Оракул - А. Веста

— Русло ручья проложено в форме сердца, омывая сад, он действует как дополнительный генератор силы, — объяснила девушка.

Мельком взглянув на Элизу, Ксаверий понял, что своей пространной экскурсией она пытается отвлечь и усыпить Нихиля, и действительно, едва тот отвернулся, она достала из кармашка платья маленькую золотистую дудочку и зажала ее в руке.

— А что у вас там? — дотошно выспрашивал Нихиль, показывая на кристалл.

— Там лед, простой лед, — с деланым равнодушием ответила Элиза.

— Не темни, девушка, говори все. Что это за камень? Алмаз или аметист? Считаю до трех и спускаю курок, — и Нихиль впился в затылок Ксаверия вороненым клювом маузера.

— Это лед, но… нетающий лед, — обреченно ответила Элиза.

— Ах вот за что ему такие почести! Камень Жизни? — Нихиль склонился над нетающим кристаллом, разглядывая дымчатые капли на его поверхности. — А это, наверное, Вода Воскрешения! — осклабился он. — В НКВД тоже не лаптем щи хлебают. Мы, может быть, тоже алхимические трактаты почитываем…

Он жадно слизнул маслянистые капли с поверхности камня и отер синеватые губы:

— Порядок… Лет пятьдесят бурной молодости мне обеспечено! Теперь я в точности Вечный Жид! А всего-то и надо, что вовремя испить из копытца! Вот что, Ксаверий Максимович! С этого момента я отменяю все ваши передвижения без моего участия.

— Это арест?

— Да, если так можно назвать пребывание в райских кущах, — Нихиль окинул взглядом цветущие азалии, виноград, сбрызнутые алым румянцем яблоки, огуречные лианы и жемчужные лилии в пруду у водопада. — Более того, — продолжил он, — я объявляю этот аквариум собственностью Советского Союза. Объект подлежит эвакуации в качестве репарации за причиненный нацистами ущерб, нанесенный всем народам СССР! Вы, Гурехин, остаетесь здесь и с этой минуты пишите подробную опись и схему объекта для его дальнейшей эвакуации.

— Я сделаю это лишь при одном условии: вы не причините вреда Элизе.

— Даже больше того! — обрадовался Нихиль. — В присутствии этого юного создания мы заключим договор: вы в рекордные сроки демонтируете биосферу и оформляете все в лучшем виде, а я отпускаю вас обоих на все четыре стороны. Так что не отлынивайте, Гурехин, вы кузнец собственного счастья! Молотобоец! — Нихиль попытался надуть тощенький бицепс.

— Так вы обещаете? — всплеснула ладонями Элиза. Казалось, она была готова расцеловать своего палача.

— Слово советского офицера, — козырнул Нихиль.

На самом деле, он не собирался связывать себя никакими клятвами и обещаниями. Его внутренний закон позволял ему давать любую ложную клятву или свидетельство перед двуногими скотами, как бы они ни пыжились, надеясь захомутать его обетами и воззваниями к совести, которой он был лишен в силу чисто биологических причин.

— Но вы не сможете извлечь биосферу, не разрушив замок! — воскликнула Элиза.

— Так или иначе, гражданочка Сандивогиус, мы вынуждены… И без взрыва не обойтись! Сами понимаете, замок Альтайн переходит под протекторат союзников, и если партия прикажет… Возвращайтесь-ка лучше в свои апартаменты и пакуйте чемоданчики, чтобы было, что на первых порах нести в скупку.

Вечером 30 апреля в мезонине замка Альтайн шли торопливые сборы. Приказ о срочной эвакуации застал Женьку врасплох. Поглядывая на золоченые каминные часы, она спешно увязывала ковры, паковала тюки с бельем и коробки со столовым фарфором. Этот хищный инстинкт проснулся в ней внезапно, словно бешенство какое нашло на суровую разведчицу Евгению Шматкову.

— На постелях-то кружево голландское! Жаль в чемодан не влезет, — бормотала она, с треском отрывая ажурные полосы.

— Оставь, Женюра, тебе это кружево, как нашему комдиву метла, — образумливал Женьку Харитон.

— Тогда картину возьму, вот эту со змеюкой, — не унималась Женька, — в хате вместо ковра повешу.

Харитон вслед за Женькой посмотрел на старинную картину: под сенью яблонь и пальм бродили добрые звери и по-человечьи улыбались Харитону. Улыбались румяные яблоки на ветвях и сама Ева. Улыбалось задумчивое, туманное, точно спросонья, лицо Адама.

— Э, куда хватила. Это же рай! — осадил он Женьку.

— Рай-то он рай, да в нем змеюка хозяйничает!

Меж ветвей яблони и впрямь выглядывал черный человек со змеиным туловом и длинным чешуйчатым хвостом.

