Итоги № 10 (2013) - Итоги Итоги

— В жизни не случалось более глупой и нелепой травмы, чем та! Умудрился заработать двенадцатисантиметровый разрыв четырехглавой мышцы бедра от… дверной ручки входной двери Большого театра! Она захлопнулась аккурат мне на ногу. Уже тогда, наверное, стоило задуматься, надо ли возвращаться. Но я вернулся и через три месяца опять танцевал в спектаклях. Правда, впоследствии прямо на сцене сломал кость, и это оказалось гораздо серьезнее. Все произошло на третьей минуте «Лебединого озера». Оступился на стыке у рампы, вблизи оркестровой ямы.

— Вот и сейчас кое-кто говорит, дескать, стыки корявые, перепад большой…

— Да, только со мной все приключилось до ремонта, на исторической сцене… Сломал плюсневую кость стопы и продолжил танцевать, иначе пришлось бы отменять спектакль, а я не мог этого допустить: битком забитый зал, к тому же в первом ряду партера сидела мама, а мне не хотелось лишний раз ее нервировать и огорчать. Переломы в моей жизни бывали и раньше, ломал ключицу, плечо и знал: сначала будет очень больно, зато потом по телу разольется блаженное тепло. Надо потерпеть. Так и произошло. Театр хоть и называется Большим, но замены именно в тот вечер не было. Я попросил вызвать врача, чтобы он вколол обезболивающее. Ступать на ногу практически не мог, тем не менее выполнил все прыжки, движения, включая вставное па-де-труа и монологи Принца, оттанцевал первый акт без скидок и послаблений до конца. Надо сказать, это было мое второе «Лебединое озеро» за два вечера. Обычно так не делают. Серьезнейшая нагрузка для исполнителя партии Зигфрида, почти три часа на сцене, и я хотел отказаться. Но Нина Ананиашвили, моя партнерша, уговорила, мол, Сережа, театр закрывают на реконструкцию, может, это наш последний с тобой спектакль на исторической сцене. Словом, согласился на свою голову. И вот момент перехода ко второй картине. Подбегаю к Нине, она прекрасным лебедем стоит у озера, полностью отдается роли и даже не смотрит в мою сторону. И тут я, нежно держа ее за руку, говорю в лоб: «Нинка, приплыли! Я ногу сломал!» Ананиашвили моментально поворачивается ко мне, понимает, что не шучу, и шепчет в ответ: «Фила, только не волнуйся, сама все сделаю!» И действительно, с того момента Нина вертелась, как могла, а когда надо было ее поднимать, отталкивалась так, что оставалось лишь выпрямить локти. Но к антракту нога все равно распухла, я не смог бы обуть ее ни в какие туфли. Прямо из Большого поехал в ЦИТО. Хирург, посмотрев на рентгеновский снимок, спросил: «А что вы, батенька, делали?» Честно ответил: «Ничего особенного. Танцевал». Плюсневая кость сначала сломалась в одном месте, но я ведь продолжал прыгать и вращаться, в итоге случился второй перелом, а осколок перевернулся и раскрошился. Врач предложил тут же сделать операцию. Я объяснил, что ноги мой рабочий инструмент, но хирург заверил, что все будет в порядке, и для соединения костей… просверлил стопу насквозь пятью спицами. Дескать, зато ничего и никуда не сместится. Несколько дней я мучился от дикой боли, не мог ни спать, ни лежать, было ощущение, что акула рвет конечность. Не выдержав, снова обратился в ЦИТО, но не к дежурному врачу, а к Анатолию Орлецкому, специалисту по балетной и спортивной травме. Оказалось, сломанные кости не соединены и даже теоретически срастись не могут! А все из-за того, что ночью мне встретился хирург, оперирующий только кисти. Как умел, так и сделал… Это к вопросу о том, каких жертв порой требует искусство.

— Вы двадцать лет протанцевали в Большом, а потом ушли худруком балета в «Стасик».

— Да, в Музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко. Мне нравится, когда его называют таким теплым именем, в этом нет фамильярности или панибратства. Я проработал там три года, и это было очень яркое и насыщенное время. Многому научился, прошел хорошую школу.

— Чтобы в 2011-м вернуться в ГАБТ. Были сомнения, идти ли?

— Конечно. Меня все устраивало в «Стасике», я комфортно себя чувствовал и не собирался никуда уходить. Но генеральный директор Большого Анатолий Иксанов и тогдашний министр культуры Александр Авдеев сделали предложение, от которого я не счел возможным отказаться. Это ведь мой родной театр, я в нем вырос, встал на ноги, он дал мне очень многое. С другой стороны, понимал, что ГАБТ нуждается в серьезном обновлении, и рассчитывал, что смогу добавить драйва, внести свежую струю, не ломая традиций.

