Здравствуй – прощай! - Игорь Афонский

Надо сказать, что в тот раз вернули не всё! Оказывается, что с темнотой постовые часто приближаются друг к другу на граничащем участке, чтобы скоротать время в разговорах.

Этим обстоятельством воспользовался Хитрый Татарин, он прошёл по окопу к чужому посту мимо разговаривающих часовых, молча, влез на борт злополучной машины. Там он снял приготовленный им ящик и так же, молча, никем не замеченный, ушёл с добычей в руках и автоматом за плечами.

«Что знают двое, то знает и свинья!» — есть такая старая немецкая пословица. Он не посвятил в это дело никого, достоял своё положенное время караула на посту в противоположном месте, спокойно сменился и лёг после отбоя спать. Когда искали виновных, то никому в голову не пришло, что это могло совершиться столь дерзко и нагло! Практически одним человеком. Потом, хвастаясь у костра, Татарин угощал молоком друзей. Все понимали, что была явная «подстава», пострадали люди, что за такие дела нужно отвечать, но прошедшее случилось на тот момент уже давно. Тогда прошло всё гладко, потому что именно целого ящика никто не искал, раскрытые коробки волновали больше!

Вот вернулся из инфекционного отделения повар Вася, огромный, как бык, близорукий «детинушка». Именно очки делали его беспомощным, но только на первый взгляд. Свои первые полгода на постоянном месте службы он провёл на выносном, у дороги блокпосту. Там он смог поставить себя в коллективе таким образом, что претензий ни у кого потом не было. Однажды, разбив об голову «дембеля» деревянный табурет, он многозначительно произнёс:

— Стульев всём хватит!

Последующие события протекали мирно и спокойно, обязанности, права и все другие трудности были разделены поровну между всеми членами команды.

Скажете, что это идиллия? Вовсе нет!

Перед демобилизацией повара Зазы возник вопрос, а кто заменит уходящего повара? Неожиданно для всех рыжий Вася становится поваром. Для начала Васька взялся за строгий учёт продуктов, а выглядело это так: спросит на кухне кто-то из офицеров что-то сверх лимита или своего месячного пайка, повар ему отказывает в категоричной форме, порой со скандалом, «чтобы неповадно было впредь клянчить». Следующий шаг — набил морду одному кренделю, который повадился вечером выносить картофель на продажу, такие манипуляции происходили с легкой руки «бывших владельцев кастрюль и черпаков», этому был положен конец. Такой продукт как картофель — очень дефицитный, скоропортящийся субъект.

Потом Вася стал обыскивать всех, кто выходил из продуктового склада. Складом служила неглубокая землянка с деревянным крыльцом и дверью, с погребом объёмом на несколько квадратных метров. Тех, кто выносил сгущенное молоко в банках, он без предупреждения «мутузил», обычно ударом в нос, этого хватало, а выходить драться с ним, из-за банки молока никто не решался, играло чувство очевидной вины.

Как-то за баней ему пришлось «накостылять» сразу троим выходцам из Средней Азии, участники этого позорного события потом скромно отмалчивались. Все одного года призыва, они не имели никого в дивизионе младше себя, потому что следующего набора больше не было, а тех, кто прибыл позже, не хватало в полку, на штатных местах. Они были обречены долго оставаться «младшим годом», «черпаками» при «дедах», то есть выполнять всю работу самим, без перекладывания на другие плечи. Поэтому «другие плечи» искались внутри подразделения, из числа тех, на ком можно было «ездить», кого ломали трудности, кто попадал в зависимость от подобных стервятников.

Вероятно, что от Василия потребовали самоотвода от занимаемой должности. Бытует мнение, что все мужчины определенной национальности — просто прекрасные повара! Это было тем «тёплым местом», которое стоило любых затрат. Но Василий был выше любых национальных предрассудков, он правильно оценил свои кулинарные возможности и потребности других. В обоих случаях он мог ошибаться, кто знает!

Рыба ухитрился спрятать на выходе банку сгущенного молока, чтобы потом забрать её, когда никто его не увидит, пару раз такой номер проходил. Но потом, заподозрив неладное, Вася вычислил этот способ и поймал с поличным вора — чем всё обернулось, тот помалкивал. Стыдно было!

Готовый хлеб! Хлеб получали в полковом хлебопекарном цехе, там всегда удавалось выклянчить больше или просто украсть, по пути буханку съедали. Какой это был хлеб!

