроился, — произнес Гаузен, намекая то ли на статус Арсина, то ли на его кушанья.

— Наверное, я должен поблагодарить тебя за это, — принял похвалу настоятель. — Своими выходками ты здорово сократил годы жизни моему предшественнику.

— Как будто я их один проворачивал! — возмутился Гаузен указанием на прошлые грешки.

— Веселые были денечки, — ухмыльнувшись, согласился Арсин.

— В моей жизни было столь много веселья… И так мало радости, — грустно добавил про себя юноша, но тут же отогнал эти мысли, решив сосредоточиться на настоящем.