Умная пуля - Фридрих Незнанский

— И что, она действительно существует? — поразился Курбатов. — В таком виде — да. Опытный образец и чертежи у меня, а второй экземпляр был у Жбановского. Все же он ведущий специалист в области ракетных двигателей и все расчеты проводил сам, — ответил Степанов. — Вы представляете, что значит такое оружие в руках к-киллера? — заикаясь, воскликнул следователь. — Он просто узнает распорядок дня жертвы и, проезжая по соседней улице, делает выстрел ввверх. А пуля, влетев в окно, находит его в своем рабочем кресле во время заседания. Или спокойного сна. Да где угодно. Правильно я понял? — Да, — подтвердил Степанов. — Но оно разрабатывалось не для криминала. Мечта была расправиться с терроризмом. Представляете, там, в Буденновске, каждому бандиту — персональная пуля. Один залп — и несколько человек получают по пуле. Проблема сейчас только в системе наведения и поиска. Видите, как лучик гоняется за зайчиком? Мы разработали несколько вариантов… Один весьма забавный. Тело человека содержит некие вещества — порфирины. Под воздействием лазерного облучения они начинают светиться сами. Причем спектр излучения значительно отличается от того, каким облучали. Это дает возможность создания самонаводящейся системы. Такой образец уже существовал, но разобран. Если в укрытии один или несколько человек, которых необходимо уничтожить, то они просто не имеют шансов на спасение. Мало того, уже были опыты по избирательному прицеливанию. Существуют такие соединения, называемые сансибилизаторами. В принципе они разрабатывались как одно из направлений борьбы с раковыми опухолями. Так называемая фотодинамическая терапия. Там принцип прост. Вводят в опухоль фоточувствительное вещество. Оно проникает внутрь раковых клеток. Затем облучают лазером. Вещество вспыхивает, и клетка взрывается изнутри. Проблема в том, что свет видимого спектра не способен проникнуть глубже нескольких миллиметров в ткани. Так вот, если дать человеку принять, допустим, с бокалом виски, например, родехлорин, то при облучении его светом длиной волны в пятьсот тридцать нанометров отклик будет на порядок сильнее и длиной пятьсот шестьдесят нанометров. Уловил? — Да, но лучше продолжай разжевывать, как для слабо соображающего, — пожелал Курбатов. — Пуля найдет жертву даже на балу по случаю приема английской королевы, — образно разъяснил ученый. — Ах, твою мать! — выругался Курбатов. — Остается только напоить бандитов виски. — Ну, это не проблема. Отдельные результаты есть. Жбановский уже вел переговоры по пробным испытаниям. Через два месяца оружие должно было пройти апробацию в Чечне. Выбирается наиболее неспокойный район. Проблема в чем? Днем все мирные жители. Эдакие овечки трудолюбивые. Ночью несколько человек устраивают нападение на федералов. Потери несутся в первые секунды боя. Дальнейшая перестрелка ничего не дает. Поутру начинается зачистка. Ищутся опаленные брови, ороговевшие указательные пальцы. Как правило, страдают те же мирные жители, которые в эту ночь просто спали. Достигнут второй результат. Недовольство народа. А теперь представим: вводим каждому мужчине сансибилизатор. Притом что он абсолютно безвреден, выводится в течение двух недель. Обстрел. В ответ выпускается несколько пуль. И если там есть меченый, они найдут его. — Научная фантастика! — сделал вывод Курбатов. — Вот-вот. Мы тут сотрудничаем с одним медицинским институтом для идентификации конкретной личности. — Как называется учреждение? — вспотев от