Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Снято! – крикнул Никки.
Манекенщица сменила позу. Директриса тоже.
– Еще раз! – потребовал Никки. – Чуть правее! Мимо камеры смотри! Хорошо!
Я откинулся в кресле. Контраст между моим реальным положением и этим зрелищем поверг меня в какое-то потустороннее состояние, в котором, впрочем, не было ни отрешенности, ни замешательства, ни испуга. Скорее это было уже почти неведомое чувство глубокой успокоенности и мягкого, тихого блаженства. Мне вдруг пришло в голову, что со времени моего изгнания я почти не был в театре, а тем паче – в опере. Случайный киносеанс – вот и все, что я мог себе позволить, да и то обычно лишь затем, чтобы спрятаться, укрыться, пересидеть пару часов.
Я наблюдал за продолжением съемок норковой шапочки и белокурой манекенщицы, которая, казалось, с каждым новым кадром становится существом все более эфемерным. Представить себе, что у нее, как у простых смертных, есть элементарные человеческие потребности, было все трудней. Видимо, дело было в очень сильном и ярком освещении, которое разительно преображало реальность, как бы лишая ее телесности. Кто-то принес мне новую порцию виски. Хорошо, что я согласился сюда пойти, думал я. Впервые за долгое время я почувствовал, что отдыхаю: гнет, который ощущался более или менее осознанно, постоянно и почти физически, вдруг спал.
– Мария! – крикнул Никки. – Теперь каракульчу!
В тот же миг Мария очутилась на подиуме, тоненькая и стройная в окутавшем ее черном, матово поблескивающем манто, в изящной, надетой чуть набекрень плоской шапочке в форме берета из того же шелковистого, переливчатого меха.
– Хорошо! – воскликнул Никки. – Стой так! Стой и не двигайся! Нет! – заорал он на директрису, которая попыталась что-то поправить или одернуть. – Нет! Хэтти, прошу тебя! После. Мы еще сделаем много снимков. А этот пусть будет так, ненароком, без всякой позы!
– Но ведь так не видно…
– Потом, Хэтти! Снимаю!
Мария замерла, но не так, как прежде замирала блондинка. Она просто остановилась, будто стояла так всегда. Боковые юпитеры нащупали ее лицо и сверкнули в глазах, которые вдруг наполнились глубокой и чистой синевой.
– Хорошо! – заявил Никки. – Теперь нараспашку!
Хэтти подскочила к Марии. А та медленно распахнула манто, словно два крыла огромной бабочки. Прежде манто казалось ей почти узким, на самом же деле оно было широченное, с подбивкой белого шелка, на котором четко выделялись большие серые ромбы.
– Так и держи! – сказал Никки. – Как павлиноглазка! Крылья пошире!
– Павлиноглазки не черные. Они фиолетовые, – поправила его Хэтти.
– A у нас они черные, – надменно ответил Никки.
Оказалось, однако, что Хэтти в бабочках разбирается.
Она утверждала, что Никки имел в виду траурницу. Тем не менее последнее слово все равно осталось за Никки. В моде никаких траурниц нет, решительно заявил он.
– Ну и как вам это? – раздался вдруг чей-то голос у меня за спиной.
Бледный полноватый мужчина со странно поблескивающими вишенками глаз плюхнулся в складное кресло рядом со мной. Кресло жалобно всхлипнуло и завибрировало.
– Великолепно, – ответил я совершенно искренне.
– У нас, конечно, теперь уже нет мехов от Баленсиаги[21] и других великих французских закройщиков, – посетовал мужчина. – Все из-за войны. Но Манбоше[22] тоже неплохо смотрится, вы не находите?
– Еще бы! – Я понятия не имел, о чем он говорит.
– Что ж, будем надеяться, эта проклятая война скоро кончится и нам снова начнут поставлять первоклассный материал. Эти шелка из Лиона…
Мужчина вдруг поднялся – его позвали. Причину, по которой он проклинал войну, я даже не счел смехотворной; напротив, здесь, в этом зале, она представилась мне едва ли не из самых весомых.
