Забытый язык - Эрих Фромм

Я вижу мужчину в кресле на колесиках. Он начинает играть в шахматы, но без особого удовольствия. Вдруг он прерывает игру и говорит: «Из моих шахмат уже давно забрали две фигуры. Но я смогу обойтись и без них, если у меня будет „Фессалеп“. Потом, – добавляет он, – какой-то голос (это был голос матери) сказал мне: „Жизнь не стоит того, чтобы жить“.

Часть сновидения легко понять, если знать кое-что о жизни и проблемах пациента. Человек в кресле – он сам. Игра в шахматы – игра жизни, особенно в том отношении, что на тебя нападают и в ответ нужно либо тоже нападать, либо применять какую-то иную стратегию. Он не испытывает особого желания играть в эту игру, поскольку чувствует, что плохо вооружен. «Из моих шахмат уже давно забрали две фигуры». Такое же ощущение он испытывает и наяву: он понимает, что в детстве был многого лишен и поэтому теперь беспомощен в жизненной битве. Каких двух фигур ему не хватает? Короля и королевы, отца и матери; их на самом деле у него не было, они присутствовали лишь в негативном смысле: чтобы разочаровывать, изводить придирками, дразнить, укорять. Но тем не менее он сможет играть с помощью «Фессалепа». Здесь мы встали в тупик. Озадачен был и сам пациент.

Пациент. Я ясно видел это слово перед глазами. Но я понятия не имею, что оно значит.

Психотерапевт. Во сне вы, вероятно, знали, что оно значит; ведь это все-таки ваш сон, и слово изобрели вы. Давайте попробуем прибегнуть к свободной ассоциации. Что приходит вам в голову, когда вы думаете об этом слове?

Пациент. Первое, что приходит в голову, – это Фессалия, область в Греции. Действительно, я припоминаю, что, когда я был маленький, меня волновала Фессалия. Я не знал, так ли это важно, но я представляю себе, что Фессалия – это страна с теплым, ровным климатом, где в мире и радости живут пастухи. Фессалия всегда нравилась мне больше, чем Спарта и Афины. Я ненавидел Спарту за ее воинственность, Афины я не любил, потому что афиняне казались мне слишком учеными снобами. Да, я чувствовал симпатию к фессалийским пастухам.

Психотерапевт. Слово, которое вам приснилось, было «Фессалеп», а не «Фессалия». Почему вы изменили его?

Пациент. Это забавно – я подумал про цеп – то, чем крестьяне молотят. И если нет ничего другого, его можно использовать в качестве оружия.

Психотерапевт. Очень интересно. Значит, «Фессалеп» состоит из слов «Фессал-ия» и «цеп»… Странным образом Фессалия – или скорее то, что она для вас значит, – тесно связана с понятием «цеп». Пастухи и земледельцы: простая идиллическая жизнь. Давайте вернемся назад и посмотрим, о чем говорит ваше сновидение. Вы играете в шахматы и знаете, что у вас забрали две фигуры, но вы можете заменить их «Фессалепом».

Пациент. Теперь мне ясна мысль. В жизненной игре я чувствую себя ущербным из-за испытанной в детстве фрустрации. У меня нет такого оружия (шахматные фигуры соотносятся со сражением), как у других, но если бы я смог уйти в мир простой идиллической жизни, я даже смог бы сражаться, используя цеп вместо оружия, которого у меня нет, – шахматных фигур.

Психотерапевт. Но на этом сон не кончается. Прервав игру в шахматы, вы говорите: Какой-то голос сказал мне: «Жизнь не стоит того, чтобы жить».

Пациент. Я это отлично понимаю. Все-таки я играю в игру жизни только потому, что должен играть. В действительности она меня не интересует. С детства меня все время преследует именно это чувство, оно то сильнее, то слабее. Его я и высказал во сне: жизнь не стоит того, чтобы жить.

Психотерапевт. Так и есть, именно это вы все время ощущаете. Но не хотели ли вы себе что-то сказать с помощью этого сновидения?

Пациент. Вы хотите сказать – это я говорил себе, что тему пессимизма внушила мне мать?

Психотерапевт. Да, это я и хочу сказать. Осознав, что пессимизм по отношению к жизни – не ваш собственный, что это голос вашей матери, оказывающий на вас как бы постгипнотическое влияние, вы тем самым сделали первый шаг по пути освобождения от этого состояния. Вы сделали важнейшее открытие – что ваш пессимизм на самом деле не ваш; сделать это открытие вы смогли лишь в состоянии сна.