информации, спросил Курбатов. — Институт медицинских и биологических препаратов имени Марасевича. — Е..! — вновь выругался Курбатов. — Имя профессора Волобуева ни о чем не говорит? — Это научный руководитель разработок по нашей тематике, — подтвердил Степанов. — Его убили, — проинформировал Курбатов. — Что? — оглядываясь, спросил Степанов. — Застрелили в лифте, — уточнил следователь. — Я с вами. Сейчас соберу документацию. А отпроситься в отпуск смогу и по телефону. — И образец ружьишка прихвати, — напомнил пораженный открывшейся информацией Курбатов. Через несколько минут раздался призывный крик. Александр подбежал и обнаружил Степанова стоящим перед пустым помещением. — Еще утром стояло здесь… На том столе… А устройство для программирования пули осталось. — Оно в единственном варианте? — Да. — Что из себя представляет оружие без него? — задал вопрос Курбатов. — Детская игрушка, — ответил Степанов. — А по «мозгам» пули невозможно «крякнуть» принцип ее программирования? — Хорошему хакеру по зубам, — почесывая пятерней заросшую шею, произнес Степанов, — однако без наших данных о баллистике, диаграмм изменения параметров с расходом горючего и других результатов, установленных исключительно в ходе многомесячных расчетов, поверяемых бесконечными опытами, это ни к чему не приведет. — Ну немного успокоил. Где данные? — выдохнул Курбатов. Вскрыв сейф, Степанов вынул несколько лазерных дисков. Затем схватил отвертку и, вскрыв компьютер, вытащил винчестер. Вместе с Курбатовым они отправились к выходу. Следователь подошел к женщине, сидевшей в будке с надписью: «Диспетчер». И спросил: — Не подскажете, сколько автомобилей сегодня покинуло склады? — Сегодня? Да ни одного не было. — Точно? — Так у нас отчетность строгая. Вот сколько надо всего оформить. — Она показала толстую тетрадь. — А вы не отлучались? — дал ей шанс Курбатов. — Нет, не отлучалась. А ты, собственно, кто? Предъяви документы и пропуск в закрытую зону! — грозно перешла в наступление женщина. — Пожалуйста, — Александр протянул ей раскрытое удостоверение. — Вы все поняли? А теперь, если не скажете правду, мы вас будем вынуждены арестовать как соучастницу. На этом КамАЗе был вывезен похищенный опытный образец стоимостью два миллиона долларов. И суду надо будет доказать, что вам дали за соучастие тысячу долларов, а не тридцать тысяч. Ведь это совсем другая статья. Женщина вспыхнула: — Что? Тысячу? Да мне ни рубля не заплатили! Ничего себе, сразу в тюрьму! За что? — За преступную халатность при исполнении служебных обязанностей, — сформулировал Курбатов. Она внезапно обмякла, раскисла и залилась слезами. — Приказали мне пропустить. — Кто? — Начальство, — оттягивала неприятный момент женщина. — Не виляйте. Кто это мог заставить вас? — Профессор Чабанов. Лично. Он еще предупредил, чтобы никому ни под каким предлогом не рассказывала. Что теперь будет? Он выкинет меня? — Ничего не будет. Вы нас не видели. Мы вас не спрашивали. Хорошо запомнили? — Да, — ответила она. — Номерок не помните? — Четыреста пятьдесят НЮ, а первую букву забыла. — Ну и ладно. А насчет миллионов не волнуйтесь. Я пошутил. Ничего ценного не пропало, — попытался успокоить ее Курбатов. Вышли из мастерских и направились к автомобилю следователя. Уже в нем Курбатов достал мобильный телефон и, выбрав из памяти фамилию Турецкий, позвонил. — Александр Борисович. Попробуйте через ваших знакомых с Петровки пробить КамАЗ четыреста пятьдесят НЮ. Может, где застрял? Похоже, игрушку вывезли на нем.

