Портрет предателя (СИ) - Зеленая Марья

— Что теперь? — спросил юноша, нервно оглядываясь по сторонам.

— Валим! — скомандовал Зигурд.

Он закинул тюк с пожитками на одну из лошадей и велел Себастьяну закрепить его на седле. Затем достал из-за голенища нож и перерезал веревки, которыми три скакуна были привязаны к ограде.

— А теперь — маленький сюрприз, — пробормотал Зигурд, подошел к оставшимся четверым коням и надрезал подпруги, которыми седла крепились к их спинам.

Беглецы вскочили на лошадей и объехали таверну, чтобы выбраться на дорогу. В эту минуту из дверей показался Бергманн и увидел их.

— Стоять! — заорал он, выхватывая пистолет.

За ним выскочили трое солдат.

— Не дайте им уйти, — крикнул майор, пытаясь прицелиться в убегающих.

Один из стражников схватил лошадь Себастьяна под уздцы. Тот рванул поводья на себя, конь заржал, встал на дыбы, забил копытами в воздухе и угодил ими по лбу нападавшего. Враг рухнул, как подкошенный, и юноша помчался прочь со двора.

Тем временем Бергманн и остальные солдаты беспорядочно палили по беглецам из пистолетов. Доминика крепко вцепилась в гриву лошади и ударила босыми пятками по ее бокам. Животное взметнуло хвостом и резво помчалось к распахнутым воротам.

Но едва девушка выехала за ограду, как услышала резкий свист, а затем ей в лицо брызнул фонтан крови. Пуля попала кобыле в шею. Та пронзительно заржала, захрапела, покачнулась и начала заваливаться на бок. Доминика похолодела от ужаса, она выдернула ноги из стремян и собралась спрыгнуть с лошади, чтобы та не придавила ее, но тут мимо промчался Зигурд, на скаку подхватил ее и затащил на своего коня.

— Держись! — крикнул он, и всадил каблуки в бока жеребца.

Ветер свистел в ушах, ночная сорочка задралась до пояса, обнажив нижнее белье, но сейчас Доминике было не до приличий. Она неустойчиво сидела поперек седла, и ей пришлось держаться за гриву изо всех сил, чтобы не свалиться от бешеной скачки.

Лошадь резко пустилась в галоп. Доминику сильно тряхнуло, и она чуть было не сорвалась на землю, но Зигурд обхватил ее поперек талии и удержал в седле.

Конь стремительно уносил их прочь, вздымая комья грязи из-под копыт. Себастьян оглянулся, удостоверился, что его спутники скачут следом, и пришпорил своего жеребца.

Бергман и солдаты сделали еще несколько выстрелов вслед беглецам, затем майор скомандовал: «По коням!»

Стражники поспешно отвязали оставшихся лошадей и пустились в погоню. Но не успели они проскакать и сотни метров, как на конях одна за другой начали лопаться надрезанные подпруги. Седла съехали с крупов, и всадники на полном ходу послетали на землю. Двое их них свернули шеи, Бергманн же отделался сломанной рукой и треснутым ребром.

***

Беглецы проскакали некоторое время галопом, пока окончательно не убедились, что за ними нет погони. После ночной грозы дорога блестела от луж, быстро сохнущих под палящими лучами солнца. Впереди в туманной дымке виднелись предгорья Хейдерона, а по бокам расстилались зеленые холмы, покрытые густыми лесами.

Зигурд увидел впереди отходящую от дороги неприметную тропинку.

— Себастьян, сворачивай! — крикнул он.

Юноша натянул поводья и повернул в чащу. Наемник поехал следом за ним. Густая тень подарила им столь желанную прохладу. Всадники пустили лошадей шагом. Нужно было найти место для привала, и, наконец, одеться, потому что Себастьян до сих пор был в одних портках, а Доминика — в ночной рубашке.

