Москва Норд-Ост - Анджей Зауха

Воды не хватало практически все время. Захватив театр, чеченцы обнаружили в буфете только небольшой запас минеральной воды, газированных напитков, бутербродов и шоколадок и стали раздавать все это еще ночью.

- Сначала принесли из буфета маленькие бутылочки фанты и пепси, - вспоминает Любимов. - Раздавали их в каждом ряду, так что на четырех человек приходилась одна бутылка.

Напитки, однако, быстро закончились, впрочем, сладкая фанта или кола не утолили жажду - пить хотелось еще больше. Поэтому Любимову пришла в голову другая идея.

- Я сказал чеченке, которая сидела рядом со мной: «Передай своим командирам, что за сценой есть два туалета», - вспоминает Любимов. - Можно набрать воды из крана в какую-нибудь посуду и раздавать людям». Она сначала сказала: «Сиди спокойно!», но потом все-таки пошла, поговорила с командиром, вернулась и говорит: «Не позволил!»

Но в конце концов все-таки взяли нескольких заложников покрепче и велели им принести воду в пластиковых канистрах, примерно тридцатипятилитровых. Таких канистр было четыре, их расставили в разных концах зала в равных промежутках. А поскольку у людей остались бутылочки из-под напитков, теперь можно было набрать себе воды. Одна канистра стояла рядом со мной, и я тоже налил себе полбутылки. Я предвидел, что будут проблемы с туалетом, поэтому почти не пил. Так, мочил губы время от времени. Конечно же, ни к чему хорошему это не привело - организм обезводился, и у меня еще долго были из-за этого проблемы.

Самим террористам пришла в голову еще одна идея. Забрали из буфета коньяк и виски и разносили воду в бутылках из-под «Хеннесси» и «Балантайна». После штурма российская пропаганда утверждала, что чеченцы пили спиртное, и даже показала фотографию убитого Мовсара Бараева, которому кто-то вложил в руку бутылку «Хеннесси», но это неправда. Взяв театр, десантники обнаружили в подсобке буфета настоящее озеро ароматного французского коньяка, вылитого туда террористами.

Оперативный штаб не слишком утруждал себя. Только в пятницу доставили небольшое количество воды и соков, хотя, как утверждает Васильев, длинный список необходимых заложникам вещей, прежде всего напитков, он передал еще в четверг. Официальные власти сообщали, что террористы отказались принимать напитки и еду. Возможно, они действительно опасались подвоха, но более правдоподобно, что спецслужбы не особенно трогали страдания заложников.

- Я даже не просил еду, просил то, что нужно было срочно, -желудочные, сердечные средства, - вспоминает Васильев. - К сожалению, ничего такого мы не получили, передали совсем не то.

О фатальной работе тех, кто якобы занимался спасением заложников, рассказывала мне и Анна Политковская. В пятницу после обеда, выйдя из Дома культуры, она дала свои деньги журналистам, стоящим за оцеплением, и просила купить минеральную воду и соки для заложников. В штабе ничего этого не было!

Значительно хуже обстояло дело с питанием. В буфете после антракта осталось немного бутербродов, а кроме них были только шоколадки и жевательная резинка. Террористам пробовали объяснить, что заложникам нужна еда, но безрезультатно. «Мы уже давно убедились, что человек может долго выдержать без еды», - отвечали они, ссылаясь на свой военный опыт. Поэтому именно сладости были основным питанием заложников в течение всего их пребывания в театре. И редко кому удалось получить больше пары крошечных упаковок.

Впрочем, чеченцам быстро наскучило разносить и раздавать сладости заложникам. Вскоре один из них с коробкой шоколадок в руках встал на сцене и начал горстями бросать конфеты в зал. Многие заложники утверждают, что ему это занятие явно нравилось, а для них было унизительно.

- А может, объявить голодовку? - крикнул кто-то из зала, вызвав общее веселье. Видно, зрители «Норд-Оста» не теряли присутствия духа даже в такой ситуации.

Стресс, проблемы с желудком, неудобства, отсутствие сна привели к обострению заболеваний, которыми некоторые заложники страдали и раньше, а у многих проявились недомогания, которых они раньше не знали. В зале были пожилые люди, и на их здоровье заключение повлияло особенно сильно. У англичанина, о котором упоминал Васильев, было больное сердце. Яха Несерхаева, чеченка, не признавшаяся в том, что она землячка террористов, страдала от болезни сердца, легких и к тому же недавно перенесла тяжелую операцию. Рядом с Ириной Филипповой сидела пожилая женщина с тяжелейшим артритом. Но страдали не только старики. Сын профессора Марии Школьниковой, врача по профессии, страдал астмой. Алексей Шальнов, один из мальчиков, занимавшихся с Сергеем Лобанковым, в тот день впервые пришел на репетицию после только что вылеченного гриппа; у него вскоре началось воспаление легких.