Глава 9 Гамлет Алексинского уезда

Елагин сидел рядом с водителем и рассматривал пролетавшие пейзажи. Перед ним стояла практически невыполнимая задача: разыскать в Туле мастера, о котором было известно только его отчество — Анатольич. И то оно могло быть псевдонимом. Информация о военнослужащих, оказывавших военную помощь Эритрее в семидесятых годах, была настолько засекречена и запутана, что ответ на запрос Генеральной прокуратуры мог и вовсе не прийти. Фамилии и имена, под которыми регистрировались и проходили службу, были вымышленными. И только на отчество такой запрет не распространялся. Потому и молодой лейтенант мог быть Петровичем или Анатольичем. Для поездки Рюрику выделили служебную «девятку» с шофером. Трасса была одной из немногих, содержавшихся в идеальном состоянии. Поэтому водитель не стеснялся давить педаль газа. Елагин отметил, что через каждый километр стоит синяя палатка с надписью: «Тульские пряники» и поделился с водителем: — Странный бизнес… Похоже, держит одна фирма. Однако к чему столько точек с копеечным однотипным товаром, не пользующимся спросом? У них что, задача просто занять людей? — Да нет, — ответил опытный шофер. — У них, похоже, бизнес как раз процветает. После такого намека Рюрик взглянул на палатки под несколько другим углом и наконец понял, что ему в них показалось с самого начала странным. Продавщицы, все как на подбор, были молодыми, раскрашенными девицами в коротких юбчонках. Одна из палаток была закрыта. Рядом стоял автомобиль с московскими номерами. — Это что? Публичный дом? — догадался Рюрик. — Причем самый длинный и самый дешевый. Все знают, но сделать ничего не могут. Любовь отдельно, наценка на пряники отдельно. Добравшись до города, Елагин прежде всего направился в военкомат. Пенсионный отдел располагался в старом, насквозь пропитавшемся влагой строении начала прошлого века. Он нашел отделение учета и, раскрыв скрипящую дверь, заглянул в комнату. Увидев нескольких пожилых женщин, спросил: — Скажите, могу я как-нибудь узнать адрес военного пенсионера, если известно только отчество Анатольич и то, что он умелец? — А ты кто сам-то будешь? — Я из Москвы, из прокуратуры, — тряхнув кудрями, произнес Елагин. — Нужна его консультация. — Да здесь, милок, почитай, весь город умельцы. — Скажите, а база компьютерного учета имеется? — Подымись на второй этаж. Ежели начальник разрешит, копайся скока душе угодно. Елагин, пообщавшись с военкомом, был допущен к компьютеру. Вскоре он вышел с распечаткой из ста пятнадцати имен, подходивших под временные условия и имевших нужное отчество. Теперь все зависело от оперативности местных оперативных служб. — Ну как, получилось? — поинтересовалась одна из женщин. — Да как сказать? — произнес Рюрик. — Вот список на сто пятнадцать человек. Теперь буду бегать по городу. А вы не взглянете, быть может, знакомый попадется, так вычеркнем за ненадобностью? Женщины, обрадовавшись появлению небольшого развлечения, сгрудились над списком. Действительно, многих они знали. Пошла в ход авторучка. Вычеркивали инвалидов и тех, у кого руки растут не из того места. И тут одна из них закричала, тыкая пальцем в конец списка: — Степановна, ему же этот нужен! Рыбак, блин, теоретик. — Рыбак-теоретик? — заинтересованно переспросил Елагин. — Ну да. Он — Анатольич. Мы тут так одного прозвали. Умный. Все знает. Но ленивый. Видишь, дверь скрипит. Так как зайдет, рассказывать начинает, почему скрипит и каким маслицем надо смазать и из какого дерева сделана. Или, скажем, пылесос сломается. Все объяснит, как устроен, какие системы пылесосов бывают, что с ним надо делать. А сам не берется. Занятой слишком. Щас, дам. Вот, улица Красноармейская, дом семнадцать. Я здесь на листочке все написала. — Молодой человек, а вы женаты? — Да, — соврал Рюрик, заранее зная, что сейчас последует. — Жаль. Дочка