Десять покушений на Ленина. Отравленные пули - Николай Костин

Убийство эсерами В.Володарского было своего рода "генеральной репетицией". Теперь в Москве они торопливо готовили покушение на вождя революции. Эта акция требовала напряжения всех сил и средств Центрального боевого отряда при ЦК ПСР. Боевики тщательно изучали маршруты поездок председателя Совнаркома, систематически тренировались в стрельбе…

ИЗ КНИГИ Г.СЕМЕНОВА /ВАСИЛЬЕВА/ "ВОЕННАЯ И БОЕВАЯ РАВОТА ПАРТИИ СОЦИАЛИСТОВ-РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ ЗА 1917–1918 г.г."

"… В Москву стали стягиваться петроградские боевики… Я решил задержать их временно в Москве… Я считал, что они будут нужны при подготовке покушения на Ленина… Боевиков собралось человек пятнадцать. В Москве у нас были две конспиративные квартиры. Кроме того, мы снимали две дачи под Москвой /одну по Казанской, другую по Николаевской железной дороге".

… Из Питера в Москву приехали Федор Зубков и Елена Иванова, из Саратова — Константин Усов. Пополнился отряд и москвичами: Гвоздом, Зеленцовым, Новиковым, Корольковым и Киселевым.

На станции Удельная, в тридцати километрах от столицы, обосновался на конспиративной даче член ЦК ПСР А.Р.Гоц. С ним находился Б.Н. Рабинович.

Понимая, что боевому отряду предстоит осуществить на редкость трудную акцию, Семенов старался делать все, чтобы она завершилась удачно. Он долго искал конспиративную квартиру, наконец, выбрал дом принадлежавший владельцу фотоателье, дальнему родственнику одного из террористов. Дом стоял на Долгоруковской улице между Садовым кольцом и Селезневкой. Рядом — угрюмое здание Бутырской тюрьмы. Однако место подходящее; у фотографа постоянно толкучка, на посторонних не обратят внимания. Вокруг — приземистые деревянные домики, огражденные проломанными заборами. В случае необходимости можно легко скрыться.

Основная база группы размещалась в деревушке Хлыстово, прилепившейся к дачному поселку Томилино. Здесь тихо, удобно. Москва в двадцати пяти верстах от станции Томилино. До деревни — полчаса ходу. Кругом дачи — местные жители привыкли к чужим. Томилино — не глухая деревня, где приезжий возбуждает всеобщее любопытство.

Владелец дачи — мужик угрюмый, сильно пьющий, бессемейный. Ничем, кроме денег и выпивки, не интересовался. Перебрался в сарай, и там пил с утра до ночи.

Дачу снял Михаил Александрович Давыдов, тридцативосьмилетний филолог — учитель Московской гимназии, прапорщик царской армии, член партии социалистов-революционеров. Ему, человеку в глазах Советской власти лояльному /он читал лекции на курсах агитаторов и инструкторов при ВЦИК/, приказали разместить здесь группу террористов-подрывников из Центрального боевого отряда.

Группа невелика: Глебов, Штальберг, Жидков, Кочетков, Зобов, Гаврилов, Даненберг. Все старые члены партии, проверенные, надежные. К началу августа на чердаке оборудовали склад оружия. Здесь под сеном хранились ручные граниты английского производства, пять русских гранат, несколько запасных запалов, два сухих элемента и части для адской машины, десятизарядный маузер в кожаной кобуре. Через французскую миссию приобрели адскую машину, запалы, шнур, пироксилин. Все это зарыли в огороде, притрусив сверху вялой картофельной ботвой. Воспользоваться оружием и боеприпасами не довелось…

В Томилине Лидия Коноплева, блистая познаниями — не напрасно просидела в Питере в неотопленной Публичной библиотеке, — читала коллегам лекцию о яде кураре. Положив перед собой на листке бумаги темно-бурые зернышки, рассказывала:

— Кураре индейцы Южной Америки приготовляют из смеси соков растений. Смесь варится, выпаривается на солнце и только на солнце, ни в коем случае ни на очаге — и получатся кусочки. Индейцы используют кураре дли охоты на зверье и птиц, смазывают ядом стрелы. Если порошком посыпать ружейные и револьверные пули, предварительно сделав надрезы, яд окажет необходимое воздействие. Для человека смертельная доза — сотые доли грамма, пылинка… Смерть наступает мгновенно.

После Лидии Коноплёвой перед боевиками предстал Абрам Гоц. Начал издалека.

— И так мы начинаем… Выходим на передний край борьбы с большевиками. Пускаем в ход наше грозное оружие…

Коноплева поморщилась: к чему патетика? Сейчас она просто выглядит фальшивой. К кому Гоц адресуется?