Наиболее драматичным, и к тому же таинственным, был, кажется, случай Игоря Денисова из «Иридана». Денисов со своей группой попал в руки террористов из левого крыла здания, того, где работал сторож Николай Любимов. Большинство детей были старшего школьного возраста, но среди них оказалась и одна маленькая девочка, ученица начальных классов. Именно ее единственную террористы отпустили в первые же часы после захвата театра. Именно ей Игорь крикнул: «Бегом в метро и домой!»

До сих пор неизвестно точно, что произошло с Денисовым. В четверг утром он почувствовал страшную боль в нижней части живота и упал в проход между креслами. Все в театре слышали его стоны. Его немедленно перенесли и положили у стены. Врач Мария Школьникова, детский хирург, осмотрела его по мере возможности, спросила, что у него болит и сказала чеченцам, что это приступ аппендицита и что если он немедленно не будет отправлен в больницу, умрет в страшных муках.

- Террористы уже хотели его выносить, когда вдруг Бараев начал орать: «Куда? Зачем?», - рассказывает Ирина Филиппова. - Школьникова объясняет, что Игорь не выживет, а Бараев пожимает плечами: «Значит расстреляем! Пусть подыхает». И приказывает вынести его в холл. Это было ужасно. Мы не слышали выстрелов, но казалось, что его действительно расстреляли. А в пятницу его внесли обратно. Он был как мертвый, не двигался. Его положили где-то сзади, между последними рядами.

В конце концов Денисов все-таки выжил. Потом он рассказывал, что лежал в холле почти без сознания, но видел иногда проходящих мимо переговорщиков. Поскольку временами он действительно терял сознание и выглядел как труп, в четверг к вечеру власти объявили, что он умер от перитонита. На короткое время он стал очередной жертвой террористов. Но пережил и штурм, и газовую атаку, после которой, как все остальные, попал в больницу, где оказалось, что это все-таки не был аппендицит. Врачи не обнаружили причины страшной боли, мучавшей его в течение двух дней. Наверное, это был какой-то спазм на нервной почве.

Были и другие, хоть не столь острые, случаи. Террористы прекрасно понимали, что без врачей им не обойтись, тем более что и среди них был раненый. Один из чеченцев, Рашид, вероятно в момент первой атаки на театр, глубоко разрезал и порвал внутреннюю часть ладони. Несмотря на многократные перевязки, кровь все еще сочилась сквозь бинты. Правда, у чеченцев были с собой хорошо подобранные аптечки - анальгетики, перевязочный материал, пластыри, шприцы; тем не менее они не могли сами помочь Рашиду и многим заложникам. Нужны были врачи.

В зале было несколько специалистов высокого класса. Детский хирург, профессор Мария Школьникова пришла в театр с мужем и сыном; муж, однако, пообещав террористам организовать пресс-конференцию с западными журналистами, вышел на свободу в самом начале драматических событий, в первые же часы после захвата театра. В четверг, ближе к полудню, Школьниковой удалось убедить террористов, что ее сын серьезно болен и без специальных средств не сможет прожить в этих условиях нескольких дней. Отпустили и его. Вскоре террористы отпустили и саму Школьникову, которая вышла, чтобы лично прочесть перед камерами обращение к президенту Владимиру Путину, в котором заложники умоляли не идти на штурм.

Школьникова помогала людям, в основном поддерживая их морально, ведь поначалу у нее не было никаких лекарств. И, так же как Васильев, старалась смягчать отношение чеченцев к заложникам.

- Она вела себя с террористами, как с несносным ребенком, которого, будучи врачом, она вопреки его желанию обязана вылечить, - рассказывает Филиппова. - Очень спокойным голосом объясняла им простейшие вещи. Когда надо было кого-то выпустить или за кого-то заступиться, она подходила к ним и говорила: «Это человек очень болен, слово даю, он не выживет». Но этот аргумент не действовал, они на это отвечали: «Ну, так мы его расстреляем». Однако все больше прислушивались к ней, вероятно поняв, что она для них не представляет опасности, и с определенного момента ей все чаще удавалось смягчать напряженную ситуацию.