Семя скошенных трав (СИ) - Далин Макс Андреевич

— А я и не буду объяснять, — сказал я. — Я буду спрашивать.

Воропаев вскинулся:

— Вот только посмей! Только посмей вякнуть о каких-нибудь там беременных девчонках и домашних любимцах перед журналистами! Я тебе ответственно заявляю: военные не спустят. Спровоцируешь — хана твоему гадюшнику, так и знай!

— А, вот как, — сказал я задумчиво, свернул ВИДпроектор и принялся крутить его в руках. — Об этом шантаже я, наверное, тоже должен молчать? Как бы теперь ещё уговорить молчать моих мальчиков, которые наш разговор пишут… на орбите… Они же озорники такие, ты знаешь: никогда старших не слушают…

— Сволочь ты, Майоров, — уже без всяких театральных номеров сказал Воропаев. — Гад. Ну чего ты хочешь? На моё место метишь? Подсиживаешь меня? Скандал тебе нужен, да? Истерика в Мировом Совете? Чтобы все стервятники из соцсетей слетелись, да? И прониклись горестями твоих тюленей? Ну-ну, встретимся завтра, на Совете. Я больше ничего не скажу, делай, что хочешь. Хочешь подразнить военных — давай. Скандала хочешь — рискни. Только не думай, что всё это выйдет просто и гладко. И сюсюкаться с твоими тюленями Земля не будет, хоть ты тресни, — отучили её, люди поумней тебя. Клоун.

— Страшно тебе, Самуил? — спросил я. — И кого больше боишься: военных, коллег, господа бога? Или мёртвые дети являются?

— Пошёл вон, — тихо сказал Воропаев. — Карьерист поганый. Ничего святого. Ублюдок.

Я очень любезно попрощался и ушёл. По дороге закинул под язык капсулку сердечного стимулятора, а в нашем отеле, охраняемом, как Бастилия, попросил Аню сделать мне инъекцию кардиопротектора. Потому что чего мне ужасно не хотелось, так это инфаркта прямо перед Советом. Этот мой инфаркт очень и очень многим развязал бы руки и языки.

* * *

Разумеется, глав государств на Совете не было. Не по чину нам. Были полномочные представители. Очень наглядно нам показали: Шеда как мира, как оппонента, как политической единицы — больше нет. И нечего было их сюда переть: они, мол, всё равно уже никакой роли не играют.

А мы, КомКон, считаем, что играют. А мы считаем, что Шед существует — как этнос и как политическая единица. Конечно, земляне отродясь не принимали никаких аргументов, кроме физической силы, а у нас только разум и добрая воля… Но на Земле свет клином не сошёлся — Вселенная большая.

А у Шеда есть Старшие Братья, правительство. И Бэрей с Гэмли — его представители. И они не виноваты, что с ними поступили и поступают подло.

Я часто слышал в последнее время, что наша победа в этой поганой войне — это своего рода продолжение эволюции в космосе. Борьба за существование. Побеждает, мол, сильнейший — а так кулаками махать, как Земля, мало кто может в обозримом пространстве. Поэтому мы, видите ли, наиболее приспособленный вид, а остальным положено уважать и бояться.

На примере Шеда вооружённые силы Земли продемонстрировали всем окружающим разумным существам, кроме прочего, чего именно следует бояться. «Нас не трогай — и мы не тронем», — это пели мы, и не раз… и, если не задумываться, очень это здорово звучит. И фальши наши новые инопланетные знакомые с непривычки не замечают.

Только я лично думаю, что приведёт это к совершенно обратному эффекту. Потому что даже в дикой природе, среди всего этого буйства стихийных сил, кроме кулаков и прочих атомных ракет, должно быть у существа для выживания и ещё что-то… Впрочем, это уже не для Мирового Совета философия. И даже не для Галактического Союза, к нашим взглядам непривычного, судящего слишком прямолинейно — оттого, предположу, и отдавшего Шед. Поверили нам. А наши сограждане уже больше двухсот лет твердят: из космоса может прийти только зло. Хочешь мира — готовься к войне. Инопланетное вторжение — любимая страшилка, наши её с молоком впитали. И утвердились в этой мысли. Как тут кого-то разубедишь — после войны-то…

Себя мы, приматы, всем показали. Остаётся взглянуть, что покажут нам.

