Кельтская волчица - Виктория Дьякова

— Немедленно замолчи, негодница, — Мария Филипповна притопнула на дочь ногой, а после выйдя из ее комнаты, сердито прихлопнула дверью.

Услышав, как мать спустилась по лестнице и прошла на поварню, Софья подождала некоторое время, а потом взяв в руки туфли, черным ходом, предназначенным для прислуги, поспешила в сад. Бегом домчавшись до своей яблони, она взобралась на нее и уселась на потайном местечке.

Едва отдышавшись, Софья раздвинула зацветающие ветки своего убежища и увидела Василия. Он стоял на указанном ему месте, под деревом. Тихо рассмеявшись, Софья отломила прутик и бросила в него. Князь встряхнул головой, огляделся. Но поднять головы не догадался. Тогда Софья бросила в него второй прутик, угодив прямо в нос. Теперь уж он вскинул голову, и увидел княжну, смеющуюся над ним со своего насеста. Мгновение спустя он уже оказался рядом с ней и обняв Софью за талию, прижал ее к дереву. Ветка зловеще треснула.

— Слезьте сейчас же, Василий Романович, — испуганно проговорила Софья. — Двоих ветка не выдержит.

— Выдержит, если Вы будете сидеть спокойно, — заверил он.

Софья смутилась. Она понимала, что одно неосторожное движение, и они оба оказались бы на земле, но сидеть не шевелясь, означало, что она должна и дальше находиться в его объятиях, чувствуя его лицо рядом со своим. Софья уже пожалела, что попросила князя прийти в сад.

— В таком положении невозможно разговаривать, — запротестовала она.

— Отчего же, — усомнился он, — я напротив, нахожу его довольно приятным, — при этих словах он осторожно вытянул ногу вдоль ветки, чтобы устроиться поудобнее, и еще крепче обнял Софью.

— Итак, что же Вы желали мне сказать, Софья Ивановна? — его вопрос удивил княжну. Он выражался, словно это она просила его о встрече.

— Меня грозят отправить в монастырь, — пожаловалась она, — и Вам больше не стоит сюда приезжать. Матушка решительно определила, что не позволит мне видеться с Вами. К тому же Ваша репутация, — она запнулась, — она… весьма скверная.

— Как так? — искренне изумился он, — Отчего же?

— Матушка сказала мне, что Вы не вылезаете из долгов.

— Что ж, в Петербурге многие живут в долг, — пожал он плечами, — что ж с того?

— Вы — тяжелое испытание для Вашей родни, — Софья старательно повторяла слова матери.

— Напротив, моя родня — на редкость тяжелое испытание для меня, — усмехнулся Василий в усы, — потому я стараюсь почаще пропадать на войне и пореже встречаться с ними. Что же еще Вам поведала обо мне матушка?

— Что у Вас нет чувства такта, а также о Вашей доблести на поле боя ей ничего не известно.

— Это меня не удивляет, — князь снова пренебрежительно дернул плечом. — Зрелых матушек молоденьких девиц обычно гораздо больше интересует моя доблесть совсем на ином поприще. Хотя, надеюсь, и в альковных делах, я дорогую Марию Филипповну не разочаровал — она достаточно обо мне наслушалась. Что же касается такта… Мне его заменяет большой жизненный опыт, — он выпустил из руки ветку и смахнул что-то с воротничка платья княгини.

— У вас на груди гусеница, — пояснил он.

Софья отпрянула, обескураженная резким переходом от романтики к самой прозаической реальности.

— Я так полагаю, — проговорила она сдавленным голосом, — что моя матушка права. Наше дальнейшее знакомство не принесет ничего хорошего. Лучше, если мы положим ему конец прямо сейчас.

В неудобном положении на яблоневой ветке держаться с достоинством было затруднительно, но все же княжна сделала попытку выпрямиться. Однако князь и ухом не повел на ее высказывания.

— Вы не спуститесь, если я этого не захочу, — ответил он. И действительно он вытянул через ветку ноги и тем перекрыл Софье путь.

— Самое время, Софья Ивановна, дать Вам урок испанского языка, — прошептал он ей на ухо.

— Я не имею ни малейшего желания, — ответила холодно княжна. Тогда он рассмеялся и обхватив лицо Софьи руками, порывисто поцеловал ее. Новое и необыкновенно приятное ощущение на мгновение лишило княгиню дара речи и способности действовать. Она отвернулась, чтобы скрыть волнение и принялась играть с цветущими ветками.

— Теперь можете уходить, если желаете, — проговорил он с наигранным равнодушием. Уходить же Софье вовсе не хотелось, но она была слишком горда, чтобы признаться в этом. Тогда он спрыгнул на землю и помог ей спуститься.

— Нелегко быть храбрым на яблоне, — язвительно заметил он, — передайте об этом Марье Филипповне.

— Я ничего не скажу матери, — ответила Софья, переживая спою внезапную отставку. С мгновение князь молча смотрел на девушку, потом сказал: — Если Вы велите своему садовнику срезать верхнюю ветку, то в следующий раз у нас все получится намного лучше.

— Не знаю, хочу ли я следующего раза, — Софья пренебрежительно подняла плечико.

— Конечно, хотите, — уверенно заявил он, — И я тоже хочу. К тому же после ранения по совету доктора мне необходимы длительные прогулки на свежем воздухе.

Он направился к ограде, где оставил коня. Софья же придерживая край бархатного платья, шла вслед за ним по высокой траве. Он ухватился за узду, прыгнул в седло.

— От Ухтомы до Андожи почти десять верст, — сказал он. — Если я буду проезжать их дважды в неделю, то вскоре весьма поправлю свое здоровье, и полковой медикус будет мной доволен. Во вторник я приеду снова. Не забудьте дать указания садовнику.

С этими словами он взмахнул перчаткой и пришпорил коня. Провожая его взглядом, Софья решила про себя, что он такой же отвратительный как и его сестра Евдокия, и она никогда больше не желает видеться с ним. Однако вопреки всем своим решениям во вторник она поджидала князя под яблоней.

Конечно же, он приехал. И начались ухаживания, насколько необычные, настолько же и приятные, о которых любая юная особа и сто лет назад и нынче могла бы только мечтать. Сквозь прошедшие с той поры годы матушка Сергия вспоминала о них как о каком-то нереальном, плохо запомнившемся сне.

Один или два раза в неделю князь Василий Ухтомский приезжал в Андожу. Вместе с Софьей они забирались на яблоню, — мешавшую ветку, конечно же, срезали, — и он давал юной княжне уроки любви, а она слушалась его во всем. Тогда ей казалось, что чудесные вечера с жужжанием пчел над головой и пением соловьев будут длиться для них бесконечно.

И несмотря на последующую трагедию, князь оставался в памяти своей возлюбленной молодым человеком с огненно-рыжей шевелюрой и бунтарским нравом, созерцающим с борта корабля штормовые волны Балтийского моря, так не похожего на уютные, тихие бухточки Андожского озера.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});