Проверка верности - Джоржетт Хейер

Он пообедал в клубе, после чего направился пешком к себе на Гросвенор-сквер. На вопрос о том, дома ли миледи, он получил ответ, что она у себя в будуаре.

Эта комната, выдержанная, по просьбе Горации, в голубых тонах, находилась в задней части особняка, на втором этаже. Граф взбежал по ступенькам, и лишь легкая тень озабоченности омрачала его чело. Но на полпути его остановил голос мистера Гисборна, донесшийся из холла нижнего этажа.

– Милорд, – сказал мистер Гисборн, – я надеялся, что вы зайдете ко мне.

Граф остановился, положив руку на перила, и посмотрел вниз.

– Как это мило с вашей стороны, Арнольд!

Мистер Гисборн, хорошо знавший его светлость, подавил тяжелый вздох:

– Милорд, умоляю вас уделить мне несколько минут, чтобы просмотреть отчеты, которые я получил!

Граф обезоруживающе улыбнулся.

– Дорогой Арнольд, идите вы к черту! – сказал он, продолжая подниматься по лестнице.

– Но, сэр, без вашего одобрения я ничего не могу сделать! Пришел счет на подрессоренный фаэтон! Его необходимо оплатить!

– Мой дорогой мальчик, разумеется, оплатите его. Почему вы спрашиваете меня об этом?

– Это не ваш счет, сэр, – сказал мистер Гисборн, строго поджав губы.

– Я знаю, – ответил его светлость, не особенно и удивившись. – Это один из счетов лорда Уинвуда, полагаю. Оплатите его, дорогой мой.

– Очень хорошо, сэр. А как быть с мистером Дрелинкуртом?

Граф, который разглаживал складку на рукаве, поднял голову.

– Вас интересует состояние здоровья моего кузена или что-то еще? – поинтересовался он.

На лице мистера Гисборна отразилось недоумение.

– Нет, сэр. Я имею в виду денежный вопрос. Около недели назад мистер Дрелинкурт написал вам о том, что оказался в затруднительном положении, но вы не пожелали меня выслушать.

– Полагаю, вы считаете меня самодуром, Арнольд? Не спорьте, это очевидно. Пожалуй, мне пора извиниться перед вами.

– Означает ли это, что вы просмотрите счета, сэр? – с надеждой поинтересовался мистер Гисборн.

– Нет, мой дорогой мальчик, не означает. Но вы можете… э‑э… уладить дело мистера Дрелинкурта по собственному разумению.

Мистер Гисборн коротко рассмеялся.

– Если бы я действовал по собственному разумению, сэр, то отправлял бы бесконечные посягательства мистера Дрелинкурта на вашу щедрость в огонь! – без обиняков заявил он.

– Вот и отлично, – кивнул граф и продолжил путь вверх по лестнице.

Будуар благоухал ароматами роз. Они стояли повсюду в больших вазах, красные, розовые и белые. Посреди этого великолепия, свернувшись клубочком на софе, спала Горация, подложив ладошку под щеку.

Граф осторожно прикрыл дверь, подошел, неслышно ступая по толстому обюссонскому[64] ковру, и несколько мгновений постоял, глядя на спящую жену.

Она являла собой очаровательное зрелище. Ее роскошные ненапудренные локоны были собраны в свободную прическу, которую французы называют «гречанка», а из-под вороха кружев выглядывал краешек белоснежного плеча. Солнечный луч, проникающий через одно из окон, касался ее щеки; заметив это, граф подошел к окну и задернул занавеску. Когда он повернулся, Горация пошевелилась и сонно приоткрыла глаза. При виде его они испуганно расширились. Она села на софе.

– Это вы, м‑милорд? Я заснула. Вы х‑хотели меня видеть?

– Хотел, – сказал Рул. – Но я не собирался будить тебя, Хорри.

– О, это не имеет з‑значения! – Она с тревогой взглянула на него. – Ты п‑пришел, чтобы выбранить меня за то, что вчера в‑вечером я играла в м‑мушку? Но ведь я в‑выиграла.

– Моя дорогая Хорри, какой я, должно быть, неприятный супруг! – сказал граф. – Неужели я могу искать тебя только для того, чтобы выбранить?

– Н‑нет, разумеется, но я п‑подумала, что дело в этом. Что-нибудь случилось?

– Ничего особенного, – сказал Рул. – Так, сущий пустяк, который даже нельзя назвать неприятным. Но он мне прискучил.

– О боже! – вздохнула Горация. Она метнула на него озорной взгляд. – Вы и в‑впрямь скоро станете неприятным мужем, сэр. Да, похоже, что так.

– Нет, – сказал Рул, – но боюсь, что вызову твое недовольство, Хорри. Мой жалкий кузен связывает твое имя с Летбриджем.

– С‑связывает мое имя! – эхом откликнулась Горация. – Что ж, я не зря с‑считаю Кросби с‑сущей маленькой жабой! Что он г‑говорит?

