Сердце огненного острова - Николь Фосселер

– Ох, что такое? – пробормотала она.

Вместо ожидаемых хрупких цветов с нежными прожилками, нежно-красных, голубых, желтых и белых, к бумаге прилипли бурые ошметки, даже формой не похожие на цветы. Их окружали сероватые пятна плесени.

– Они некрасивые, – протянул Йерун.

Якобина вздохнула и схватила ручку Иды, протянувшуюся к сгнившим цветам.

– Да, некрасивые. – Она попыталась улыбнуться. – Что-то я сделала неправильно.

Йерун посмотрел на нее и прижался щекой к ее руке.

– Не огорчайся, нони Бина, – тихо сказал он. – Мы попробуем еще раз.

– Еще ра-аз, – пискнула Ида и запрыгала на коленях у Якобины.

– Да, – согласилась Якобина. – Пожалуй, попробуем.

К ее облегчению, Мелати позвала детей купаться. Йерун тут же умчался. Якобина сняла с коленей Иду, и она побежала вдогонку за братом.

Ян Моленаар молча стоял рядом, сунув руки в карманы.

– Мне очень жаль, – тихо сказал он.

– Да, мне тоже, – сдавленным голосом ответила Якобина. Она с облегчением вздохнула, увидев краешком глаза, что он уходит, хотя ей хотелось, чтобы он остался. От разочарования у нее сжалось все внутри, а на глаза навернулись слезы. Как глупо – она не сообразила, что тут жаркий и влажный воздух, в котором цветы немедленно начнут гнить. Она медленно захлопнула папку, скрестила на груди руки и уставилась на деревья. Ее брови сошлись на переносице, когда она обнаружила между деревьями маленькую фигурку. Это был туземный мальчишка с кожей орехового цвета, на его худеньких бедрах была повязана пестрая ткань. Опершись рукой о ствол дерева, он привстал на цыпочках и глядел на дом.

Якобина встала, чтобы лучше его разглядеть – мальчишка мгновенно повернулся и исчез среди деревьев. Еще пару мгновений она смотрела на место, где он стоял, а потом стала собирать кораблики, чтобы отнести их в дом. Позади нее послышались шаги, и она обернулась. Держа руку за спиной, к ней подошел Ян Моленаар.

– Единственная вечная вещь в этом мире – бренность всего земного, – тихо проговорил он. – Особенно тут, в тропиках. – С этими словами он протянул Якобине цветок. Овальные, словно восковые лепестки были кремово-белыми по краям и желтыми в середине. Такие цветы были на многих деревьях в саду. Якобина хотела засушить и их – из-за умопомрачительного, сладкого аромата, лившегося вечерами в ее окно.

– Живые цветы все-таки красивее всего, – добавил он.

Якобина кивнула и протянула руку за цветком, но Ян Моленаар не отдал его.

– Их носят в волосах. Можно я…

Она смущенно кивнула, и он подошел ближе, так близко, что Якобина ощутила кожей тепло его тела. От него приятно пахло – свежим бельем, нагретым на солнце камнем и зеленым мхом.

– Научное название этого цветка – «плюмерия», – приговаривал он, прикрепляя цветок к ее пучку, отчего у нее по спине побежали мурашки. – Мы, европейцы, называем его «франжипани», а здесь его зовут «кембойя». – Он наклонил голову набок, оценивая свою работу. Якобина посмотрела на него из-под опущенных ресниц. Его лицо было так близко, что она видела первые тонкие морщинки под его глазами, а цвет самих глаз был удивительный, тепло-серый, почти как цвет мориона, дымчатого кварца. Ян Моленаар усмехнулся, и морщинки сделались глубже. – Ну, для мужчины я справился с задачей вполне прилично.

Их взгляды встретились и пару мгновений не могли оторваться друг от друга, потом Ян Моленаар отступил на полшага, кашлянул и провел пальцами по рту и подбородку.

– Вы уже видели город? – поинтересовался он. Когда Якобина покачала головой, он быстро добавил: – Хотите посмотреть? Когда у вас выходной день? У вас ведь бывают выходные?

Якобина опустила голову. Об одном выходном дне в неделю, желательно о воскресенье, речь шла еще во время переписки с Маргаретой де Йонг, но Якобина не решалась напомнить ей об этом. Кроме того, она охотно проводила время с детьми и даже не знала бы, чем ей заняться в свой выходной. Ей и так хватало времени на себя.

– Да, – медленно проговорила она, – но…

– Но Грит просто забыла про них, да? – Он засмеялся. – Похоже на нее! Пойдемте! – Не успела Якобина опомниться, как он взял ее за руку и быстро повел по веранде к задней стене дома. – Грит!

Блюдце – в одной руке, чашка – в другой, нога на ногу – Маргарета де Йонг, одетая в бело-голубой саронг, сидела на ротанговом стуле. Услышав свое имя, она вопросительно посмотрела на Яна Моленаара и Якобину. Майор, небрежно развалившийся в своем кресле, тоже взглянул на них, подняв брови. Только темнокожий мальчишка продолжал размеренно дергать за веревку подвешенного над столом опахала пунка.

– Драгоценнейшая, неподражаемая Грит, – воскликнул Ян Моленаар, когда он и Якобина подошли к столу на веранде, – как только что случайно выяснилось, ты забыла о том, что вашей домашней учительнице полагаются выходные дни. А нони Бина, – он слегка качнул рукой Якобины, которую по-прежнему не отпускал, – слишком деликатна, чтобы напомнить тебе об этом.

Щеки Якобины горели от стыда: ситуация складывалась неприятная, а рука Яна Моленаара, казалось, сжимала не руку, а ее сердце, мешая ему биться.

Маргарета де Йонг широко раскрыла глаза и поставила чашку на блюдце; прижала ладонь к своим губам, потом к груди и все это время смотрела то на мужа, то на Яна, то на Якобину.

– Боже мой! Я ужасно сожалею, нони Бина! Какая я невнимательная! Почему же вы молчали? Конечно, вам полагается свободный день! Извините меня! Не понимаю, как это получилось! – Она огорченно нахмурилась.

Майор пожал плечами и потянулся к пепельнице, чтобы стряхнуть пепел сигариллы.

– Господи, Грит, не делай из этого трагедию! Так произошло из-за того, что ты занялась своими веночками и предоставила все делать прислуге. Пускай фройляйн Беек получит все свободные дни, которые ей причитаются. И забудем об этом. – Он снова откинулся на спинку кресла и что-то проворчал по-малайски.

На щеках госпожи де Йонг появились красные пятна.

– Так и сделаем, дорогая нони Бина? Ах, Боже, я очень сожалею, поверьте!

– Да, конечно, конечно, – тихо ответила Якобина; она чувствовала себя чуточку виноватой, что не говорила об этом раньше и теперь поставила госпожу де Йонг в такое неприятное положение. Острый взгляд, которым смерил ее майор, усилил ее неловкость. Несмотря на его сдержанное, чуточку грубоватое дружелюбие, Якобина всегда чувствовала себя скованно в его присутствии. Возможно, оттого что она так редко его видела: он уезжал из дома рано утром и возвращался очень поздно. Для детей был праздник, когда он однажды приехал домой днем и поиграл с ними в саду.