Течения Алькионы - Брайан Стеблфорд

Первое, что мы встретили вблизи Течения, была пыль. Силы, которые бродили по Течению, гнали перед собой огромные облака пыли. Само по себе это не опасно - большая часть кораблей может существовать в пыли. Очистители пространства и драги чужаков даже разрабатывали пылевые облака. Но одно дело, когда защищаешься от пыли обшивкой при разработке облаков, а совсем другое - лететь сквозь непрестанный дождь из пыли, который постоянно стирает снаряжение корабля. Если в корпусе образуется трещина или размыв, сквозь них может просочиться энергия, что неминуемо приведет к разбалансировке и изменению траектории. А когда траектория начинает самопроизвольно отклоняться, вы одной ногой оказываетесь в могиле.

Я сохранил большое уважение к пыли и ощущал ее через сенсоры в течение часа или двух, пока мы пролетали через нее. Но я был достаточно мобилен, чтобы маневрировать в соответствии с изменением интенсивности течения. Незначительные изменения ориентации крыльев позволяли выбирать более удачные положения для ориентации корпуса по отношению к пылевому дождю. Со временем компенсация изменений стала рутинной и рефлекторной. Модель моих реакций была автоматически запрограммирована в нашлемном компьютере, и корабль вскоре научился проделывать те же самые манипуляции самостоятельно, хотя я все еще продолжал его контролировать. Я вставил специальный буй Алахака в наш стандартный прибор. Как только пришел сигнал, на моем обзорном экране появилась траектория пути, по которому шел сигнал. Когда мы вошли в Течение, то отставали от "Гимнии" часа на два. Мы немного отстали, когда я приспосабливался к Течению, что для Алахака было совершенно не нужно. Я пристроился к трассе на глазок. У Алахака была карта, но я знал, что там, где пройдет "Гимния", пройдет и "Хохлатый Лебедь", но все опасности на этом пути я не мог предсказать. Факт следования рейса Алахака по этому пути делал этот путь более неизвестным для нас, следовавших за ним по пятам.

Я предупреждал дель Арко и Ив не говорить со мной, когда я разговариваю. Возможность комментировать вслух наше положение улучшало мое мысленное состояние. Я мог управлять без намеков, глупых вопросов и поздравлений.

- Я собираюсь сблизиться, - сказал я. - Между нами пыль, и мне не хотелось бы, чтобы она оказалась у нас на пути.

Крупное облако надвигалось большими уступами, вероятно, со всех сторон. Это было горячее вещество, выплеснутое из центра, заполнявшее все вокруг нас. Стук грязи о мои крылья перерос потом в непрерывный ливень, обрушившийся на все части фюзеляжа. Я уменьшил площадь крыльев, но не мог сократить всю обшивку корабля. Пришлось добавить мощности на силовую защиту, Я убедился, что сердце корабля бьется ровно и сильно, в чем была особая нужда. Я надеялся, что шторм будет непродолжительным. Добавка энергии в силовое поле на продолжительное время могла ослабить двигатель. Возможность починки или замены его до нашего возвращения на Холстхэммер была нереальной, и с двигателем нужно было обращаться осторожно.

Сигнал слегка изменился.

- Они повернули, сказал я и объяснил:

- Облака исходят из центра, из временных перекрестков или гравитационных дыр. Они пытаются сбить меня с трассы, несмотря даже на то, что давление на их корпус сохранится.

Конечно, я повторил маневр. Вы бы тоже не стали разбивать собственный корабль. Я попробовал прочувствовать, по какой траектории искривляется их трасса, для чего необходимо было выправить крылья. Я добавил энергии в поле, чтобы иметь возможность двигать крыльями. Затем убавил силу, питающую защитное поле. Это было похоже на снятие перчаток в мороз. Уколы пыли стали жестче - почти болезненными. Я изучал очертания поля, которое сдерживало их. Через мгновение, как мне показалось, я видел его, но оно было очень тонким, и мне показалось, что оно медленно изменяется. Я двинулся, чтобы подчиниться требованию пылевого потока, а затем немного изменил движение. Я собрался и начал медленно, но с силой двигать крыльями, создавая собственное напряжение, вплетающееся в многосоставную ткань шторма. Мощь этих движений была несравнима, конечно, с мощью, излучаемой из середины Течения. Но то была случайная, рассредоточенная энергия. Эта же направлена на целенаправленное воздействие. Я был первым человеком, когда-либо запрягшим могущество Течения своими собственными силами.

Кожа моя начала пылать, когда угол атаки крыльев изменился, давая пыли возможность жестче врезаться в защитное поле. Неприятная боль появилась на спине и в паху. Но я ее игнорировал. Затем внезапным толчком, подобным порыву ветра, облако изрыгнуло нас плавно и без видимого усилия. Только секунды понадобились мне, чтобы выйти на траекторию.

Тщательно, стараясь не спешить, я вернул поле к его первоначальному положению.

Я отметил, что многие корабли могли бы проскочить облако, но ни один без тяжкого перенапряжения своих двигателей, и уж конечно, не на таких скоростях.

- Одно мы расколошматили, - прокомментировал я, когда смертельное напряжение отозвалось болью в моих мышцах. Я выпрямился и расслабил пальцы.

Но расслабляться было нельзя.

Мы сближались с "Гимнией", но Алахак все еще двигался очень быстро. Помня, что у него нет наших возможностей, я рассчитал, что нагрузки на его двигатель через несколько дней выведут его из строя. Он летел, как сумасшедший. Какой бы ни была причина его бравады, она торопила его прямо в ад.

Я не мог видеть корабль Алахака, потому что даже с замечательными сенсорами, помех для видимого спектра было достаточно. Но приборы, ловившие сигнал, доносили его громко, чисто и с каждым разом все ближе. Иногда я чувствовал волну искривленного пространства, которая рассеивалась в кильватере. Это тоже беспокоило меня - она может быть отброшена, как пробка, если получит боковое повреждение. "Лебедь" мог это выдержать если я буду достаточно быстр - но "Гимния" нет.

Если бы ты успокоился, думал я, у тебя было бы больше шансов попасть туда. Но что-то направляло его достаточно твердо, и пока у него было чистое пространство, он испытывал пределы своего терпения. Он двигался, словно вышвырнутый из пекла.

Минуты складывались в часы, а он начал еще прибавлять в скорости. Я не собирался рисковать, поэтому не стал его копировать и поэтому он стал отрываться. Затем он врезался в облако и вынужден был принять меры предосторожности. Облако было небольшим и узким, и я прошел через него без труда, не особенно мудрствуя.

Через семь часов нас вновь начало атаковать искривление. Алахак не замедлился, поэтому я предположил, что покоробленность пространства исходит из его движения. Я двигался на волнах, пока они не стали давить мне в грудь и в корму, тогда я снизил скорость и уменьшил нагрузку. Несмотря на это мои занемевшие мышцы начала терзать тупая боль. Я взмок от пота и чувствовал невероятную усталость. Перед взлетом меня попытались подстрелить, и все это было десять-двенадцать часов назад. Даже для меня подобные перегрузки были великоваты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});