Начались съемки вечерних платьев. Внезапно возле меня очутилась Мария. На ней было белое, очень облегающее платье с открытыми плечами.
– Вы не скучаете? – спросила она.
– Нисколько. – Я взглянул на нее. – По-моему, у меня даже начались приятные галлюцинации. В противном случае мне бы не померещилось, что диадему, которая у вас в волосах, я еще сегодня после обеда видел в витрине у «Ван Клиф и Арпелз». Она там выставлена как диадема императрицы Евгении. Или это была Мария Антуанетта?
– А вы наблюдательны. Это действительно от «Ван Клиф и Арпелз». – Мария засмеялась.
– Вы ее купили? – спросил я. В этот миг для меня не было ничего невозможного. Как знать, вдруг эта девушка – беглая дочь какого-нибудь короля мясных консервов из Чикаго. В газетах, в колонке светских сплетен, мне и не такое случалось читать.
– Нет. И даже не украла. Просто журнал, для которого мы фотографируемся, взял ее напрокат. Вон тот мужчина сразу по окончании съемок увезет ее обратно. Это служащий фирмы «Ван Клиф», он охраняет драгоценности. А что вам понравилось больше всего?
– Черное кепи из каракульчи, которое на вас было. Это ведь Баленсиага?
Она обернулась и уставилась на меня во все глаза.
– Это Баленсиага, – медленно повторила она. – Но вы-то откуда знаете? Вы что, тоже из нашего бизнеса? Иначе откуда вам знать, что кепи от Баленсиаги?
– Пять минут назад я этого еще не знал. Я бы счел, что это марка автомобиля.
– Откуда же сейчас знаете?
– Вон тот бледный незнакомец меня просветил. Вернее, он только назвал фамилию, а уж остальное я сам домыслил.
– Это действительно от Баленсиаги, – сказала она. – Привезли на бомбардировщике. На «летающей крепости». Контрабандой.
– Отличное применение для бомбардировщика. Если бы все бомбардировщики так использовались, наступил бы золотой век.
Она засмеялась.
– Значит, вы не шпион от конкурентов и у вас не припрятан в кармане миниатюрный фотоаппарат, чтобы похитить наши секреты зимней моды? Даже жалко! Но похоже, за вами все равно глаз да глаз нужен. Выпивки у вас достаточно?
– Спасибо, да.
– Мария! – позвал фотограф. – Мария! Съемка!
– Потом мы все еще на часок заедем в «Эль Марокко», – сообщила девушка. – Вы ведь тоже поедете? Вам меня еще домой провожать.
И прежде чем я успел ответить, она уже стояла на подиуме. Разумеется, я не мог с ними ехать. У меня просто денег не хватит. Впрочем, рано об этом думать. Пока что я целиком отдался флюидам этой атмосферы, где шпионом считается тот, кто норовит похитить покрой меховой шапочки, а не тот, кого всю ночь пытают и на рассвете расстреливают. Здесь даже время подставное, подмененное. На улице жарища,
- Слоны Камасутры - Олег Шляговский - Драматургия
- Последний идол (сборник) - Александр Звягинцев - Драматургия
- Последняя женщина сеньора Хуана - Леонид Жуховицкий - Драматургия
- Белый ковчег - Александр Андреев - Драматургия
- Первая встреча, последняя встреча... - Владимир Валуцкий - Драматургия
- Укрощение строптивой. Новый перевод Алексея Козлова - Вильям Шекспир - Драматургия
- Король Лир. Перевод А. Козлова - Вильям Шекспир - Драматургия
- Жук. Таинственная история - Ричард Марш - Зарубежная классика / Разное / Ужасы и Мистика
- Русские — это взрыв мозга! Пьесы - Михаил Задорнов - Драматургия
- Скамейка - Александр Гельман - Драматургия