До сих пор мы не приводили примеров сновидений еще одного типа – кошмаров. По мнению Фрейда, тревожные сны не являются исключением из общего правила: их содержание тоже представляет собой замаскированное исполнение бессознательного желания. Это, разумеется, может вызвать возражение у всякого, кому когда-либо снились кошмары: если во сне я прохожу через адские испытания и просыпаюсь с чувством невыносимого ужаса, разве не будет бессмыслицей говорить, что это исполнение желаний?

Это возражение не так убедительно, как может показаться на первый взгляд. С одной стороны, мы знаем, что бывают такие патологические состояния, в которых человек испытывает потребность делать именно то, что для него губительно. Мазохист испытывает желание – хотя и неосознанно – попасть в аварию, заболеть, терпеть унижение. При мазохизме как половом извращении – когда это желание связано с половыми отношениями и, таким образом, не так опасно для человека – мазохистское желание проявляется даже на уровне сознания. Кроме того, результатом непреодолимого порыва к мести и разрушению, направленного не против кого-то другого, а против себя, может стать самоубийство. При этом, если человек испытывает потребность совершить самоубийство или как-то еще причинить себе боль, другая часть его личности может испытывать подлинный и сильный страх. Это не меняет того факта, что страх происходит от желания погубить себя. Но желание может породить тревогу, как заметил Фрейд, не только тогда, когда это мазохистский или суицидальный порыв. Мы можем хотеть чего-нибудь и при этом осознавать, что, если удовлетворим свое желание, то нас ждет враждебное отношение окружающих и наказание. Естественно, исполнение такого желания будет связано с чувством тревоги.

В качестве иллюстрации этого типа тревожных снов можно привести такой пример:

Проходя через сад, я сорвал яблоко с дерева. Появляется большая собака и прыгает на меня. Я зову на помощь и в ужасе просыпаюсь.

Чтобы понять это сновидение, достаточно знать, что накануне вечером пациент встретил замужнюю женщину и испытал к ней сильное влечение. Ее поведение показалось ему обещающим, и, засыпая, он воображал, что вступил с ней в связь. Нам не нужно уточнять здесь, чем порождено чувство тревоги, проявившееся в сновидении: угрызениями совести или страхом перед общественным мнением; важно, что это тревога из-за того, что его ждет, если он осуществит свое желание – съест краденое яблоко.

Тем не менее, хотя многие тревожные сны можно, таким образом, понимать как замаскированное исполнение желаний, я все же сомневаюсь, что так обстоит дело со всеми или даже, может быть, с большинством сновидений. Если мы допускаем, что сон – это любая умственная деятельность спящего человека, то почему бы во сне не проявиться настоящему страху перед опасностью, такому же, какой бывает наяву?

Но мне могут возразить – разве не всякий страх обусловлен нашими стремлениями? Разве мы испытывали бы страх, если бы не «жаждали», как говорят буддисты, если бы не желали чего-то? И поэтому разве нельзя сказать, что в общем смысле всегда, как наяву, так и во сне, страх возникает в результате испытываемых нами желаний?

Я принимаю этот аргумент. Если бы мы хотели сказать, что не бывает тревожных снов (или чувства тревоги наяву) без наличия желания, в том числе и фундаментального желания – жить, здесь нечего было бы возразить. Но этот общий принцип – не то, что имел в виду Фрейд. Этот вопрос прояснится, если еще раз рассмотреть, в чем различие между тремя типами тревожных сновидений, о которых мы говорили.

В мазохистских кошмарах, связанных с самоубийством, суть желания состоит в том, чтобы причинить себе боль и погубить себя. В тревожных сновидениях второго типа, как, например, в сновидении про яблоко, желание само по себе не губительно для самого человека, но оно таково, что его удовлетворение вызывает тревогу со стороны другой части психики. Сновидение порождается желанием, которое в качестве «побочного продукта» порождает страх. В сновидениях третьего типа, в которых страх связан с реальной или воображаемой угрозой для жизни, свободы и так далее, причина возникновения сновидения – угроза, а желание жить, быть свободным и так далее – это постоянно присущее человеку побуждение, и возникновение данного конкретного сновидения с ним не связано. Иными словами, в первых двух типах сновидений страх порождается присутствием желания, а в сновидении третьего типа – присутствием опасности (реальной или воображаемой), хотя при этом присутствует желание жить или какое-нибудь другое постоянное и всеобщее желание. В этом случае тревожное сновидение связано не непосредственно с исполнением желания, а с боязнью фрустрации.