Пират - Конни Мейсон

Блисс провела немало времени, раздумывая над этим, но ни на шаг не приблизилась к разгадке. Тайна Охотника оставалась непроницаемой. А между тем Блисс порой даже стала забывать о том, что он – злодей, преступник, пират, человек, с которым у нее нет и не может быть ничего общего. Более того, как всякая женщина, она невольно начинала думать о будущем. Об их общем с Охотником будущем...

И все же растущая день ото дня привязанность к пирату ни на минуту не отвлекала Блисс от ее главной заботы. Ее сердце постоянно ныло при мысли о сыне.

Она знала, что не успокоится до тех пор, пока не обнимет своего дорогого, столько раз оплаканного малыша. Однажды ночью, после того как они долго и нежно любили друг друга, Охотник покосился на Блисс и спросил:

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

– Мне показалось, что ты какая-то грустная. Тебя что-то тревожит? Может быть, ты заболела?

– Со мной все в порядке. Я просто...

«Может быть, она хочет сказать, что беременна?» – мелькнуло в голове у Охотника.

Он зарылся пальцами в волосы Блисс, перебирая мягкие шелковые пряди. А Блисс повернула голову и внимательно смотрела в лицо пирата, решая, может ли она доверить свою тайну этому человеку. Захочет ли он вникнуть в ее положение? Однако ведь она ничего при этом не теряет, а если кто-то и способен ей помочь, так это только Охотник. Тем более что временами Блисс чувствовала в его отношении к ней нечто большее, чем просто страстную похоть. Она не могла понять его истинных чувств к ней, но недаром же их близость была такой полной, что временами заставляла Блисс путать Охотника с покойным мужем. Она даже называла его порой Гаем в своих потаенных мыслях...

– Ты действительно хочешь знать, что меня беспокоит? – наконец решилась Блисс.

– Я же сам тебя об этом спросил.

Она снова внимательно всмотрелась в его лицо.

– Скажи, кто ты на самом деле? Неужели мы никогда прежде не встречались? Порой ты говоришь и поступаешь так, словно давным-давно знаешь меня. Я не настолько глупа, чтобы не видеть этого. Я понимаю, что ты держишь меня здесь с какой-то целью, но каждый день сталкиваюсь с новыми и новыми загадками, которых не могу объяснить. Они просто не поддаются логике!

– И это все, что тебя тревожит? Неплохо же тебе живется! Не переживай, настанет день, и ты узнаешь все, как я и обещал. – Охотник положил ладонь на грудь Блисс, начал ласкать ее тело, которое и раньше знал не хуже, чем собственное, а теперь заново вспомнил до мельчайших подробностей.

– Сейчас я заставлю тебя забыть о твоих проблемах, – чуть хриплым от пробуждающегося желания голосом сказал он.

Блисс сразу напряглась.

– Похоже, ты считаешь секс лекарством от всех болезней. Но для меня это лекарство не подходит.

Охотник вздохнул, оторвался от Блисс, лег на спину и уставился в потолок, закинув руки за голову.

– Как я еще могу тебе помочь, если ты ничего не желаешь рассказывать?

– Я же тебе говорила, что не могу оставаться здесь. Мне необходимо попасть в Мобиль, и как можно скорее!

– А я уже говорил, что отпущу тебя, как только сочту необходимым, но не раньше. Да что такого важного для тебя в этом Мобиле? Объясни. Если я буду знать, то, может быть, смогу чем-то помочь тебе.

Блисс еще раз мысленно прикинула, стоит ли доверять этому бездушному пирату – человеку, на совести которого десятки невинных жизней, человеку, который нарушил все без исключения законы общества. Но с другой стороны, чем это ей грозит? Убить он ее не убьет, в этом Блисс была уверена. Посадит в клетку? Так она все равно как в клетке на этом острове. А по-человечески... По-человечески она, пожалуй, должна даже быть благодарна Охотнику за то, что он вернул ее к жизни. Ведь после смерти Гая она сама, добровольно заточила себя в могилу, а Охотник вернул ей мир. в котором есть если не любовь, то, по крайней мере, страсть. Он научил ее снова чувствовать полноту жизни.

– Блисс, я в своей жизни натворил немало такого, за что мне придется ответить на Страшном суде, но в данном случае я действительно хочу помочь тебе.

Охотник сам не ожидал от себя подобного участия. Последние семь лет жизни он провел в безжалостной злобе и никак не думал, что у него сохранилось хотя бы подобие души. Однако она, эта душа, все же выжила где-то в глубине его существа и вот сейчас пробуждалась благодаря Блисс. Он убеждал себя в том, что использует Блисс только как орудие мести и откажется от этой женщины, как только сделает ей ребенка. Но притаившаяся душа нет-нет, да и давала о себе знать, негромко шепча ему, что Блисс – вовсе не орудие мести, как он решил, а его первая и единственная настоящая любовь...

Ах, если бы она не предала его тогда! Не бросилась к раненому Фолку вместо того, чтобы упасть в объятия своего мужа!

Воспоминания о том трагическом дне понемногу утратили остроту, но никогда не покидали Охотника полностью, постоянно отзываясь в его сердце тупой болью. Еще больше его заставило тогда страдать то, что Блисс ни разу не навестила своего мужа в тюрьме. Ни свидания, ни весточки за целый год, что он просидел в сыром каменном мешке Калабосо! Ни единого слова!

«Очевидно, отец сумел настроить ее против меня, – подумал Охотник. – Но сама Блисс! Решила, что любит Фолка, и дала отцу согласие на расторжение брака с Гаем? Но в таком случае почему она до сих пор не вышла замуж за Фолка?»

Вопросы, вопросы... Их у Охотника было, пожалуй, не меньше, чем у Блисс.

– Да, ты можешь помочь мне, – сказала наконец Блисс, прерывая его раздумья. – Только не уверена, что захочешь.

– А ты попробуй.

– Даже не знаю, с чего начать...

– Тогда начни с самого начала.

– Начало было давно. Видишь ли, семь лет тому назад я вышла замуж.

– Так ты была замужем? – притворно удивился Охотник.

– Его звали Гай Янг, и я любила его всем сердцем. Он был для меня всем! Мы с ним сбежали и тайно обвенчались без ведома моего отца. Мне было всего семнадцать. Мы с Гаем были так молоды тогда...

– А почему твой отец не давал согласия на брак? Семнадцать лет – вполне подходящий возраст.

– Отец слышать не хотел об этом браке. Он прочил меня в жены Джеральду Фолку, своему деловому партнеру. А Гай... Гай в то время служил конюхом у моего отца. У него не было ни денег, ни положения в обществе. Впрочем, для меня-то это не имело ровным счетом никакого значения. Мы с Гаем любили друг друга и мечтали всегда быть вместе.

Охотник внутренне содрогнулся от негодования. Как у нее только язык поворачивается говорить такое?! Лгунья! Предательница!