– Нечто очень грубое, – ответил граф. – Я не стану расстраивать тебя, повторяя его слова.

– П‑полагаю, он считает, будто я в‑влюблена в Роберта, – откровенно заявила Горация. – Но это н‑не так, и мне в‑все равно, что он г‑говорит!

– Разумеется, никого не интересует то, что говорит Кросби. К несчастью, он сказал это в присутствии Пелхэма, и тот очень неразумно вызвал его на дуэль.

Горация захлопала в ладоши.

– На д‑дуэль? З‑замечательно! – И вдруг ей в голову пришла тревожная мысль. – М‑Маркус, Пелхэм не ранен?

– Ничуть, ранен как раз Кросби.

– Рада с‑слышать, – сказала Горация. – Он з‑заслуживает того, чтобы ему п‑прищемили хвост. И вы решили, что это д‑доставит мне неприятности?

Он улыбнулся:

– Нет. Но, боюсь, последствия его болтовни могут вызвать твое раздражение и даже причинить неприятности. Отныне тебе придется держать Летбриджа на расстоянии. Ты понимаешь, о чем я говорю, Хорри?

– Нет, – отрезала Горация. – Н‑не понимаю!

– Тогда я попытаюсь объяснить. Ты сделала Летбриджа своим другом – или мне следует сказать, что ты предпочла стать его другом?

– Это одно и то же, сэр.

– Напротив, дорогая моя. Между этими понятиями – огромная разница. Но, как бы там ни было, полагаю, ты часто бываешь в его обществе.

– Здесь н‑нет ничего т‑такого, сэр, – заявила Горация и недовольно нахмурилась.

– Ровным счетом ничего, – безмятежно согласился граф. – Но – прости мне подобную откровенность, Хорри, – поскольку Пелхэм, очевидно, счел вопрос достаточно серьезным, чтобы драться из‑за него на дуэли, то очень немногие поверят в то, что в этом нет ничего такого.

Горация покраснела, но непреклонно заявила:

– Мне в‑все равно, в‑во что п‑поверят другие! Ты сам сказал, что з‑наешь, что в этом нет ничего такого, поэтому р‑раз ты не в‑возражаешь, то и остальные тоже п‑пусть не лезут не в свое дело!

Его светлость слегка приподнял брови.

– Моя дорогая Хорри, мне показалось, что я с самого начала совершенно ясно дал понять, что возражаю.

Горация возмущенно фыркнула, и на лице ее отразилось негодование. Он несколько мгновений смотрел на нее, а потом наклонился, взял за руки и заставил подняться на ноги.

– Ну же, не хмурься, Хорри, – ласково сказал он. – Ты можешь сделать мне одолжение и отказаться от дружбы с Летбриджем?

Она уставилась на него, раздираемая противоположными чувствами. Его руки скользнули к ее плечам. Он улыбался, и в его улыбке сквозила нежность, смешанная с лукавством.

– Хорошая моя, я знаю, что уже стар, к тому же я всего лишь твой муж, но мы с тобой можем ладить куда как лучше.

Перед ее внутренним взором вдруг совершенно отчетливо всплыл образ Каролины Мэссей. Горация высвободилась из его объятий и сказала, сглатывая непрошеные слезы:

– М‑милорд, мы договорились, что не с‑станем вмешиваться в дела друг д‑друга. Вы знаете, что я не д‑докучаю вам. Уверяю вас, у м‑меня нет такого желания. Но я не с‑стану прогонять Р‑Роберта только п‑потому, что вы боитесь людской м‑молвы.

Улыбка в его глазах погасла.

– Понимаю. Кстати, Хорри, а может ли муж приказывать, раз уж его просьбы не принимаются во внимание?

– Если люди с‑сплетничают, то в этом виноват ты! – выпалила Горация, пропустив его слова мимо ушей. – Если бы ты был вежлив с Р‑Робертом и… и вел себя дружески, то н‑никто не с‑сказал бы ни слова!

– Боюсь, это невозможно, – сухо ответил граф.

– П‑почему? – пожелала узнать Горация.

Он задумался, подбирая слова.

– По причине, которая стала… э‑э… давней историей, моя дорогая.

– Очень хорошо, сэр! И что же это за причина? Вы с‑собираетесь назвать мне ее?

Губы его дрогнули в улыбке.

– Ты загнала меня в угол, Хорри. Я не намерен называть ее тебе.

Она вспылила:

– Ах, вот как, м‑милорд? Вы не желаете сказать мне, п‑почему, но требуете, чтобы я п‑прогнала Р‑Роберта?

– Признаю, это немного смахивает на каприз, – с грустью согласился его светлость. – Видишь ли, эта история не только моя. Но, несмотря на то что я не могу открыть тебе причину, она весьма существенна.

– Очень интересно, – заявила Горация. – Жаль, что я не м‑могу судить сама, но должна з‑заметить вам, сэр, что не намерена отказываться от своих друзей только п‑потому, что такое с‑создание, как ваш гадкий к‑кузен, говорит обо мне отвратительные вещи!