Том 27. Таита (Тайна института) - Лидия Чарская

— Счастливица! Счастливица! От самого Александра Александровича получила "память", — шепчут с завистью подруги.

— Месдамочки, смотрите, какое оживление царит за учительским столом. Даже Цербер развеселился.

Действительно, даже мрачный, всегда угрюмый учитель истории разошелся во всю и был против своего обыкновения весел, остроумен и оживлен. Зоя Львовна привлекала всеобщее внимание. Она казалась прелестной в своем новом форменном синем платье с кружевной бертой, грациозно облегавшей ее плечи.

— Ангел! Прелесть! Ем за ваше здоровье пятое яйцо! — звонким шепотом посылает ей Золотая Рыбка, отличающаяся завидным аппетитом.

Зоя Львовна быстро встает и направляется к крайнему столу выпускных.

— Ну вот и отлично, все мои любимицы сгруппировались вместе, — говорит она, сияя глубокими ямками на щеках. — Вы, Ника Баян, да вы, парочка цыган, вы неразлучные Тольская с Сокольской, вы, очаровательная представительница Армении, Тамара, вы, Лихачева, и вы, Козельская, — очень прошу вас всех к себе на вечер. Maman позволила мне устроить этот вечер и даже предложила свою квартиру для этой цели. А вы, Ника, можете позвать ваших братьев, у меня будет недостаток в кавалерах. Придете, mesdames?

— Придем, мерси, придем непременно!

— Ну смотрите же. — Веселая, сияющая, так мало похожая на других классных дам, Зоя Львовна снова отходит к своему «почетному» столу.

В эту ночь институтки долго не ложатся. Строят планы на предстоящий четверг, спорят, волнуются. Первые лучи солнца застают еще бодрствующими выпускных.

Черненькая Алеко, вскакивая на подоконник и простирая руки к восходящему утреннему светилу, декламирует:

Я пришел к тебе с приветом,Рассказать, что солнце встало.

— Месдамочки, тише! У меня голова болит; я уже мигреневым карандашом голову намазала и компресс положила, а вы кричите, — стонет Валерьянка.

Понемногу все утихает в выпускном дортуаре. Тридцать пять юных головок приковываются к жидким казенным подушкам. Утреннее весеннее солнце, проникая сквозь белую штору, золотит все эти черненькие, русые и белокурые головки.

Спите спокойно, милые девушки! Кто знает, не последние ли это безоблачные сны вашей юности! Пробьет час, и раскроются широко перед вами двери в «настоящую» жизнь. И Бог ведает, много ли таких беззаботных ночей выпадет в ней на вашу долю.

* * *

Пасхальный четверг. Восемь часов вечера.

В квартире Maman непривычное оживление. Самой Марии Александровны нет. Ее неожиданно вызвали к почетной высокопоставленной попечительнице института. Но четыре большие нарядно обставленные комнаты Maman полны сегодня смеха, шума и веселья. Кроме выпускных воспитанниц и двух братьев Баян, Зоя Львовна пригласила на чашку чая и кое-кого из своих знакомых. Пришел к сестре и доктор Дмитрий Львович Калинин.

— Ну, как поживает наша Тайночка? — шепотом обратился он к Нике.

Та только рукой махнула:

— Ах, милый доктор, мы живем на вулкане, Скифка начинает догадываться и следит за ней в оба глаза.

— Кто? — удивленно поднял он брови.

— Скифка. Ну Брунша, синявка наша. Неужели не знаете?

— Ха-ха-ха. Сиречь классная дама?

— Ну конечно. Наконец-то догадались.

— Вы и Зою синявкой называете?

— О, нет! Зоя Львовна — прелесть, само очарование! Смотрите, какая она дуся, ласковая, хорошенькая! И с нами как с подругами обращается.

— Зоя, ты слышишь? Ты — само «очарование» и "дуся", — поймав за руку сестру, лукаво шепнул ей доктор.

— Вот противный-то, все передает! — расхохоталась сконфуженная Ника, в то время как Зоя Львовна улыбалась ей своей обаятельной улыбкой.

— Но мы уклоняемся, однако, — принимая серьезный вид, произнес доктор. — Ну что же ваша Зулуска?

— Не Зулуска, а Скифка, милый доктор, Скифка. Представьте, ей всюду мерещатся заговоры, бунты, измены. Она наяву бредит ими и, как сыщик, следит теперь за нами. Кое-что проведала про Тайночку, и часа покоя буквально не видим от нее.

— Ха-ха-ха! Это вы-то бунтовщицы, заговорщицы! — расхохотался самым искренним образом Дмитрий Львович.

— Плохо еще то, что Бисмарк куксится, боится Тайночку у себя держать. Мы барону нашему написали, просили принять участие в Тайне, да он уехал за границу. Неизвестно, когда вернется. Положение бамбуковое. Представьте: бедная, бедная девочка-сиротка, ни отца, ни матери, никого, кроме тетки — и не имеет права на жизнь, на кров и пищу. И такая прелесть еще наша Тайночка.

