Блатные псы - Владимир Колычев

– Значит, ваш Маков договорился со Сколковым называть мое имя.

– То есть вы не ставили задачу захватить и убить Татаринова?

– Его еще нужно было и убить? Нет, не ставил…

Ожогин глянул на Кустарева и незаметно для Нестроева подмигнул ему. Гриша болезненно скривил губы и закрыл глаза. Сигнал получен – пора начинать передачу «На арене цирка».

– Гриша, что с тобой? Тебе плохо?

– Да все нормально, Юра, все нормально…

– Знаешь, что с моим опером случилось? – зло спросил Ожогин, обращаясь к Нестроеву.

– Нет, не знаю, – равнодушно отозвался тот.

– Маков с Гударевым Татаринова похитили, а старший лейтенант Кустарев пошел за ними. Они учуяли его. Татаринова убили, а Кустарева ранили…

– Очень жаль. Но я здесь при чем?

– Как при чем? Маков и Гударев исполняли твой заказ. Из-за тебя Гришу ранили.

– Я здесь не при делах…

Кустарев расслабил мимические мышцы и перестал дышать.

– Гриша, что с тобой? – с криком бросился к нему Ожогин, приложил пальцы к его шее.

Кустарев лежал, не подавая признаков жизни.

– Гриша, где пульс?.. Гриша, очнись!.. Гриша, твою мать!

Свое блестяще наигранное отчаяние Ожогин перенес на Нестроева. Он схватил задержанного за грудки, с силой тряхнул, с бешенством безумца глядя ему в глаза.

– Я ж тебя, падла, порву за Гришу! Я ж тебя прямо сейчас, на месте!

– Я… Я не стрелял… – в страхе перед расправой выжал из себя Нестроев.

– А я стрелял! Знаешь, сколько я таких тварей, как ты! Своими руками! – Ожогин разжал руки, вынул из-под пиджака пистолет. Кустарев услышал, как он передернул затвор. – Говори, падла, кто Татаринова «заказал»?

– Я… Я… Дал… Я дал… Я команду… – заикаясь, в соплях и слезах, выдавил Нестроев.

– Прошника и Волхова кто убил?

– Я… Я убил…

– Гударева кто убил?

– Я…

– Сам лично?

– Да, сам лично…

– Одинцов кого убивал?

– Никого!

– А Мишу Веселого кто убил?

– Не знаю!

– Кто Веселого убил? – в бешенстве заорал Ожогин.

– Я… Я убил!

– Зачем?

– Ну, так надо было!

– Кому надо было? Никиткину?!

– Никиткин здесь при чем?

– Я спрашиваю, Никиткину надо было?

– Нет, не надо было ему…

– Ты на него работаешь?

– Нет, не работаю я на него…

– Ты, падла, друга моего убил! Я же тебя, тварь, порву за него!

Ожогин погнал на Нестроева вторую волну. И снова прошел по кругу. Бедняга признался в убийстве Прошника и Волхова, Гударева и Веселого и смерть Татаринова на себя взял. Но Никиткина не сдал.

Гриша «воскрес» с появлением следователя Гапонова, который появился в сопровождении подполковника Свиблова. Он попытался подняться с дивана, но его вдруг повело в сторону, и ему пришлось вернуться на место.

В этот момент в кабинет вошел полковник Саньков, и не один, а в сопровождении Юли.

– Товарищ полковник, вот посмотрите, в каком он состоянии! Лица на нем нет! И шов у него разошелся!

Саньков глянул на Кустарева и распорядился выделить экипаж патрульно-постовой службы, чтобы сопроводить его в больницу. Гриша хотел отказаться, но Саньков и слушать его не стал. А тут еще Юля схватила его за руку…

Кустарев сдался. Хватит на сегодня цирка…

Патрульно-постовая служба не понадобилась, Юля сама отвезла его в больницу, закрылась в палате вместе с ним.

– Кустарев, ты само упрямство!

Он лег на кровать поверх одеяла, закрыл глаза. Слабость растеклась по всему телу, нагревая кровь. На лбу выступила испарина, ему стало холодно. Юля поняла это, но не успела его раздеть и уложить под одеяло, как появился врач. Сначала он попенял Грише, затем осмотрел рану, померил температуру и велел сделать укол.

Юле тоже досталось. И она на полном серьезе заверила врача в том, что наручниками прикует Гришу к постели, лишь бы удержать его на месте. Потом она прямо из палаты связалась с фирмой, которая занималась установкой замков, решив врезать в дверь самый настоящий замок…

– А ты циркачка… – благодушно усмехнулся Гриша. – И я циркач.

Он рассказал, как они с Ожогиным развели Нестроева на признание. Как он «умер» от ран и как «воскрес».

Он рассказывал это в здравом уме, но Юля смотрела на него, как будто он нес бред. Причем горячечный… Его действительно лихорадило, на губах блуждала нездоровая улыбка.