Посадили моих тюленят и меня заодно буквально в клетку. За бронестекло. Потому что с нами, всё-таки, шедми, кто их, шедми, знает, может, мы террористы и собираемся мстить. Это бы все поняли, положа руку на сердце.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Зато соотечественники в упор не понимают: у нас — дети! Пять тысяч душ, зависят от тех самых разума и доброй воли. И если ради их жизней нам надо вести себя лояльно и мило — мы будем. И даже не употребим в речах те слова, которых уважаемые приматы заслуживают.

Нас закрыли в стеклянной капсуле с микрофонами и видеокамерами, пристроенной за якобы круглый стол — за каковым столом все остальные сидели, разумеется, без всяких загородок. И рассматривали они нас, болезных, с улыбками. И видели, очевидно, ужасного монстра-воина и роковую инопланетную красотку, а не талантливого юного этнографа и нашу лучшую акушерку.

У среднего примата взгляд всегда преломляется сквозь предрассудки, как сквозь очки. И чтобы им сразу эти очки разбить, я взял слово.

— Исключительно, — сказал я, — благодарен вам, господа высокое собрание, от себя лично и от лица Шеда, который тут представляю. Ценю замечательные условия, которые вы нам создали, чтобы представители Шеда не почувствовали себя униженными, не дай бог. Мы все прониклись. И эти ребята с уничтоженной вами планеты, представители почти полностью истреблённого народа, мальчик и девочка мирных профессий, вполне могут ощутить себя не военнопленными, безоружными и беспомощными, а героями ВИДбоевика какого-нибудь, огнедышащими и с кислотой вместо крови. Такие страшные, что вы, достопочтеннейшее собрание, боитесь сидеть рядом без загородок?

Стёр улыбочки с лиц. И сам улыбнулся:

— Ещё раз вас всех благодарю — и напоминаю повестку дня. Имеется космическая станция, на борту которой в состоянии анабиоза находится пять тысяч детей с Шеда. Фактически, единственный ресурс, который может восстановить и этнос, и культуру. И мне представляется, премногоуважаемые господа, что самая нежная отеческая забота об этих детях — единственное, что сможет наше чудовищное преступление перед Шедом хоть на миллионную долю искупить.

Наш представитель, из Федерации, тут же полез в амбицию:

— А почему это вы называете нашу победу преступлением, господин Майоров?!

— А потому, — ответил я с нежной улыбкой, — дорогой мой Михаил Петрович, что вы бы и сами так назвали подобное положение дел, если бы это шедми поступились своими дурацкими принципами и нанесли удар не по нашим колониальным структурам, а по Земле. И вы бы сидели сейчас на месте этих ребят.

Побагровел Михаил Петрович, глотнул воздуха, но, что ответить, не нашёл.

— Спасибо, — сказал я, — за интересное замечание. А теперь позвольте, будьте добры, нам высказать свои пожелания.

И уже никто не чирикнул. Слушали, как первоклассники. Ну и славно.

— Так вот, — сказал я. — Я бы хотел получить в распоряжение шедийского отделения КомКона как минимум три созданные шедми исследовательские станции на Океане-2. Лучше — больше, но три — это уж самое необходимое, сиротский кусок. В любом состоянии примем: шедми, наши люди и волонтёры с Земли быстро приведут их в надлежащий порядок. Пока этого хватит; потом будем обсуждать дальше. Дело в том, что Океан-2 практически идеален для проживания шедми. Вот и пусть они там живут, если у них больше дома нет — тем более что они уже давно начали его активно осваивать. О детях мы с шедми позаботимся сами. От вас требуется только санкция на официальную передачу этих баз — ну и кое-какая гуманитарная помощь, пока мы не обзаведёмся собственным хозяйством.

Китайский представитель улыбнулся и тут же ответил:

— Мы не возражаем. Мы считаем, что это будет наилучшим выходом, пожалуйста.

Оно и понятно. Китай на Океан-2 никогда не претендовал. Им отломилось от Океана-3. Поэтому — не их дело, пусть мы сами разбираемся.

— Чрезвычайно вам признателен, господин Ван, — говорю.

И это симпатичное выступление китайца почему-то взбесило нашего и вызвало у штатника то ли брезгливую, то ли презрительную гримасу. Я в очередной раз не понял — и решил выяснять, сколько сумею.