Наследницы - Марина Евгеньевна Мареева

во сне, стали ватными. В ужасе я взглянул на черта. Табурет с грохотом отлетел в сторону, черт кубарем скатился вниз. Сбил меня с ног, мы, сплетясь клубком, покатились по ступеням. Лицом я уткнулся в его волосатую грудь, его шерсть забилась мне в рот, в горло. Я попытался проглотить ее, но не мог. Начал задыхаться и, как пишут в романах, проснулся в холодном поту.

К чему все это? Вспомнил, что где-то у меня валялся репринт старинного сонника, потратил битый час, чтобы найти. Стал изучать. «Видеть черта во сне — знакомство с лицом, искушающим, толкающим на преступления. Лестницу — всходить вверх — успех и достижение цели; сходить вниз, опускаться — ронять свое достоинство, терпеть различные неудачи». Что означает виолончель, не знаю, не нашел. «Видеть лысого — к тоске, апатии». Вот уж лысого только не хватало. Целый день ощущение волосяного кома в горле. Несколько раз даже полоскал — не выполаскивается. Может, это обыкновенная простуда? Подумал о Шавеле, и он тут же позвонил. Правду говорят: интуицию не пропьешь. Я ему с ходу все рассказал. Когда до гениталий дошел, он заржал как сивый мерин. Довлатова, видишь ли, он вспомнил, тот в таких случаях говорил: «Зигмунд Фрейд, где ты был в эту минуту?». Потом, правда, извинился, посерьезнел и больше не перебивал. Уточнил день, отошел от трубки, а когда вернулся, с радостью сообщил, чтобы я не брал в голову. Мол, сны, которые снятся на 23 лунные сутки, надо понимать с точностью до наоборот. Приснилось, например, что помер, будешь жить долго, разорился — разбогатеешь, разлюбил — влюбишься и т. д. В общем, просветил по полной. Пока он говорил, я вроде как успокоился, а когда положил трубку, понял, что все равно держит меня этот сон. И вообще: что это значит «с точностью до наоборот»? Что чему? Буду думать.

* * *

Посетителей в кафе было мало. Симпатичный интерьер в японском стиле, тихая музыка, мягкое освещение. Веру и Олега это устраивало. Они прошли в самый дальний угол, где журчал фонтанчик и как бы в художественном беспорядке стояли горшки с бонсай. Олег предложил Вере стул и сел сам. Она тут же поднялась и пересела за соседний столик «Ничего себе! — подумал Олег. — Хорошенькое начало, то-то еще будет. Спокойно, Ипполит, спокойно, — уговаривал он себя, — главное — не поддаваться на провокации. Хочет так разговаривать — ради бога! Лишь бы выслушала».

Подошла официантка, предложила меню.

— Не надо. Мне, пожалуйста, сакэ и чайничек чаю, — заказала Вера.

— Хорошо. — Официантка подошла к Олегу.

— То же самое, что и даме за соседним столиком.

Слегка поклонившись, официантка удалилась. Вера с удивлением посмотрела на мужа: «Что он себе думает? Он же за рулем». Никогда Олег не садился за руль даже после капли спиртного. Она решила не задавать никаких наводящих вопросов: «Пусть сам выкручивается, как хочет. Он первый начал». Вера стала с интересом рассматривать карликовые деревца. Олег последовал ее примеру. «Он что, решил надо мной еще и поиздеваться?! Сейчас я ему устрою!» Она перевела взгляд на фонтанчик Струя воды бежала по разрезанной вдоль бамбуковой палочке, попадала в другую, насаженную на металлический стержень, и, наполнившись до краев водой, со стуком опорожнялась. Вера попыталась понять, отчего возникает этот стук, но так и не поняла. Олег тоже перевел взгляд на фонтанчик: «Интересная конструкция, прямо перпетуум-мобиле какой-то. Вот япошки молодцы!»

Официантка вернулась с заказом. Сначала подошла к Вериному столику, затем к Олегову. Снова слегка поклонилась и бесшумно исчезла. Вера залпом выпила саке. Скосив глаза, незаметно посмотрела на Олега. Он наливал себе чай. Она сделала то же самое. Отпив глоток, Вера не выдержала:

— Как это по-японски — сидеть и молча вести беседу.

Для Олега это прозвучало как выстрел стартового пистолета. Он начал говорить. Быстро, еще быстрее. Он торопился, боясь, что сейчас Вера перебьет его, он собьется с мысли и не успеет сказать все, что собирался сказать:

— Я видел эту Леру всего два раза. В первый раз лет шесть назад, летом. Вы с Анной Федоровной были где-то в круизе, я вернулся домой раньше обычного. Вижу, а Владимир Григорьевич не один…

И все-таки Вера перебила его:

— Надеюсь, ты их не в постели застал?

— Нет, они сидели в гостиной. — В ее голосе Олег не услышал никакой враждебности по отношению к себе, он был благодарен Вере за это и сбавил темп. — Владимир Григорьевич познакомил нас. Предложил присоединиться. Мы пили чай, он рассказывал анекдоты, забавные истории из своей жизни, из жизни друзей. Они много смеялись. Ты знаешь, — он внимательно посмотрел на жену, — я как-то сразу увидел, почувствовал, что они не чужие люди. Мне стало даже не по себе, как будто я вторгся на чью-то территорию, куда меня не приглашали. Да мне с самого начала было неловко, вся эта ситуация… В общем, я посидел немного ради приличия и пошел к себе.

— Ну, а во второй раз?

— Во второй раз она мне позвонила года два назад. Сказала, что с Иваницким у нее все закончено и она хотела бы вернуть его подарки, ну там цацки, брюлики.

— А ты был выбран курьером, посыльным. — Вера не удержалась-таки, чтобы не кольнуть мужа.

— Я поехал их забрать.

— Послушный мальчик.

— Вер, мне ведь тоже непросто сейчас.

— Еще бы!

— Я приехал к ней, она плачет, говорит, не может забыть Иваницкого, по-прежнему его любит. У нее была истерика. Настоящая. Я пытался как-то успокоить ее…

— У тебя хорошо это получилось! — с сарказмом прокомментировала Вера.

— Перестань!

— Признайся, — она смотрела на мужа в упор, — ты спал с ней?

— Вера, — Олег отвел взгляд, — разве только в этом дело: спал, не спал?

— Значит, спал.

— Ничего не было… то есть было, но…

— Но… продолжай, продолжай, я тебя очень внимательно слушаю.

— Было на грани.

— На какой еще грани? Она тут про шрамы твои рассказывала.

— Подожди, послушай. Я ж тебе говорю: это было какое-то помутнение. Я — мужчина, она — женщина. Бывают ситуации, когда трудно… когда трудно…

— Устоять? Да?

— Да. Но я ведь устоял.

— Он устоял! Браво! Стойкий оловянный солдатик.

Олег встал, подошел к ее столику, сел рядом. Их колени соприкоснулись.

— Вера, девочка моя, согласен — я виноват, но прошу, пожалуйста, прости меня! Я же люблю тебя, только тебя, и никого не смогу больше полюбить. Как ты не поймешь?

Олег обнял Веру. Она прильнула к нему. Он хотел ее поцеловать, но она приложила указательный палец к его губам.

— Вера… — В его