Дмитрий Львович слушал внимательно Нику и восхищался ее разгоревшимися глазками и озабоченным личиком. "Какая славная, добрая, красивая, девушка, какая нежная у нее душа!" — подумал доктор, не сводя глаз со своей собеседницы.

И движимый невольным чувством, он взял за руку Нику и произнес ласково:

— Доверите ли вы мне вашу Тайночку, если я придумаю способ устроить ее хорошо?

Карие глаза Ники вспыхнули радостью:

— Что вы хотите сделать? Что? — так и всколыхнулась всем своим существом молодая девушка.

— Подождите, дайте мне подумать. Разрешаете?

— Разрешаю! — тоном, преисполненным деланной важности, проронила Ника, но сердце ее забилось сильно, и новая надежда окрылила юную головку.

"Неужели этот милый, симпатичный доктор найдет способ помочь нашему горю?"

В это самое время на противоположном конце стола Вова Баян уничтожал торты и конфеты вперегонки с Золотой Рыбкой и оживленно болтал.

— Нет, вообразите только, — рассказывала своему кавалеру Лида, — Скифка мечется, орет, бежит за Никой. А Ника несет на руках "кузину Таиту", которую Скифка нашла у себя в постели. Вы знаете, ту «кузину», про которую на Рождестве вам Ника рассказывала? Ну, думаю, дело плохо. Схватила аквариум, да как о пол — хлоп. Понятно, рыбки затрепетали, а тритоны тягу дали, но в общем, маневр достиг цели. Скифка глаза выпучила, рот до ушей и назад…

— Помилуй Бог! Молодец! Хвалю! Вот это по-нашему, по-суворовски! — восторгался Вова, отправляя в рот чуть ли не десятую порцию торта.

— Нет, а теперь-то я сама отличилась, вы знаете? Записку съела. Вы слышали?

— Что-о-о?

— Вот и то. Пишу секрет Нике про то, чего и вы даже, Вовочка, знать не должны и не знаете, а Скифка тут как тут. «Aber» и так далее. Покажи записку и никаких… Ну я, не будь дурочкой, хам ее в рот, пожевала и проглотила.

— Ну?

— Ну и ничего. Тошнило потом немножечко. Валерьянка выручила, мятных капель дала.

— Нет, помилуй Бог, это, шут знает, как все прекрасно! — восторгался Вова, — как жаль, что вы не ваш брат кадет. А то бы мы оба вместе в Суворовский Фанагорийский полк поступили. И какой бы славный солдатенок из вас вышел, помилуй Бог.

— Нета! Неточка! Спойте нам что-нибудь, — попросила Зоя Львовна Козельскую.

Та сидела рядом со старшим Баян. Сергей сумел заинтересовать эту всегда сонную, апатичную девушку. Он рассказывал ей об электрической выставке, которую посетил на днях, и попутно коснулся и самого электричества. Это был конек юноши. Он любил избранную им профессию. И говорил он с захватывающим интересом, увлекаясь сам и увлекая свою собеседницу. Красавица Неточка с чудно оживившимся лицом и загоревшимися глазами ловила каждое слово молодого электротехника. Словно проснулась она, когда Зоя Львовна подошла к ней, прося ее спеть. Неохотно поднялась со своего места молодая девушка и подошла к роялю. И через минуту нежные, бархатные звуки молодого сочного сопрано задрожали и понеслись по комнате.

Хорошо пела Неточка, и все присутствующие невольно замерли. И под звуки песни красивое, одухотворенное лицо Дмитрия Львовича приблизилось к Нике.

— Я придумал. Я нашел способ устроить вашу Тайну и выручить всех вас из беды, — услышала его голос Ника.

— Как? Что? Но как же? Как же?

— Да очень просто, — улыбаясь, произнес доктор, — пока не вернется из-за границы ваш барон, я продержу девочку у себя. Правда, квартирка у меня малюсенькая при госпитале, но авось места хватит. А денщик мой, Иван, славный парень и будет не худшей нянькой для вашей Тайночки, нежели ваш, как его, Бисмарк.

— О, какой вы милый, доктор, и как я вас за это люблю! — вырвалось из уст Ники, — и как вам отплатить за все это, уж и не знаю сама.

— А я научу.

— Научите, пожалуйста.

— Стало быть, вы находите, что я достоин награды? — тонко улыбнулся Дмитрий Львович.

— Конечно! Конечно!

— В таком случае, разрешите мне приехать к вам в вашу далекую Маньчжурию и сказать вашим родителям: вот девушка, сердце которой — сокровище, и оберегать его от ударов судьбы почел бы за счастье каждый, а я больше, нежели кто-либо другой.

Но для этого надо, чтобы и это чуткое милое сердечко забилось сильнее для меня. Я буду терпелив. Я буду ждать. И дайте мне слово, Ника Николаевна, если вам понадобится верный друг и защитник, любящее, преданное сердце, вы позовете Дмитрия Калинина.