у меня… …Приобретать карту города водителю показалось неразумной тратой денег. Поэтому до улицы Красноармейской добирались, расспрашивая местных жителей. Автомобиль затормозил у частного дома, украшенного странным механизмом, напоминающим вечный двигатель. Рюрик вошел в распахнутую калитку. Постоял у двери. Толкнул. Она открылась без скрипа. Спиной к Елагину за заваленным хламом столом сидел мужчина в авиационных наушниках. Перед ним по девятнадцатидюймовому монитору проносились горящие «юнкерсы» со свастиками. В верхнем углу экрана были изображены три большие красные звезды, что, вероятно, свидетельствовало о высоком рейтинге игравшего. Рядом стояла глубоко несчастная женщина. — Да иди ты со своей доской, Степановна! Я трижды Герой Советского Союза. На столе погладишься. — Извините, я из Москвы, от Прохорова, — громко произнес Елагин. Женщина толкнула игрока в бок. Мужик встрепенулся. Снял наушники и обернулся. — Я из Москвы, от Прохорова, — повторил Елагин. — Мечтал об истребительной, — как бы объясняя свое увлечение, произнес Анатольич. — Да ты присаживайся. Не получилось. Давление. Служил в дальней авиации. Летать пришлось побольше иных пилотов. А вот до штурвала дорвался только сейчас. Хорошая игра. Все натурально. Я же, как только выдавалась возможность, сразу на место второго пилота. Вот и воюю на старости лет то со старухой, то с фашистами виртуальными. Надо бы еще памяти докупить да процессор раскачать… Так, говоришь, Прохоров? Помню такого. Толковый парнишка был. Все железом «иховым» интересовался. Вот «клондайк» где! Представляешь: пустыня. На расстоянии ну ста метров друг от друга штук тридцать единиц разбитой бронетехники. Соляру высосут, аккумуляторы снимут, карманы выпотрошат и все. Оружие, шикарнейшея оптика, приборы ночного видения, радиостанции никому не нужны. Им вообще ничего не надо! Головой у нас бомж работает больше. — Что, на самом деле? Второй раз слышу эту характеристику. — Места там райские. Работать не надо. Все само родит. Наблюдаю такую картину. Идет баба. А они хоть и черные, но не негры, ближе к евреям, но красивые, высокие. Девки попадаются, это надо видеть. Трахаться любят. Наши пытались вывозить, но климат. Приучить голую с рождения одеваться просто невозможно. Это как лечить женский алкоголизм… Так вот. Идет, здоровая такая, в одной юбке. Груди, как узбекские дыни, огромные, стоят. Представляешь? Плывет, они колыхаются. А сзади привязаны в каком-то мешке два младенца. Проходит, поворачивается на углу дома, и один со всей дури хрясть… головкой об кирпичный угол. Реакция? Малой молчит, мамаша не обращает внимания. А ты спрашиваешь, тупые? Откуда там мозги вообще?.. Ну кое-что удалось вывезти, а так все добро на тысячи баксов наверняка в ящиках так и лежит. Вот электроотверточка оттедова. Планетарка, таскала авиационную пушечку. Попробуй удержи! Я один раз вкручивал болты да зазевался. Через себя кувыркнула. — Вот это вам ни о чем не говорит? — произнес Рюрик, показывая фотографию орудия убийства академика Жбановского. — Как же! Моя работа! Кузьмин Николай привел одного. Сталь шикарную приволок СРМ-15. Американская. У нас не делают. Какие присадки! Углерода содержание самое большое три и пятьдесят пять сотых процента. Режущая кромка практически не тупится. Почти алмаз. Много хрома — пять двадцать пять. Он увеличивает твердость и прочность на растяжение. И молибден — один и три. Это антикоррозийная устойчивость. Немного хрупковата и без марганца и кремния теряет вязкость. Главная же слабость: быстро происходит кристаллизация, но зато топориком из нее бриться можно, после рубки дубов. И заметь, заточки повторной не требуется на всю жизнь. Заказал десять ножей. Я ему каталог дал. Форму выбрать. Он всяческого дерьма навыбирал. Но я ему затем все пересчитал и сделал по-своему. Слабость у меня