Оптимистическая трагедия одиночества - Ольга Порошенко

В заключение необходимо заметить, что одиночество – это не индивидуальное явление, не особенность индивидуальной биографии, а объективный всеобщий факт живого бытия – независимо от того, осознается оно индивидом или нет. Личная проблема – это покинутость, неподтвержденность объективной достоверности собственного бытия. По факту рождения человеку предоставляется (даруется): во-первых, обособленное, автономное бытие, которое он обретает, когда рвется пуповина – последняя непосредственная связь с материнским телом. В этот самый миг человек обретает одиночество как величайшее явление, к которому стремится весь процесс эволюции (чем выше уровень сознания, тем глубже осознание одиночества); во-вторых – ощущение достоверности собственного бытия, складывающееся из чувства определенности границ своего тела, различимости своего голоса, утверждения собственного «Я» в пространстве социальных отношений и пр. «Выход человека из родового быта сопровождается чувством одиночества»[93]. «Я» одиноко и в этом остром и мучительном чувстве одиночества переживает свою личность, свою особенность, свою единственность, неповторимость, свое несходство ни с кем (другим субъектом), ни с чем (любым объектом) на свете.

Согласно экзистенциалистскому понятию существования, функции субъекта и объекта в бытии принципиально различны (объект «существует», а субъект «переживает»), поэтому человек не познает себя или окружающий мир, а переживает их. Это означает, что через момент переживания одиночества рождается личность. Субъект самосознания личности и есть переживание одиночества.

Выводы

1. Современная философия призывает к смещению от онтологии субъектности в сторону метафизики субъективности.

2. Новая метафизика позволяет начать разговор о развернутой теории субъективности, выходящей за пределы постмодернистской проблематики.

3. Отказ от субъект-объектной дихотомии позволяет «вывести» проблему одиночества на онтологический и метафизический уровни.

4. Для эффективной коммуникации в современном мире человек должен неизменно осознавать свое одиночество.

5. Осознание своего одиночества – высшая эволюционная форма развития личности.

6. Одиночество – объективный всеобщий факт живого бытия.

Глава IV

Одиночество в системе взаимодействия личности и общества

Социально – философские аспекты проблемы одиночества

теоретическое осмысление проблемы одиночества – одиночество как явление современной культуры – объективные и субъективные факторы возникновения одиночества – одиночество в системе взаимодействия личности и общества

Возрастание роли проблемы одиночества в современном мире носит исторический характер. Мировоззрение, преобладающее во второй половине XX века, содержит в себе трагическую напряженность ощущения хрупкости и нестабильности человеческого существования. Разрушение средневековой «великой связи Бытия», открытие того факта, что Земля не является центром Вселенной, движение от панфизических взглядов на реальность к неестественным и лишенным жизни атомистическим и механистическим позициям медленно и закономерно привело к росту, с одной стороны, негативных ощущений одиночества, а с другой – к уважению человеком места, которое он занимает в этой отделенности, к признанию уникальности положения в мире. Учитывая обе стороны, одиночество, есть состояние метафизического противоречия отдельных категорий реальности: бытия и не-бытия; ощущение завершенности, полноты значимости и ощущения незавершенности, пустоты, незначительности. Индивид ощущает себя бесконечно малым эпизодом внутри бесконечного пространства и времени.

В современной социальной реальности одиночество личности является следствием децентрализованности общественной жизни. Индивид как личность, вследствие социального отчуждения, находится в состоянии «между» интимно-значимой солидарностью с другими существами (предметами) и ощущением внутренней и внешней отделенности от них.

М. Бубер в работе «Я и ТЫ» (1957 г.) подчеркивает, что «в современном мире существуют два типа жизнепонимания – современный индивидуализм и современный коллективизм»[94]. В индивидуализме человеческую личность одновременно воспринимают как в качестве человека, изгнанного из природы, так и в качестве личности, изолированной от остальных среди бурлящего мира людей. Именно в роли изгнанника природы, человек является индивидом в этом особом личностно-изолированном смысле. И точно таким же образом человек воспринимает свое изолированное бытие как личностное, потому что только личность с другими несоединенными монадами может познать себя в предельном смысле в качестве индивида. В коллективизме личность пытается избежать своего рока одиночества, полностью включаясь в одну из массовых групповых организаций. Очевидно, нет причин для страха перед жизнью там, где нужно всего лишь привыкнуть к «всеобщей воле» и где собственная ответственность за ставшее слишком сложным существование «поглощается» коллективной ответственностью. Коллектив провозглашает свою готовность облегчить тотальное одиночество и обеспечить безопасность. Но существование человека в коллективе не равнозначно существованию человека в общении с другим человеком. В коллективе личность не освобождается от своего одиночества, оно как раз объединяет всех членов коллектива. Человеческое одиночество здесь не преодолевается, а только лишь заглушается. Ситуация состоит в том, что одиночество остается в принципе непреодолимым.