— Слыхал, как фря немецкая этот замок назвала? — напирала Женька. — Змеиное Логово! То-то и смотрю, что наши командиры эту немку бесстыжую в подвал таскают и носу часами не кажут.

— Про это ты, Женюра, лучше молчи. Это самая что ни на есть военная тайна. Объект тут какой-то у немцев под землей зарыт. «Райский сад» называется. Эвакуировать его будут, в Советскую Россию увезут.

— Ну и пусть себе… А мы с тобою, Тошенька, и так, как в раю. Сады обливные и макового цвета кругом целые поля…

Женька выглянула в окно, любуясь цветочным ковром, расстеленным вдоль ближнего берега Эльбы. Маки алели на закатном солнце, как свежие раны. Ветер сбивал блестящие лепестки и алым вихрем бросал на замок, засыпал траву и стоячую гладь озера. Жаркие атласные лепестки липли к воспаленным от ветра и поцелуев Женькиным губам.

— Вот бы маков набрать, я так по цветам соскучилась.

— Дура ты, Нюрок. Там же поля минированы! Немцы когда войска уводили, мин понатыкали видимо-невидимо. Даром, что маки, — ворчал Харитон.

И он был прав.

Глава 14

Вальпургиева ночь

Словно демон в лесу волхований

Снова вспыхнет мое бытие.

Н. Гумилев1 мая 1945 г. Замок Альтайн

На пустоши рядом с замком Альтайн эсэсовский десант высадился после полуночи. Со стороны летного поля замок казался вымершим, ни огонька не светилось в его спящей громаде. В разрывах туч мелькала бледная луна. Разбитые ворота поскрипывали на ветру. Над воротами примотанный проволокой к гербу плескался красный флаг.

Глядя на этот простреленный и истрепанный бурями флаг, Вайстор отрядил двух разведчиков, однако никаких сторожевых пикетов русских в замке они не обнаружили. Тем не менее осторожный Вайстор повел отряд скрытно в обход по парку и кладбищу. Внезапно разгулявшийся ветер с треском повалил дерево, и Вайстор с неприязнью припомнил, что сегодня «лихая ночь», праздник святой Вальпургии, время шабашей и бесовских плясок. Нет, он не был суеверен, но именно в эту шумную, ветреную, весеннюю ночь он впервые почуял тоску и невыразимую жуть, словно рядом на кладбище раскрылась его могила.

До замка добрались без особых происшествий. Вайстор оглядел пустой, светлый от луны двор, расставил часовых, спустился в подвал и посветил фонариком. Бронзовый ящик по-прежнему стоял в углу. Крышка была заперта на кодовый замок. Рядом с ящиком на сырой осыпавшейся штукатурке он приметил след от сабо Элизы и еще один. Следы вели только в одну сторону, к дубовой двери подземелья. Это значило лишь одно: Элиза все еще была там! Эта маленькая ведьма унесла его покой и теперь прячется где-то под землей. Что ж, он готов поохотиться!

Четверо гренадеров, не мешкая, унесли ковчег с реликвией в самолет. Проводив солдат, Вайстор еще раз осмотрел подвал, приоткрыл дубовую дверь и вошел в усыпальницу. Вдоль стен горели вереницы факелов, словно кто-то решил встретить Вальпургиеву ночь черной мессой на могильных плитах. Вайстор выключил фонарик и пошел, выискивая свежие отпечатки маленьких сабо на земляном полу. Петляя между надгробий, он дошел до округлого зала со сводчатым потолком. В мерцающем свете факелов блеснул вмонтированный в пол литой металлический диск, напоминающий герметичную дверь субмарины. Следы обрывались у люка.

Вайстор упал на колени и прислушался. Там, за металлическим щитом, в глубине подземелья ему почудилось странное движение, далекий скрежет, похожий на скрип сейфовой двери. Внезапно крышка вздрогнула и с легким треском подалась в сторону. Вайстор вскочил и встал в тень. Крышка приоткрылась и в отверстии люка появилась Элиза. Сдерживая ревность, Вайстор впился взглядом в ее пылающее лицо и небрежно прибранные волосы: одета она была явно второпях. С тревогой оглянувшись на люк, девушка прижала к груди дудочку, похожую на флейту, и неуверенно, точно слепая, двинулась по коридору. Вайстор догнал ее уже на выходе из подземного кладбища. Вокруг, молитвенно сложив руки, лежали серебряные и бронзовые мертвецы. Длинные, острые носки их туфель торчали вверх, как утонувшие в песке якоря. Ударом в висок он сбил девушку с ног, сдавил ее горло и, не давая ни крикнуть, ни шевельнуться, повалил на могильную плиту.

— Доброй ночи, баронесса фон Вайстор! — издевательски поздоровался он. Немного ослабив захват, он по-звериному быстро обнюхал ее шею и грудь. Запах незнакомого одеколона окончательно взбесил его.