к ятаганским мотивам. Да, еще комплект для резьбы по дереву. — Вас послушаешь, мечта, а не ножичек. — Ладно, гони рубль. Для хорошего человека сэкономил. Анатольич нырнул в кучу хлама и вытянул оттуда завернутый в тряпицу охотничий нож. Рубанул им пару раз по стоявшему рядом металлическому сейфу. На нем остались глубокие зарубки. Затем размотал рулон туалетной бумаги и на весу провел лезвием. Бумага разрезалась, словно провели опасной бритвой. Рюрик принял оружие и, поймав режущей кромкой лучик света, пробежался им по лезвию. На нем не было ни одной зазубрины. — Вот спасибо! — растерялся он. — Да не за что. Будешь вспоминать Анатольича на рыбалке-охоте. Какие вопросы еще остались? — Кузьмина как найти? — Работал когда-то на заводе, общались, а теперь? В основном от меня что-то нужно. Даже не знаю. Он, кажется, сейчас в Алексине живет. Наверное, через милицию. Он же сидел несколько раз. Да, а затем заказчик сам приезжал. Еще пяток ножей я ему отковал. Он подозрительно так взвесил все тесаки, словно законов физики не знает. Да если надо, я ему сталь бы поменял, и он не заметил бы. И если вам интересно, любопытный разговор у нас произошел. Почему-то он затронул тему механики. Способен ли я собрать некое устройство по чертежам. Ну я и рассказал одну историю. Там же, в Африке, все готовили на примусах. А о керосине и не слыхали. Ну от соляры, естественно, сопла и засерались. Насмотревшись однажды на мучения одного аборигена, я проявил оплошность. Разобрал примус. Почистил сопло, промыл иглу, расправил поршень насоса. Когда после сборки аппарат заработал, да еще как новенький, мне показалось, что бедуин слегка тронулся. Вел себя, словно встретился с живым божеством. На следующее утро я проснулся знаменитым. Весть мгновенно разлетелась по стране. Выйдя из своего вагончика отлить, увидел очередь, конец которой терялся за горизонтом. Все свободное время, проклиная себя за слабость, я ублажал местное население. — А послать их нельзя было? — спросил Рюрик. — Нет. Таковы тамошние законы. Если ты никчемный человек, то валяйся всю жизнь под деревом. Если хоть раз вскопал грядку, будешь пахать землю, пока не загнешься. Запел? Будешь петь и день и ночь по просьбе каждого, пока не сорвешь голос. Поэтому таланты стараются не раскрывать как можно дольше. Но, в конце концов, человек не выдерживает безделья и начинает шить обувь или водить автомобиль. Лодыри там почитаются как самые стойкие… Поначалу замполит сгоряча выговор мне вкатил. Затем начальство даже освободило от служебных обязанностей. Оказалось, что с американской стороны такого мастера не было, и начались массовые переходы через линию фронта… Америкосы срочно вызвали своих инженеров, которые растерянно пытались разобраться в устройстве и принципе действия примуса. У них ничего не получалось. Они вообще не могли понять, зачем такое сложное устройство, когда можно пользоваться баллонным газом, электричеством или сухим топливом. Проведенные расчеты показывали, что данное устройство вообще не приспособлено для работы на солярке. Короче, паника была еще та… Ну так вот, однажды у местного начальства сбили последний вертолет и ему не на чем стало летать в родовое селение за молоком. И тут вождю поведали о русском, который умеет чинить примусы. Ко мне явилась делегация во главе с шаманом местного племени, одновременно исполняющим обязанности секретаря райкома коммунистической партии. Меня попросили из трех разбитых вертолетов собрать один! Мало того, один был французский, другой американ—ский, а третий наш Ми-8. И что? Собрал. Представляешь, что творилось в стане врага, когда пошла весть о летающих примусах! — Как же? — изумился Елагин. — Там ведь полно электроники. — Так я, прежде всего, электронщик. А механика — это хобби. Вот поэтому и посылаю старушек с прохудившимися кастрюлями. А этот обещал