На основе теоретических выводов М. Бубера можно проанализировать нашу современную ситуацию. Парадоксальное положение человека в тоталитарном государстве – одновременно и в качестве «винтика в огромном механизме» и одиночки, остающимся чужим и другим, и себе – это наше прошлое, цепко держащее нас в своих «отеческих» объятиях. Но и в будущем, которое ныне представляется далеко не в розовых тонах, также будет проживать новый, пусть и модифицированный «человек-одиночка». Одиночество сейчас является животрепещущей проблемой любого социума – и крупного города, и маленького села (в особенности «вымирающих» деревень). Урбанистические ритмы густонаселенного города диссонируют с внутренним самочувствием человека, отторгают его от переплетающихся потоков городской жизни. Конечно же, социальное одиночество сильнее проявляется в городах, где социальные связи имеют сложный и разветвленный характер, при котором выпадение «отдельных звеньев» остается неизменным и быстро восполнимым. Одиночество в городе, в частности, бросается в глаза контрастом непрерывного городского движения и чувства внутренней выключенности человека (при вынужденном внешнем подражании общепринятым поведенческим стереотипам и нормам). Человек чувствует себя одиноким, автономным, общее движение может угнетать его своей хаотичностью и принципиальным отсутствием глубинной логики, либо своей «заведенностью», что вызывает мысль о трансцендентных и непостижимых внутренних механизмах, ускользающих от понимания. Общество неуклонно движется по пути превращения в толпу безымянных одиночек», – писал М. Маклюэн[95]. Современный одиночка предстанет как человек, утративший свою индивидуальность и обретающий успокоение, заняв место в толпе – родной стихии подобных «анонимов» – «одинокой толпе» Д. Рисмена[96]. С его точки зрения, индивиды, «ориентированные на других», обособлены от своего истинного «Я», своих чувств и своих ожиданий. Личность может приобрести синдром обеспокоенности и чрезмерную потребность в пристальном внимании к себе со стороны других людей, которая иногда удовлетворяется не полностью. Члены нашего «направленного во вне» общества образуют «одинокую толпу» (тема «фланера» в постмодернизме).

Эффективная деятельность в нашем мире все настойчивее требует отказа от того, что составляет ядро личности, хотя мы и знаем, что наша «способность эффективно действовать» связана с ощущением собственной личности и даже является ее показателем. В современном мире индивидуум выныривает из анонимности, которая присуща жизни в этом мире, чтобы быстро выполнить какую-то деловую или общественную роль, меняющуюся от случая к случаю. В том, что начинает обретать ценность личность, способная отказаться от самой себя, и состоит трагизм положения современного человека, превращающегося в «пластическую личность», в полое существо. Э. Фромм в «Бегстве от свободы» (1941 г.) рассматривает «авторитарный характер» как особенность «садомазохистской личности», тяготеющей к авторитарности. «Человек восхищается авторитарностью и склоняется к подчинению ей, но в то же время он сам хочет быть авторитарным и подчинять себе других»[97]. Одинокая и подавленная «авторитарная личность» мечется между сладкими грезами и взрывоподобной жестокостью, тем самым вытесняя из сознания грехи конформизма. По Фромму, именно «автоматический конформизм» представляет собой один из механизмов спасения от неосознаваемого страха одиночества, бессилия – «решения, которого большинства нормальных индивидуумов находят в современном обществе»[98]. Оно состоит в утрате самого себя, усвоении стереотипов, предлагаемых моделями культуры, и превращении в такого индивида, каким его ожидают увидеть другие. Фромм особо отмечает, что положение о том, что «нормальный» способ победить одиночество – это стать автоматом, противоречит «одной из самых распространенных идей о человеке в нашей культуре» – идее о свободе мышления и поступков большинства людей, основанной на искренней вере индивидуумов в субъективное происхождение их мыслей, чувств, желаний – опасной иллюзии, как считает Фромм, мешающей изменению исторических, социальных условий, ответственных за такое положение.