— Вас назначили на волне скандала, связанного с Геннадием Яниным, верным претендентом на пост худрука, которого умело подставили с компроматом.

— Безусловно, я следил за событиями в Большом, но, что называется, со стороны. Знал и о том, какие страсти бушуют за кулисами. Но тогда меня это не пугало, поскольку я никоим образом не был причастен к случившемуся. И в театр шел работать, а не интриговать.

— Алексей Ратманский, руководивший балетной труппой ГАБТа в середине нулевых, высказался в том духе, что ЧП с Филиным — не случайность. И упомянул клаку, которая дружит с артистами, перекупщиков билетов, полусумасшедших фанатов, готовых перегрызть глотку за своих кумиров…

— Уже говорил, что почти вся моя жизнь связана с Большим. Учился в имеющем отношение к театру академическом хореографическом училище, после окончания сразу был принят в балетную труппу. С 1988 года прошел абсолютно все ступени, стоял с копьем, танцевал в кордебалете, изображал толпу в «Иване Грозном», шаг за шагом поднимаясь наверх. И хорошо знаю: то, о чем рассказывает Алексей Ратманский, существовало всегда. Было до нас, остается сейчас и, подозреваю, будет после. И клака никуда не денется, и фанаты. Другой вопрос, с трудом представляю себе яростного поклонника Галины Сергеевны Улановой, который караулит с топором или с кислотой Марину Тимофеевну Семенову. Я танцевал почти все ведущие партии в Большом, тем не менее чужие фанаты не только не причиняли мне физического вреда, но и не опускались до словесных оскорблений или угроз. И многих перекупщиков с клакерами знаю в лицо, а некоторых — по именам. Встречаясь с ними в фойе или коридоре театра, здороваюсь за руку. Это никак не мешает мне в работе. Я не имею отношения к билетной программе, даже не знаю, сколько стоят места на тот или иной спектакль. Не могу и артистам запретить дружить с кем-то неугодным. Если к солисту придет человек и предложит аплодировать ему громче всех и кричать «браво», а тот согласится? Разве это преступление? Понимаете, Ратманский привык работать в несколько иных условиях, он танцевал в Канаде, потом переехал в Датский королевский балет, а Большой все-таки другая структура. Со своим миром, особыми взаимоотношениями…

— Но иногда пар вырывается из котла. Вам, Сергей, наверняка пересказывали, какими ударами в формате интервью обменялись недавно Анатолий Иксанов и Николай Цискаридзе.

— По понятным причинам не могу выступать в роли рефери и предпочел бы не комментировать чужую полемику. Посмотрите мои публичные заявления: не позволяю себе резких выпадов даже в адрес тех артистов, которые, может, и заслуживают критики.

— Вы заступили на пост худрука в марте 2011-го, а в ноябре из Большого уволились примы балетной труппы Осипова и Васильев. После этого смолчать было бы странно.

— Для меня решение Наташи и Ивана стало абсолютной неожиданностью. Мы ведь полностью обговорили их рабочие планы на сезон вперед, обозначив даты отсутствия в Большом. У Натальи этот срок составлял семь месяцев за год, у Ивана чуть меньше. И с агентом тоже все обсудили. Когда Осипова и Васильев пришли в мой кабинет с заявлениями, я спросил: «Зачем вы это делаете?» Не хочу загружать лишними деталями, скажу лишь, что тот демарш не был случаен. Его специально подгадали к открытию исторической сцены, где мы собирались с шиком и блеском сыграть «Спящую красавицу». Акцент планировался именно на этом событии, но неожиданно все заслонил скандал с уходом Натальи и Ивана в Михайловский театр. Безусловно, это был серьезный удар по труппе. Мы ждали премьеру, волновались, переживали, и тут такое…

— И кто мог устроить провокацию?

— Разрешите мне еще немножко поправить здоровье, пообщаться с детьми, насладиться их обществом, чуть-чуть пожить, а потом отвечу на ваш вопрос… Пока же предлагаю подвести черту под темой Осиповой и Васильева, тем более что жизнь не стоит на месте. Мы говорили с Анатолием Иксановым: двери Большого театра открыты для этих артистов. С нашей стороны нет обиды или вражды. Общался я и с Алексеем Ратманским, хореографом балета «Пламя Парижа», в котором танцевали Наталья и Иван. Если они готовы в июле присоединиться к труппе Большого на гастролях в Лондоне, пожалуйста. Думаю, это будет хорошо, хотя, допускаю, не все наши артисты согласятся со мной. У каждого свое мнение, и некоторые, знаю, не простили Осиповой и Васильеву их уход. Я не держу зла. Вот честно! Те почти два года, что руковожу Большим балетом, старался сделать все, чтобы людям — молодым и опытным, начинающим и заслуженным — было интересно работать, чтобы мы всегда оставались вместе.