Тропинка впереди сделала резкий поворот, и Себастьян скрылся в густых зарослях. Лошадь Зигурда чуть отстала и медленно плелась сзади. Впрочем, никто ее не подгонял, и уставшее животное неспешно брело, утопая копытами в мягком ковре из еловых игл. Доминике теперь не нужно было судорожно цепляться за гриву, пригибаясь к шее лошади, и она смогла наконец выпрямиться. Девушка млела, ощущая позади себя тело Зигурда и его горячее дыхание на своем затылке. Она подалась назад, прижимаясь к любимому. Он обхватил ее рукой, притянул к себе и принялся ласкать ее грудь сквозь ночную сорочку. Доминика запрокинула голову и повернула к нему лицо. Хейдеронец наклонился к ней и жадно приник губами к ее рту.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Они страстно целовались, тихо постанывая от удовольствия, наслаждаясь возникшей между ними безграничной нежностью. В прохладной тишине раздавался лишь мерный стук копыт по заросшей тропинке и шелест ветра в густых ветвях. Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, разбавляя яркими бликами темно-зеленый полумрак, насыщенный ароматами хвои и древесного мха.

Наконец Зигурд с огромным трудом оторвался от Доминики.

— Хватит, — тяжело дыша прошептал он ей на ухо, — иначе я отымею тебя прямо на лошади!

Доминика невольно усмехнулась — она была бы совсем не прочь… Низ живота сводило от желания, а все тело окутала сладкая томительная нега, словно она погрузилась в ванну с горячей водой.

Вдруг впереди послышалось лошадиное ржание, и влюбленные резко отпрянули друг от друга. Себастьян нашел подходящую поляну для привала и ждал на ней своих спутников.

31. Путь

— Дай руку! — загадочно улыбнулся Себастьян.

Доминика протянула ладонь, и он насыпал в нее целую горсть ароматной земляники.

— Спасибо, милый, — она взглянула в его глаза, отливающие медовым янтарем.

В тонких березовых ветвях над ними весело переругивались скворцы. Солнце ласково золотило волосы кузена, а мальчишеская улыбка мягко освещала его смуглое лицо.

Ее милый родной Себастьян!

Перед глазами внезапно встали картины из детства.

Вот они, сбежав со скучного урока господина Мариотти, сидят бок о бок на дворцовой стене, едят печенье и смотрят на корабли.

Вот она лежит в постели с ангиной, а Себастьян за окном разыгрывает целую пантомиму, да так, что у нее от смеха разболелся живот.

Вот она прикладывает намоченный платочек к разбитому носу Себастьяна — он вступился за нее, когда ее задирал противный сынок министра — на три года старше и в полтора раза крупнее его.

Себастьян был частью ее жизни, частью ее самой, она просто не могла себе представить, что его не будет рядом. Их детские шалости, общие воспоминания, проведенные вместе годы — как быть со всем этим? Предать ради похоти? Ради мимолетного увлечения? Разве может из порочной страсти вырасти серьезное чувство? Ведь настоящая любовь это то, что зарождается годами и бережно проносится через всю жизнь!

Доминика вдруг с отчетливой ясностью поняла, что какие бы чувства она не испытывала к Зигурду, она не сможет бросить кузена. Просто не имеет на это права!

Она невольно взъерошила его густую шевелюру. Себастьян улыбнулся, взял алую ягодку с ладони Доминики и отправил ей в рот. Та с наслаждением раскусила сочный и ароматный плод. Юноша легко поцеловал невесту. Его губы сладко пахли земляникой.

Зигурд поднялся и ушел в лес.

— Ты куда?

Вопрос Себастьяна повис в воздухе…

***

Уже стемнело. Кузены сидели у костра, с тревогой вслушиваясь в лесные шорохи. В вечерней тишине звонко стрекотал сверчок, уютно потрескивал огонь, негромко всхрапывали лошади. Доминика просто места себе не находила. Она совершенно запуталась в своих чувствах. За те несколько дней, что они провели вместе, Зигурд стал ей очень дорог. При мысли о расставании с ним, внутри будто скреблись тысячи крохотных коготков, раздирая душу на мелкие клочья. Но не могла же она уйти к человеку, который был причастен к гибели ее семьи! И бросить кузена она тоже не могла!

Доминика обхватила руками колени и бездумно уставилась на пляшущие языки пламени. Ей до боли захотелось вернуться назад, в то время, когда ее жизнь была красивой и понятной, ее будущее — ясным и определенным, а ее сердце — занято всего лишь одним мужчиной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вдруг затрещали кусты, и в отблеске огня появился Зигурд.

— Где ты был? — поинтересовался Себастьян.

— Ходил на разведку, — буркнул тот.

— Кто первый дежурит?

— Мне все равно.

— Тогда — ты.