Последний козырь - Николай Владимирович Томан

за совет, Женя. Я постараюсь не быть больше такой доверчивой.

А Евгению очень обидно: "Почему она так со мной? Разве я виноват в чем-нибудь?.." И тут же досадует на себя: "Но и я хорош! Может быть, у нее действительно большое горе, а я даже утешить не попытался. Зато упрекнул в доверчивости и благоразумный совет подал… Она тысячу раз права будет, если не захочет после всего этого продолжать со мной знакомство!.."

Домой Евгений идет пешком, надеясь дорогой успокоиться, но чем подробнее вспоминает прошедшее, тем больше негодует на себя…

Лишь в двенадцатом часу вставляет он ключ в замок своей квартиры.

"Только бы не встретить никого", — тревожно думает он, стараясь не скрипнуть дверью.

Отец, однако, будто специально поджидает его в коридоре. Он держит на поводке Майка — добродушнейшего жесткошерстного фокстерьера. Пес тотчас же радостно бросается на Евгения, облизывает ему руки и, высоко подпрыгивая, норовит лизнуть в лицо.

— Что это видик у вас такой мрачный, мистер Холмс? — спрашивает отец, критически осматривая сына с ног до головы.

У Ивана Сергеевича тоже, видимо, неважное настроение. У него всегда неважное настроение, когда Анна Емельяновна посылает его прогуляться с Майком.

— Ну зачем ты приобрела это четвероногое? — ворчит он на Анну Емельяновну. — Это же какая-то пародия на собаку.

— Ты ничего не понимаешь, Ваня, — возмущается Анна Емельяновна. — Когда он подрастет, будет отличным сторожем.

— Ничего себе сторож, — мрачно усмехается Иван Сергеевич. — Он же руки ворам будет лизать, когда они придут нас грабить. И потом, зачем нам сторож, когда у нас дома свой милиционер?

Это уже по адресу Евгения. Обычно он хладнокровно пропускал все это мимо ушей, прогуливаться же с Майком категорически отказывался, несмотря на все уверения отца, что вечерние прогулки очень полезны для здоровья.

И вдруг теперь он сам протягивает руку к поводку собаки.

— Давай, папа, я погуляю с Майком.

— Что это с тобой такое? — удивляется отец. — Уж не заболел ли? Похоже, что сегодня тебе совсем худо.

Да, сегодня ему действительно очень худо…

Как только заканчивается инвентаризация промтоварных палаток, капитан Островский является к Волкову.

— Ничего не удалось обнаружить, Василий Андреевич, — докладывает он. — По-видимому, в "Детской игрушке" работают честные люди. У меня ведь есть теперь данные и по большим магазинам, в которые поступает их продукция. Там тоже все в строгом соответствий с документацией.

— Их товар не обнаружен и в других магазинах и палатках, торгующих игрушками? — спрашивает Волков.

— Пока не попадался.

— А я думаю, что "левых" зайчиков и искать нечего, — убежденно замечает присутствующий при этом разговоре майор Миронов. — Почему? Да хотя бы по той причине, что масштаб в этой артели не таков, чтобы совершать "левые" операции на миллионы. А те, кого мы ищем, по всей видимости, такие же "подпольные миллионеры", как и покойный их сообщник Мерцалов.

— Ну, положим, все это очень еще спорно, — задумчиво произносит Волков, поглаживая лысину. — Что, однако, ты предлагаешь? Переключиться на Березовскую фабрику ширпотреба?

— Да, и не только потому, что других предприятий, производящих резиновые изделия, там больше нет. Есть и нечто более существенное. Они наряду с прочими товарами производят ведь и так называемую резинку для продержки. А на ней, как известно, нет никаких фабричных знаков, она как бы обезличена. Такую же резинку выпускают и другие фабрики. А между тем товар этот очень ходкий. Мы уже пару раз обнаруживали его в нескольких палатках, которым Березовская фабрика ширпотреба официально ничего не поставляет.

— Ну, хорошо, а как же мы теперь установим, что резина эта "левая" и что изготовлена она именно на Березовской фабрике? — спрашивает Волков.

— С помощью современной науки, — хитро улыбается Миронов. — Заставим поработать на нас грозную атомную энергию.

— Меченые атомы? — догадывается Островский.

— Вот именно, — довольно кивает головой Миронов. — Я, по-честному говоря, с гораздо большим удовольствием использовал бы против преступного мира атомную энергию в виде термоядерной бомбы. Но поскольку сделать это невозможно, обойдемся и без взрыва — с помощью радиоактивных изотопов. Когда врачам нужно узнать, как распределяется лекарство в организме человека, они добавляют в них какую-то безвредную для организма долю радиоактивных составных частей. Вот и мы попробуем добавить в резиновое сырье, идущее на изготовление продукции березовских предприятий, какой-нибудь радиоактивный элемент. Он и поможет нам проследить, по каким каналам расходится продукция в торговой сети. Как ты на это смотришь, Василий Андреевич?

— Положительно смотрю, — усмехается Волков. — А ты советовался со специалистами?

— Советовался. Они предлагают добавить в резиновое сырье немного радиоактивного углерода или серы.

— А не опасна будет эта радиоактивность?

— Нисколько. Доза радиоактивной примеси будет ведь ничтожна. Зато она своими атомами незримо пометит все изделия, в состав которых войдет, и тогда уже мы всюду обнаружим их с необычайной точностью.

— А есть для такой операции надежные люди на резиновом заводе?

— Есть. Крючков, например.

— Это какой Крючков — химик?

— Ну да, химик. Ты же знаешь его. Мы приглашали его в прошлом году для экспертизы резиновых изделий.

— Ну, тогда решено! — энергично заключает Волков, звонко хлопая ладонью по столу. — Сегодня же доложу об этом начальству, и, как только получу разрешение, начнем осуществлять твою идею. А пока пришли-ка ты мне Алехина.

Алехин явился тотчас же.

— Я вот о чем хочу с тобой посоветоваться, Евгений, — говорит ему Волков. — Ты рассказывал, что в Березовской у тебя кроме девушки еще и приятель есть. И даже будто бы работает он там на фабрике ширпотреба.

— Да, это мой школьный товарищ Толя Тихонов. Он там бухгалтером.

— А он что за парень?

— Отличный парень! — с энтузиазмом восклицает Алехин. — Комсомолец и вообще очень принципиальный. Провалился на экзаменах в институт, и, чтобы не сидеть у отца на шее, кончил какие-то курсы, и вот работает бухгалтером.

— А где он живет?

— В Березовской у деда. С отцом он поссорился и ушел от него. Не мог простить ему родитель, что сын "не вышел в инженеры"… А Толя, между прочим, теперь в заочном институте учится.

Слушая Алехина, Василий Андреевич неторопливо прохаживается по кабинету. Потом останавливается и говорит доверительным тоном:

— Понимаешь, какое дело: Миронов тут придумал один любопытный эксперимент. На высшем, так сказать, научно-техническом уровне. Я бы даже сказал, на уровне современной атомной физики. Вот ведь какова наша теперешняя криминалистика! И это очень хорошо. Но ведь мы имеем дело с людьми, и мне, понимаешь ли, хотелось бы опереться не только на могущественную атомную энергию, но и на живых людей. Продублировать эксперимент Миронова на человеческом, так сказать, уровне. Понимаешь ты меня, Евгений?

— Конечно, Василий