Гоц обладал хорошей интуицией. Догадался о чём думала Коноплева. И продолжал:

— Прошу всех запомнить непременное условие: если боевика задержат с поличным, он не должен называться членом партии социалистов-революционеров. Ни в коем случае! Он обязан твердо и решительно заявить советским органам власти, что действовал на свой страх и риск. За Центральным комитетом остается неоспоримое право — признать акцию партийной сразу после покушения или через некоторое время.

Тщеславный, склонный к театральных жестам, Абрам Год предпринимал отчаянные усилия к организации покушения на Ленина в марте 1918 года. И все же оно тогда не состоялось.

"Другое дело теперь, в августе, — думала Коноплева. — Руководит террористами не какой-нибудь слабонервный Рихтер, а испытанный боевик, член военной комиссии ЦК ПСР Григорий Семенов. Подготовительную работу ведет напористо, уверенно, с размахом… Ленин уже побывал на прицеле".

… Рабочий, эсер Константин Усов пришел в Алексеевский народный дом убить Ленина. Митинг еще не начинался, но рабочих собралось полторы-две тысячи. Разгорелся жаркий спор об Учредительном собрании, в который встрял Усов. Инструкция запрещала боевику — исполнителю вступать в политические разговоры. Не стерпел. Заступился за Учредилку. Никто его не поддержал. Все рабочие, с которыми он спорил, были за Советы.

И вдруг над головами зашумело:

— Ленин приехал! Владимир Ильич!.. Товарищу Ленину — пролетарское ура!..

Радость и воодушевление охватили всех рабочих. Что пережил, что передумал Усов? Он был ошеломлен. Ленин — кумир всех рабочих! Вырвать бога у миллионов масс, он, безусловно, не решился. Стрелять в Ленина не стал. Он слушал его речь, не проронив ни слова. Ленин говорил об Учредительном собрании и Советах. И говорил так, что впервые в понимании Усова Учредительное собрание поблекло. Оно отказалось утвердить декреты Советской власти о земле и мире. А ведь эти декреты одобрила вся трудовая Россия. Он ушел с митинга. Вернулся на явочную квартиру, бросил револьвер:

— Не мог. Рука не поднялась… Я, рабочий среди тысяч рабочих — и вдруг убить Ленина? Не мог…

Коноплева метнула враждебный взгляд на Константина Усова. Убийцей Ленина, по замыслу ЦК, обязательно должен быть рабочий. Это произвело бы во всем мире фурор и дало бы эсерам повод для открытого выступления против Советской власти.

ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА

УСОВ: В пятницу — это стало быть, за неделю до ранения Ленина — мы отправились для исполнения террористического акта.

В буфете, в ожидании митинга, сидя за чаем, я со многими рабочими познакомился и вступил в споры по политическим вопросам. Нам это было категорически запрещено, но я нарушил запрет. Тема, обсуждавшаяся рабочими, была самой жгучей темой для меня: о власти и полномочиях Учредительного собрания, о власти и полномочиях Советов. Мне хотелось разобраться — где правда? На стороне Учредительного собрания? Прослушав речь Ленина, я понял — на стороне Советов. За них стояли все рабочие.

Мне стало понятно, почему с такой легкостью было разогнано Учредительное собрание. В нем за эсеров голосовали такие элементы, которые не носили в себе духа революции и которые не могли творить революции. Учредительное собрание было отвергнуто народов и уступило свое место Советам…

Усов не выстрелил в Ленина. Не оправдал эсеровских надежд. Рабочая рука Константина Усова не поднялась. Пальцы отказались нажать на спусковой крючок револьвера…

Коноплева яростно обрушилась на Усова. Она подозревала его в большевизме, в малодушии, в предательстве. И ошибалась. Сын рабочего Константин Усов просто не верил, что убив Ленина, совершит "святое" дело во имя революции.

— Поймите, — отвечал Усов боевикам, — убить царского генерал-губернатора или министра — это одно. Совсем другое — идти с отравленными пулями против Ленина. Здесь тебя ждет не благодарность, а проклятие всего мира.

Не отрицаю — дрогнул. Дрогнул перед собственной рабочей совестью.

— Ты просто испугался, Костя, — вспыхнула Коноплева, — выветрился из тебя эсеровский боевой дух на большевистском митинге.

— Не перебивай, — зло огрызнулся Усов. — Нутром чую, что убийство Ленина — дело не святое… Раньше царских тиранов и деспотов убивали. А Ленин — разив он тиран? Он тоже социалист, как и мы, только по-иному Россию перекраивает. В интересах рабочего класса и трудового крестьянства.

Кроме Коноплевой, Каплан и Новикова никто из боевиков не осудил Усова за отказ стрелять в Ленина. Все молчали. Мрачные. Насупившиеся. Подавленные.