Юля накрыла его одеялом, приготовила горячий чай, медсестра сделала укол, и скоро его отпустило. Ему вдруг самому стало казаться, что цирковой номер с Нестроевым был плодом его воображения. Более того, набирая номер Ожогина, он поймал себя на мысли, что этого абонента не существует в природе.

Но Ожогин был на месте. Он сказал, что Нестроев подтвердил свои показания, но при этом так и остался верным Никиткину. Так и не сдал он своего босса…

Глава 20

Кто не был в тюрьме, тот не знает, какое это счастье – воздух свободы. Не знает, но догадывается. И лучше догадываться, сколько горечи в тюремной «баланде», чем хлебать ее «веслом» из «шлемки»…

И майор Одинцов не хотел обременять себя столь сомнительным экспериментом, но у колеса судьбы свой путь. Его повело под откос, но, к счастью, нашлись люди, которые не дали ему пропасть…

Ожогин стоял возле машины, посматривая на часы. Максим сдержанно помахал ему рукой с крыльца контрольно-пропускного пункта, он улыбнулся и направился к нему.

Вид у Юры усталый, глаза воспаленные, но это неудивительно. Всю ночь мужик не смыкал глаз – за особо важным арестантом следил. Мужик он. С большой буквы мужик.

Максим крепко пожал ему руку, сел в машину.

– Кире твоей звонить не стал, сам просил, – будто оправдываясь, сказал Юра.

Одинцов кивнул. Не до Киры ему сейчас. Да и ей опасно находиться рядом с ним. Никиткин проиграл раунд, но не схватку. У него еще есть силы, чтобы взять реванш. Может, где-то неподалеку ждут своего часа наемники с автоматами. А может, снайпер уже наводит свою оптику… Неуютно было на душе у Максима, хотелось поскорее сесть в машину. Но он не торопился. Во‑первых, нельзя давать волю околопаническим настроениям, во‑вторых, машина у Ожогина не бронированная, ее легко пробить пулями.

Не мог защитить его кузов автомобиля, но все-таки на душе стало немного легче, когда машина тронулась с места.

– Как там Нестроев? – спросил Одинцов.

– Подавленный и обреченный. Я говорил с ним сегодня утром, он от своих показаний не отказывается, но и Никиткина не сдает.

– Сколков тоже не сдавал, пока под Лукомора не попал. Носом в парашу ткнули, сразу заговорил.

– Может, повторим?

– Можно и повторить, – кивнул Максим.

Лукомору свобода не светит. Убоповцы крепко держат его за причинное место, не позволяя Штриху отречься от своих показаний. И даже если подполковник Якиров бросит вдруг все силы на Никиткина, Лукомору легче от этого не станет. Его братву и без того прессовать перестали, люди потихоньку выходят на свободу. И бизнес уже не так сильно хромает… С охраной, правда, большие проблемы, «Бастион» под эгидой господина Никиткина перебил клиентов у подыхающего «Визави». И Лукомор пока с этим ничего поделать не может, да и не пытается. Нельзя ему сейчас поднимать шум из-за лакомых кусков, нельзя привлекать к себе внимание областных и тем более федеральных структур… Но за Нестроева он возьмется с радостью. Нестроев – это пока единственный путь к Никиткину.

– А смысл в этом есть? – спросил Ожогин.

– Почему нет?

– Ну, назовет Нестроев фамилию Никиткина, дальше что? При первой же возможности он откажется от своих показаний…

Одинцов кивнул. Тот же Сколков уже приходит в себя, не сегодня завтра он пожалуется адвокату, тот накатает телегу в прокуратуру, будут приняты меры. Возможно, Сколкова переведут в другой изолятор или даже выпустят под залог.

А в случае с Нестроевым меры будут приняты еще на стадии этапа в СИЗО. Никиткин примет все меры, чтобы он не попал на съедение Лукомору. Это как минимум, а как максимум постарается избавиться от опасного свидетеля. Потому и не спал сегодня ночью Ожогин.

– Надо сделать, чтобы не отказался. Как там Саньков? Чем помогает?

– Ну, чем… Я сказал, что охрану нужно усилить, он согласился, людей выделил. Я ребят подключил. Кустарев хотел, но Саньков его в госпиталь отправил.

– Как там Гриша?

– Да вроде ничего. Толковый пацан, за правильную ниточку ухватился. Поговорил с буфетчицей, устроил слежку. Правда, вернулся к ней уже в больнице, увидел ее там вместе с Ваньком… Знала буфетчица Прошника и Волхова, приходили они уже к ней. По знакомству приходили, выпить на халяву. Ее уже тошнило от таких знакомых, хотела их прогнать, но Прошник ей кулак показал, и она заткнулась.

– Значит, был Ванек? – нахмурился Одинцов.

– Был. Только без Киры. Прошник его к слову приплел… Не было там ничего…