Большая игра - Гуляшки

несмотря на повальную безграмотность.

От Самарканда до Термеза насчитывалось 370 верст. Дорога резко свернула к югу. Цветущие маковые поля покрывали всю округу, напоминая яркий ковер. Начался плавный подъем к перевалу Тахта-Карача. Он находился на седловине Агалыка, одного из отрогов Зеравшанского хребта.

Холодало. По сторонам поднимались не слишком высокие вершины. Снегом мог похвастаться лишь далекий Кемкутан. Ночью выли волки и шакалы, а днем над их головами парили беркуты.

— Миша, ты знал, что здесь, на Тахта-Карача в древности произошла битва? — на вершине перевала отряд сделал передышку. Гусары проверяли подпруги и разминали ноги. Послышался приказ вахмистра «оправиться». Пашино говорил на фарси, тренируя друга. — Здесь сошлись арабы Омейядского халифата и воины Тюргешского каганата.

— И когда это случилось? — Соколов заинтересованно посмотрел по сторонам.

— Более тысячи лет назад.

— О чем вы говорите? — потребовал разъяснений поручик Рут. Фарси он не знал. Когда ему повторили на русском, тот насмешливо хмыкнул. — Преданья старины глубокой!

— Тот, кто забыл уроки истории, обречен на их повторение, — напомнил Пашино. Он уже успел составить мнение о Руте. Георгий оказался честным и смелым офицером, явно рвался в бой, но ничем более серьезным обременять себя не желал. Может, он и изменится с возрастом, а может, и нет. Сейчас, во всяком случае, ни на что более ответственное, чем командование разведывательным отделением, поручик не подходил. Рекомендовать его к серьезной работе не имело смысла.

Хорошо, что началась весна. Зимой здесь было не пройти. На перевале лежал снег, отрезая плодородную южную долину от остальной части Бухарского эмирата — эти земли на бумаге принадлежали именно Бухаре, Россия лишь осуществляла протекторат.

С севера на перевал вела плавная и неспешная дорога, а вот спуск превратился в бесконечно вьющуюся и выделывающую «кольца» веревку. Впереди раскинулась бескрайняя Кашкадарьинская степь, и лишь слева ее ограничивал хребет Байсунтау. Местными землями правили беки Шахрисабса.

— Мы покидаем земли древней Согдианы и вступаем в не менее древнюю Бактрию. До нас здесь ступали кони Александра Македонского, — с немалым воодушевлением поделился Пашино.

— Неужели греки добрались и сюда? — поручик Рут рассмеялся. — Признаюсь, я не ожидал от них подобной прыти.

Шахрисабс оказался совсем небольшим городом. Правил им Ахмад-бек. Оставляя хребет Байсунтау по левую руку, отряд последовательно миновал Гузар, Шураб, кишлак Аччикудук на сорок домов из кирпича-сырца, Шуррават и еще один кишлак — Ангор.

То, что они проезжали, даже поселками язык не поворачивался назвать. Жили здесь совсем бедные, забитые люди. Русских они видели впервые, тем более, Черных гусар. Все мужское население в каждом кишлаке выстраивалось вдоль пыльного тракта и провожало их изумленными взглядами. Детишки таращили глаза и ковырялись в носу, да и взрослые переговаривались с немалым изумлением. Гусары, их оружие, амуниция, прекрасные кони — подобного они ранее не видели и теперь малость опешили. И лишь убеленные благородными сединами старцы-аксакалы выглядели так безмятежно, словно ничего в целом мире не могло больше их расшевелить.

— Хм, — задумчиво протянул Соколов, когда они наконец-то добрались до Термеза. — Я ожидал большего.

Пашино, хоть и сам оказался здесь в первый раз, полностью его понимал. Термеза, как такового, не было. Когда-то он считался богатым, чуть ли не великим, городом и стоял на месте древней переправы через Амударью. У афганцев даже существует легенда, утверждающая, что здесь какое-то время жили Адам и Ева, изгнанные из рая. А еще тут последовательно нашли приют пророки Зороастр и Авраам. Никто не знал, что делал здесь основатель зороастризма, но Авраам якобы именно отсюда переселился в землю Ханаанскую.

Пашино как лингвист и филолог был очарован подобными легендами, хотя довольно скептически относился к их правдивости. Легенды нельзя ощутить. А вот время ощутить можно. Его можно понять по тем изменением, что происходят с людьми и окружающих их миром. И время оказалось безжалостным к Термезу.

Город разрушил Чингиз-хан. После него остались кости и дымящиеся развалины, которые давным-давно поросли кустарником и редкими деревьями. За минувшие века их покрыл слой земли и даже очертания крупных домов и крепостных стен угадывались с трудом.

В двух верстах к западу от развалин Термеза находился кишлак Патта-Гисар и остров Арал-Пайгамбар, который обтекали мутные воды Амударьи.

— Осмотреться, найти место для лагеря. Выслать разъезд вдоль реки, вверх и вниз по течению, — скомандовал Соколов.

— Так точно, ваше благородие! — пробасил старший вахмистр.

Слушались командира с удовольствием, чувствовалась, что гусарам нравится лихой ротмистр.

Лагерь обустроили за час. Лошадей стреножили, сняли с них седла, задали овсу и воды. На ближайший холм встал часовой. Гусары поставили палатки, сбили коновязь и выделили место для нужника. Из втекающего в Амударью ручейка набрали воду, развели костры и принялись готовить ужин. Поручик Рут съездил в Патта-Гисар, осмотрел кишлак и по возвращению доложил Соколову, что ничего необычного там не заметил.

Одну из пик укрепили на склоне, и на ней затрепетал русский, черно-желто-белый, флаг. Глядя на него, Пашино ощутил прилив гордости — шутка ли, флаг России наконец-то добрался до самой южной точки Империи! Судьбоносное событие отметили бутылкой красного Бургундского вина, припасенного как раз на такой случай.

После ужина гусары наскоро соорудили легкую баньку — вкопали в грунт четыре жерди, обернули их парусиной и натаскали внутрь раскалённых на огне камней, которые полагалось поливать водой. Первым мылся сам Пашино. Он прекрасно понимал, что следующую баню придется ждать очень долго.

Когда он вышел, вытирая голову, гусары уже поставили для него отдельную палатку. Пожелав всем спокойной ночи, Петр Иванович залез внутрь и почти мгновенно уснул.

Утром, после общего завтрака, Пашино вновь занял палатку и принялся готовиться. Еще в дороги он выбрился налысо и слегка подравнял бороду, так чтобы она походила на те, что носят мусульмане. Он неважно видел, но от очков пришлось отказаться. Светлая, как у каждого европейца, кожа, могла доставить неприятностей, но Петр знал, как исправить данное недоразумение — он начал втирать в лицо ослиный навоз*. За этим крайне неприятным занятием его и застал Соколов.

— Ничего себе, — заметил тот, с интересом наблюдая за приготовлениями. — А что, Петр, разве нет ничего менее… экзотического?

— Есть, конечно. К примеру, дамская косметика может подойти. Только скажи на милость, где ее в Афганистане найти?

— Твоя правда, — ротмистр улыбнулся. Он молча наблюдал, как Петр Иванович распаковал тюк с одеждой и принялся переодеваться. Основой выступила ал-хирка, напоминающая халат, сшитый из большого числа разноцветных лоскутков. Голову прикрыла остроконечная шапка кулох, составленная из четырех клиньев, мехов наружу. Ее украшал вышитый зеленой нитью (священный для мусульман цвет) простенький орнамент. Ноги он обмотал рваными портянками и