Наше время. 30 уникальных интервью о том, кто, когда и как создавал нашу музыкальную сцену - Михаил Михайлович Марголис

«Овация» и до персонального награждения Игоря Крутого, как «композитора года». Это было в «России» в мае 1998-го. Забавно, что открывалась та церемония номинацией «журналист года», победителем в которой стал я. То есть, «золотые ладошки» мы с Игорем Яковлевичем получили одновременно. Он меня тогда первым в зале лично и поздравил. Будь это годом ранее, главы «АРСа» в «России» бы не было.

Мы разговаривали незадолго до «Овации-97» и Крутой, несмотря на быстро угасшую «Звезду», в отношении кузнецовского проекта оставался столь же скептичен, как прежде.

– Игорь Яковлевич, «Квинту», напоминавшую «семибанкирщину» русского шоу-бизнеса, представляли широко и громко, как и рожденную ею «Звезду». А исчезло то и другое, почти незаметно, вовсе без речей и точной даты…

– Да, «Квинты» нет уже почти год. Думаю, первый же разговор ее создателей друг с другом на повышенных тонах и послужил началом распада. Структура и смысл содружества изначально были неправильными. С одной стороны, нам не хотелось дублировать деятельность друг друга, и корпоративный принцип мог помочь. Но вышло иначе: все, что мое – мое, а что ваше – наше. Так содружество не построишь.

Ваня Демидов правильно тогда предупреждал: рано объединять финансы. Сначала надо укрепить как бы политический союз, разобраться между собой. А все закончилось призывами: давайте все возможности и деньги в кучу. Но кучи-то оказались у всех разными. Тут и появились сомнения. Попытки сближения без антагонизма сошли нет.

– Вместе со «Звездой».

– Ну, премию, считаю, мы сделали нормально. «Овация» себя замарала неправильным подходом к делу. Там утрачена всякая объективность, то есть, та атмосфера, которая существует в американских «Грэмми» и «Оскаре», когда открывается на сцене конверт и пять номинантов замирают в ожидании результата.

Можно критиковать состав академической комиссии «Звезды», его выбор и т. п., но какие результаты будут объявлены во время церемонии, не знал никто. За этим следила независимая аудиторская фирма. «Звезда» прекратила свое существование из-за разборок в «Квинте». А «Овация» продолжает существовать только по причине отсутствия сегодня другой мало-мальски объективной награды. Появится таковая или возродится «Звезда», и «Овации» нечего будет делать. Она превратится в частный телепроект. Считаю, что Кузнецов не имел право объявлять свою премию национальной.

– Значит, даже если вас пригласят на майскую церемонию «Овации», вы не придете?

– Нет.

Повелитель «Песни года» в бронированной машине

Как сказано выше, Крутой вновь появился на «Овации» в 1998-м уже в звании народного артиста России, обладателя именного диплома (повешенного на стене в «арсовском» кабинете маэстро) «За большой вклад в развитие демократии», подписанного и врученного ему Борисом Ельциным по окончании феерического избирательного президентского тура «Голосуй, или проиграешь» 1996 года, и в ранге главного «тяжеловеса» российского шоу-бизнеса, не прекращающего публичную и «теневую» борьбу со своими критиками и конкурентами.

Отдельно «прилетало» Крутому «по творческой части» – за композиторскую «многостаночность» (в середине «девяностых» был момент, когда он писал альбомы сразу 11 (!) популярным исполнителям и за год сочинил более сотни песен), и за «коммерциализацию и узурпацию» самой рейтинговой эстрадной программы отечественного телевидения – «Песня года». Почти забытая сегодня певица Анастасия (тогда способная устроить свой сольник в «России») пыталась даже «броситься на амбразуру» и через различные СМИ высказать Крутому свои претензии. Не думаю, что именно этот шаг обрушил ее карьеру, но как-то совпало, что после нескольких резких заявлений она из поля зрения широкой публики навсегда выпала.

В предновогоднем разговоре с главой «АРСа», накануне 1997-го, я поинтересовался:

– Игорь Яковлевич, правду говорит Анастасия?

– Конечно, нет. Ее скандальное поведение – один из современных способов раскрутки артиста. На мой взгляд, певица должна все-таки петь. Мало того, лично я Анастасию в глаза не видел. Она не приходила в «АРС» и не предлагала свои песни в программу.

– Но действительно мне приходилось общаться со многими исполнителями, которые считали успехом то, что были бесплатно приглашены вами в «Песню года».

– Если откровенно, раньше существовало процентов десять артистов, которые приводили с собой каких-то спонсоров. Невозможно, чтобы такая передача существовала без финансирования, потому что расходы на нее очень большие. Четыре финальных концерта стоят 464 тысячи долларов. Доход в случае 100-процентного аншлага – в районе 480 тысяч долларов. Съемки зональных программ «Песни» приносят фирме ежемесячный минус в 10 тысяч долларов. То есть за 11 месяцев, без учета финальной программы, потери составляют 110 тысяч долларов. Как-то все надо закрывать. Или ты считаешь, что я должен заниматься только самопожертвованием?

Если кто-то из исполнителей уменьшал свой гонорар, выступая от нашей фирмы, или находил тех, кто вкладывал деньги в проект, я не видел в том ничего зазорного. Другое дело, что формулировка всех подобных действий звучала иначе – «мы платим Крутому». Это достаточно обидно. Я не бедный человек и не полный идиот, чтобы мне так платили. Платят за то, чтобы передача стала выигрышней, чтобы в ней появлялось больше нового, современного, различных эффектов и т. п. За то время, что мы продюсируем «Песню года», ее рамки расширились далеко за пределы России. Она поедет осенью в Германию и Израиль и уже побывала в Штатах. Да, в основном там в зал приходила русскоязычная публика, но в Нью-Йорке забредали и несколько сот американцев, хотя бы потому, что действие происходило в таком зале, как «Радио Сити Мьюзик Холл» в центре Манхэттена.

«Песня года» монополизирована мной не более, чем «Утренняя звезда» Юрием Николаевым, «Музобоз» Иваном Демидовым или «Смак» Андреем Макаревичем.

– Говорят, за отказ исполнять песни Крутого можно вылететь из обоймы эфирных исполнителей?

– Все это чушь! Хотя отдельные артисты в нее верят. Например, недавно мне позвонила Надежда Чепрага и заявила прямым текстом: «Дай мне песню, я хочу появиться в «Песне года». Я удивился: «А как это взаимосвязано?».

– Сколько ваших песен звучит в нынешней «Песне года»?

– Не больше, чем, допустим, песен Матецкого. Ну, Миша Шуфутинский поет мою песню, Вадик Байков, Саша Серов, Валера Леонтьев, Ирина Аллегрова…

– А в принципе можно представить эту программу без творений Крутого?

– Можно. У каждого композитора есть свой срок. Когда испишусь, спокойно продолжу заниматься продюсерской деятельностью, если в том будет надобность.

– Вы ежегодно выдаете такое количество шлягеров для различных исполнителей, что, можно подумать, дни и ночи напролет проводите в студии. Между тем последние годы о вас говорят в основном как о крупном предпринимателе или, если хотите, высокопоставленном чиновнике шоу-бизнеса.

– В России я фигурирую как чиновник, за океаном – как композитор. Получилось так, что моя супруга живет в Америке, и приезжая туда, я там и работаю. Набираю с собой из Москвы кучу стихов и сочиняю на