большие деньги за интересную работу. Но, как понимаю, серьезно проштрафился. — Да уж. Украл особой важности разработку нового оружия и хочет бандитам толкнуть. — Ежели так, готов к сотрудничеству. Вы мне мобильник оставьте. Как приедет, нажму на вызов и дверь оставлю не запертой. А там как успеете. — В Алексин знаешь дорогу? — спросил Елагин. — Найдем, — потянувшись, произнес водитель. Через полчаса, проехав табличку с надписью «Алексин», автомобиль затормозил. То место, где он остановился, на город походило менее всего. Пустырь с непонятными строениями. Вдалеке виднелись жилые кварталы. Рюрик высунулся и спросил у стоявших на остановке: — В центр как проехать? — А какой микрорайон нужен? — не поняли заданного вопроса люди. — Где управление милиции? — уточнил Елагин. — А так это тут, по улице Героев… Несмотря на красивое название, город на берегу живописной Оки оказался странным конгломератом, состоящим из осколков тяжелой, легкой, химической и оборонной промышленности с расположившимися вокруг них поселениями. Они и назывались районами. Каждый район благоухал своим, одному ему присущим, ароматом. Имел свой оттенок серого цвета. Лишь центр представлял собой стандартный провинциальный вариант. Почта, бывший горком, ныне мэрия, гостиница, городское управление милиции. Рюрик, приметив скопление милицейских автомобилей, указал водителю, где припарковаться. В принципе, он понимал, что значит визит представителя Генеральной прокуратуры в провинциальную ментовку. Обычно возникает острая необходимость бросить все и выслуживаться, словно от него зависит их судьба. Он вошел в здание и спросил у сержанта: — Где я могу найти оперативного дежурного? — Подождите. Сегодня капитан Лаврушкин. Сейчас спустится. Через несколько минут после звонка сержанта по лестнице сошел капитан милиции с черными, кудрявыми, как у цыгана, волосами и огромными бровями. Он подошел к Елагину и произнес: — Документы есть? Елагин протянул ему удостоверение. Капитан его рассмотрел и вернул обратно, не проявив никаких эмоций. Рюрик отбросил с глаз непослушную прядь и спросил: — Где я могу раздобыть информацию о ранее не—однократно судимом Николае Кузьмине? — Может, у его участкового? Хотя вряд ли. — А как насчет директивы регулярно обходить всех бывших? — У меня тысяча триста таких. Если в день буду обходить хотя бы четырех, времени на писанину не останется. А вы там все отчеты требуете. А есть еще и оперативные мероприятия и дежурства. — Почему так много? — удивился Елагин. — Про сто первый километр слыхал? — спросил Лаврушкин. — Ну да. — Так вот, он здесь. — Но ведь здесь почти двухсотый! — Сто первый — просто линия. А живут они здесь. Елагин по натуре был человеком мягким и предпочитал идти на компромиссы. Но когда того требовало дело, внезапно становился жестким, как стальной трос. Многие отступали, чувствуя силу несокрушимую. Вот и сейчас, видя, что этот заросший цыган в погонах давал понять, что разговор закончен, напрягся. Он поднялся и, глядя в черные мохнатые глаза, твердым голосом произнес: — Товарищ капитан, вы внимательно изучили предписание? Перед вами не корреспондент «Московского комсомольца», а старший следователь по особо важным делам. И для вас сейчас нет дела важнее, чем содействие следствию. — Нет, значит? — зло переспросил милиционер. — Ну прошу, господин сыщик из столицы, прокатиться со мной и решить: есть оно или нет. С этими словами Лаврушкин направился к двери. Рюрику не оставалось ничего, как последовать за ним. Сели в милицейского «козла» и через двадцать минут неимоверной тряски остановились на разбитой улице частного сектора. На асфальте лежало тело молодой женщины со следами крови в области живота. Рядом с трупом стоял младший сержант. Поодаль — толпа зевак. Лаврушкин и Елагин вышли и подошли к телу. Рюрик остановился и стал наблюдать.