Оппенгеймер. История создателя ядерной бомбы - Леон Эйдельштейн

Роберт Оппенгеймер оставил свой пост в связи с истечением срока контракта. В прощальной речи, после всего, что полагается говорить в подобных случаях, он сказал, что «если атомные бомбы окажутся в арсенале воюющих или готовящихся к войне стран, то настанет день, когда род человеческий проклянет Лос-Аламос и Хиросиму» и призвал нации объединяться для того, чтобы не погибнуть. Из Лос-Аламоса он отправился в Вашингтон, чтобы выступить перед комиссиями Конгресса с разъяснениями по поводу законопроекта Мэя – Джонсона. Он еще верил, что сможет что-то изменить.

Глава шестнадцатая

«Не хочу видеть этого сукина сына в своем кабинете!»

Совершенно очевидно, что весь мир катится в пропасть и единственный возможный шанс, что это не так, заключается в том, что мы не пытаемся это предотвратить.

Роберт Оппенгеймер

Радужные мечты нашего героя разбились после встречи с президентом, итогом которой стало распоряжение Трумэна, данное заместителю государственного секретаря Дину Ачесону, который в 1949 году поднялся на ступень выше и стал руководить внешней политикой Соединенных Штатов. «Не хочу видеть этого сукина сына в своем кабинете!» – сказал Трумэн, и с этого момента карьера Роберта Оппенгеймера покатилась под откос. Есть слова, которые ни в коем случае нельзя произносить в разговоре с вождями нации. «Мне кажется, что у меня руки в крови», – сказал Оппенгеймер. И из героя, давшего Соединенным Штатам супероружие, превратился в «сукина сына». Трумэн ответил, что это у него самого руки в крови, и на этом аудиенция закончилась. Оппенгеймер еще оставался героем в глазах американцев, но курс его акций рухнул ниже низшей отметки.

После встречи с президентом он, что называется, «закусил удила» и в начале ноября 1945 года в речи, произнесенной в Лос-Аламосе перед членами Ассоциации ученых, сказал, что «если вы ученый, то вы не можете остановиться [в своих благородных стремлениях]» и что «секретность губит суть науки». Это был открытый вызов, брошенный правительству, которое «зациклилось на односторонних обязательствах в разговорах об обладании атомным оружием».

Давайте сделаем паузу и подумаем вот о чем. Самый популярный физик Соединенных Штатов, который мог бы почивать на лаврах всю оставшуюся жизнь и снимать со своей популярности жирные пенки, идет на конфронтацию с правительством, которое при всем торжестве демократии имеет множество рычагов для воздействия на нелояльных граждан (и наш герой вскоре в этом убедился на личном опыте). В 1945 году Роберту Оппенгеймеру был сорок один год – середина жизни, когда пора делать выводы и пожинать плоды. Он же перечеркнул всю свою прошлую жизнь ради того, чтобы больше никогда не повторились трагедии Хиросимы и Нагасаки… Если это не подвиг, то что еще можно называть подвигом? Роберт Оппенгеймер был героем в полном понимании этого слова, потому что был готов пожертвовать всем ради достижения поставленной цели. Можно удивляться, можно осуждать, это уж кому как хочется, но наиболее правильной эмоцией будет восхищение. Человек переступил через себя, переступил через то, что он сделал, и имел смелость посмотреть на итог своей деятельности с другой точки зрения. В свое время Америка не поняла, кем был Роберт Оппенгеймер, но по прошествии лет все же начала понимать. И здесь можно сказать только одно: лучше поздно, чем никогда!

В 1946 году под руководством Дина Ачесона был создан комитет, которому предстояло разработать предложения о международном контроле над ядерным оружием. Оппенгеймер вошел в консультативный совет этого комитета. Председателем совета был Дэвид Лилиенталь – юрист, демократ и либерал[91]. Правительство Соединенных Штатов откровенно признавалось, что не обладает пониманием проблемы атомной энергии, и комитету предстояло внести ясность в этот вопрос.

Дэвид Лилиенталь был сыном далеких от иудаизма евреев, иммигрировавших из Австро-Венгрии. Детство Дэвида прошло в штате Индиана, где его отец то вел собственную торговлю, то управлял чужой. Окончив юридический факультет Гарварда, Лилиенталь занялся частной практикой, а затем стал специализироваться на праве общественной утилиты[92] и в 1932 году вошел в команду Франклина Делано Рузвельта, победившего на президентских выборах. У Лилиенталя и Оппенгеймера было много общего, но общее не всегда располагает к приязни, тем более когда речь идет о таких сложных людях, как наш герой. Но в данном случае Оппенгеймер увидел в Лилиентале если не союзника, то хотя бы человека, способного понять ход его мыслей. А Лилиенталя впечатлил интеллект Оппенгеймера – единственного ученого в консультативном совете.

Доклад, представленный советом правительству, современному человеку может показаться утопическим, но это потому, что человечество пошло по другому пути. В целом же предложение создать международное Управление по атомной энергии, которое сосредоточит в своих руках все ядерные технологии и ядерное сырье, было вполне рациональным: сообща владеем, вместе контролируем, и ни одна страна не может создавать собственное ядерное оружие. Из членов совета против этого предложения проголосовал только Гровс, но от генерала другого и нельзя было ожидать. Доклад, известный как «доклад Ачесона – Лилиенталя», даже собирались опубликовать, что стало бы чем-то вроде политической оферты. Но «ястребы»[93] всполошились, и очень кстати для них, 5 марта 1946 года, Черчилль произнес в Фултоне свою знаменитую речь[94], которую начал с торжества американской демократии, вместе с превосходством в силе принявшей на себя неимоверную ответственность перед будущим, а закончил тем, что «было бы неправильным и неосмотрительным доверять секретные сведения и опыт создания атомной бомбы, которыми в настоящее время располагают Соединенные Штаты, Великобритания и Канада, Всемирной Организации [Организации Объединенных Наций], пока что пребывающей в младенческом состоянии». Противопоставляя союз Британского Содружества и Соединенных Штатов (где «коммунизм находится в стадии младенчества») коммунистическому лагерю во главе с Советским Союзом, Черчилль заявил, что «старая доктрина равновесия сил теперь непригодна» и что только всемерное усиление американо-британского союза сможет обеспечить «совершенную уверенность в безопасности». Неизвестно, использовался ли во время подготовки фултонской речи доклад Ачесона – Лилиенталя, но могло создаться такое впечатление, будто Черчилль отвечает его авторам.

Примечательно, что на момент произнесения своей самой известной речи Черчилль уже был не премьер-министром, а лидером парламентской оппозиции, и в Фултон он прибыл с частным визитом. Но, тем не менее, его речь фактически стала официальным призывом к обострению отношений между Западом и Востоком, которое очень метко назвали холодной войной. На миролюбивых инициативах можно было ставить жирный крест, но не все осознали это сразу же, в том числе и наш герой.

Оппенгеймер продолжал упорствовать в следовании своим убеждениям и не замечал того, что над головой его начали сгущаться тучи. Джон Эдгар Гувер, возглавлявший ФБР с 1924 года и в некоторых сферах американской жизни значивший больше президента, был убежден, что Роберт Оппенгеймер является хорошо замаскировавшимся врагом. На вопрос: «Как враг Соединенных Штатов мог создавать для