Пленница сновидений - Анджела Дрейк

Поппи видела ее колебания и выходила из себя. Она терпеть не могла глупость в любой форме. Честно говоря, она уже давно подумывала уволить Габи и нанять кого-нибудь потолковее. Кого-нибудь наделенного большей сообразительностью и вкусом.

— Оставь, Габи, я сама займусь ими, — недовольно сказала она. — Лучше позвони в аэропорт и закажи мне билет до Лондона на воскресное утро.

— А обратный билет заказывать? — спросила Габи, довольная тем, что можно слезть со стремянки и поставить картины на пол.

— Ну, не думаю, что я останусь в Англии насовсем… хотя это было бы неплохо, — с тайной усмешкой добавила Поппи.

Окончательно уничтоженная, Габи поплелась прочь.

Поппи слышала, как девушка вежливо разговаривает со служащим аэропорта, и укреплялась в решимости уволить ее. Но только после свадьбы. Есть слишком много рутинной работы, на которую у нее, Поппи, просто нет времени. Пусть ее делает Габи, раз уж она здесь. Помощница она никудышная, но в качестве девочки на побегушках сойдет.

Поппи слегка удивилась и обрадовалась тому, что все-таки решила слетать в Лондон. Пару раз она говорила об этом с Лайамом.

— Им будет приятно увидеть меня, так сказать, в первобытном состоянии еще до того, как мы с тобой поженимся, ты не находишь, милый? Должно быть, им сейчас слегка не по себе. А после свадьбы они останутся совсем одни, бедняжки.

— Радость моя, ты абсолютно права, — сказал Лайам, решивший, что Поппи хочет соблюсти старомодные европейские правила хорошего тона, относящиеся к такой деликатной вещи, как развод.

— Ты ведь не станешь возражать, правда, милый? У тебя нет никакого повода для ревности!

Лайам капризно улыбнулся и заявил, что станет безумно ревновать; конечно, это ему и в голову не приходило. Как всякий человек, разбогатевший без посторонней помощи, Лайам не испытывал никакой зависти к этому моралисту Франсуа Рожье с его высокими принципами и низким доходом.

Бедная Леонора и бедный Франсуа, говорила себе Поппи. Они будут такими одинокими. У нее вошло в привычку повторять эту фразу, ибо лукавый и жестокий внутренний голос нашептывал ей на ухо, что бывшая семья вовсе не собирается тосковать по ней. Наоборот, они хотят передоверить свои чувства некоей Зое Пич. Особе, о которой она, Поппи, не знает ничего, если не считать совершенно не характерного для Франсуа пылкого описания ее достоинств.

После того вечера, когда Поппи разговаривала с Франсуа и пыталась побольше узнать о его новом увлечении (что было вполне естественно и объяснялось заботой об интересах ребенка), ей стал регулярно, являться, образ этой таинственной узурпаторши.

Габи вернулась и сказала:

— Я, заказала билет. Рейс в восемь тридцать. Первый класс.

— Отлично. Какой аэропорт? Джона Фицджеральда Кеннеди?

— Ла-Гардия.

— Ох, Габи, как я ненавижу Ла-Гардию! Такая даль! Неужели не было рейса из Джей-Эф-Кей?

Поеживаясь под недовольным взглядом Поппи, Габи объяснила:

— На то время, которое вам нужно, не было. И первого класса тоже. Я заказала вам билет на вертолет до Ла-Гардии. Он долетит туда за пять минут.

— Ну ладно, — проворчала Поппи. — Хотя если бы ты была понастойчивее, что-нибудь наверняка нашлось бы. С этими служащими не следует церемониться!

Габи закусила губу. Что ни сделаешь, все не так. И еще нотации читают, как маленькой. Хватит с нее унижений, не будет она больше работать в галерее Кинг! Поппи всегда была упрямой и привередливой. А сейчас, перед свадьбой, совсем озверела. Придирается к каждому пустяку…

Иногда Габи сомневалась, что Поппи так уж мечтает выйти за Лайама. Может, Лайам Кинг очень влиятельный, страшно богатый и сексуальный, хоть и лысый. Подумаешь, Джек Николсон тоже лысый. Но Габи была очарована стоявшей на хозяйкином факсе фотографией маленькой дочки и бывшего мужа Поппи.

По мнению Габи, Франсуа Рожье был сногсшибательно красив; скулы как лезвия мечей, задумчивые темные глаза и чудесные длинные губы, суровые и в то же время удивительно нежные. А девочка настоящая куколка — хорошенькая, умненькая и ужасно славная.

Габи много раз задумчиво смотрела на эту семейную фотографию, мечтая о любви и взаимном доверии. Сама она еще не нашла себе подходящего человека. Одни случайные любовники. И что хорошего в этой хваленой сексуальной свободе?

А сейчас, глядя на беспокойное выражение лица Поппи, разговаривавшей по телефону с Лайамом и одновременно подписывавшей заранее составленные Габи письма, девушка думала о том, что ее хозяйке не следовало уезжать из Лондона. Жила бы в своей Англии и наслаждалась старомодным семейным счастьем…

Поппи сидела в вертолете и любовалась панорамой Манхэттена — бесчисленными небоскребами, сверкающими стеклом и сталью в лучах рассвета, и рекой, петляющей у их подножия. Просто дух захватывало.

Вертолет то и дело проваливался в воздушные ямы, и панорама плавно покачивалась. Один из пассажиров не выдержал этого зрелища, схватился за живот и зажмурился. Поппи только улыбнулась и выгнула шею, чтобы лучше видеть. Она никогда не боялась летать, обожала острые ощущения, скорость и риск. Похоже, у рейсов из Ла-Гардии были свои преимущества.

Однако протискиваясь сквозь толпу, она быстро изменила свое мнение. Аэропорт больше напоминал автобусную остановку в часы пик. В Джей-Эф-Кей и Хитроу умели избавлять пассажиров первого класса от всяких хлопот. Здесь же творился настоящий хаос.

Поппи с досадой смотрела по сторонам. Шум, неразбериха, анархия, люди, снующие туда и сюда. Бестолковщина.

Какая-то женщина задела ее ногу острым краем чемодана, и дорогие колготки тут же поехали от лодыжки до бедра. Поппи чертыхнулась. Зачем ей понадобилось это дурацкое путешествие? Лететь через Атлантику ради того, чтобы провести несколько часов с бывшим мужем? Вот дура!

Внезапно Поппи осенило, что истинной причиной ее сумасбродного желания лететь в Англию было вовсе не желание увидеться с ее «маленькой семьей», а просто потребность побыть с Франсуа. Ее первым любовником. Первым мужчиной, к которому она испытала настоящее чувство.

Перед ее умственным взором предстал честолюбивый молодой фоторепортер бульварной парижской газетки, которого она полюбила, едва выйдя из отроческого возраста. Высокий, узкобедрый, смуглый, слегка небрежный, облаченный в поношенную черную кожаную куртку и, тем не менее, ужасно элегантный.

Он поразительно отличался от тех веселых и шумных молодых людей, которых знала Поппи. В Франсуа были сила, вес и целеустремленность. Его сдержанность очаровывала и подчиняла: за ней скрывалось нечто загадочное и непостижимое. Скорее всего, Поппи привлекло то самое фанатичное стремление Франсуа к совершенству, которое впоследствии начало ее раздражать, а потом не раз доводило до белого каления.