Это был горячий, пахнущий крутыми дрожжами или сладкой опарой хлеб, который тяжелыми кусками оседал в желудках несущих поддоны.

Что было потом, с этими посаженными желудками?

Кто знает!

В районе КПП оставляли одну буханку, но неофициально, поэтому по возвращении наряда у них двух — трёх булок всегда не хватало. Повар Заза ругался в таких случаях, но объяснение, что так и дали, его устраивало, пока сам не сходил разок, разобраться по этому вопросу. Потом «гайки закрутил», но ненадолго. Василий просёк эту тему сразу, сходил вместе со всеми за хлебом, где без предупреждения избил каждого отдельно. Он не ломал никому руки, не выворачивал ноги, просто каждый неожиданно получил авансом.

— А за что?

— А ни за что, просто так!

Цех хлебокомбината представлял собой большой шатер, где вмещалось практически всё. Когда оборудование стояло, то никакой холод не мог выдуть запахов пшеницы или свежей опары. Сам шатер напоминал купол цирка, это рождало ложное чувство почти ожидания чуда, вот сейчас появятся, наконец-то клоуны и жонглёры, начнётся представление. Но проходило время, и появлялся, в лучшем случае, вечно сонный хлебопёк или нетрезвый прапорщик, который поднимал очередного хлебопёка. Это тоже был цирк, только зрителями были немытые, вечно обвалянные мукой личности, которые накануне вечером выкурили много «чарза» или выкушали немного спирта после выпечки. Антифриз вышел вслед за Василием, покурить, пока хлеб готовили к выдаче, и с пол-оборота принял удар в живот и следующий удар — коленом в лицо. Сразу лопнула верхняя губа на старом месте, залило всю гимнастёрку кровью. Все дальнейшие попытки Олега ответить, достать противника, отбивались тем ногами. Потом поняв, что всё это бесполезно, что бой проигран, а репутация пошатнулась и вот-вот рухнет, Олег взял «тайм-аут» и ушел умываться.

Он обещал продолжить, но Василия это даже не интересовало:

— Следующий!

По возвращении Олега участливо допрашивал дежурный прапорщик, он даже называл конкретную фамилию, но подтвердить это или сознаться в чем-то было ниже мужского достоинства для солдата, он хмуро промолчал, тем самым усугубил свою роль в этом инциденте. Ваське ничего не было, Олег загремел в наряд в столовую, с формулировкой «за недостойное поведение», все сутки они не разговаривали, молча, работали бок о бок.

Участились столкновения с азиатской группировкой, которые не признавали других, тем более русскоязычных обитателей Средней Азии. Так получилось, что Татарин, Балерина и Антифриз были земляками. Вероятно, что поэтому они всегда держались во всём вместе. Служили в одном взводе с Рыбой, который был родом из какой-то глубинки России. Условия жизни, постоянный физический труд, бесконечная череда караулов, постов и других нарядов, где перерывы заполнялись рытьём окопов и траншей в таких каменистых почвах — это такой каторжный труд! Всё это приводило к разделу сфер влияния между своим, «молодым призывом» и «старшим годом», которому никто не хотел уже так слепо подчиняться, как это было в начале службы.

Пара «молодых» азиатов резко выделялись на общем фоне, они уже заправляли буквально всем и всеми. Для других они были серьёзными противниками. Один служил в автовзводе, имел возможность часто перемещаться по местности, а это доступ к легким наркотическим средствам и спиртному, то есть влияние на «употреблявших» членов других батарей, их безусловная поддержка. Всё это усложняло жизнь других членов батарей. Следовало отстаивать любую позицию, каждую мелочь: не убрали после вахты умывальник — тогда не принимается всё дежурство, не самим же убирать там на ночь-то глядя, что-то сказали не так, тогда ночью драка за баней.

— Не отступил, не побоялся угроз дальнейшей расправы, вышел навстречу стае шакалов, отбился — тогда заставил себя уважать!

— Молодец! Настоящий джигит!

Потом опять наедут, ударом в спину накажут! Однажды такой таджик рассмеялся своему противнику в лицо:

— Умереть в бою — это привилегия настоящего мужчины, мусульманин не боится смерти!

— Будешь тогда умирать медленно! — пообещали ему на «стрелке».

Вот Антифриза подкараулили как-то несколько раз, помяли бока, но он вставал с колен, отбивался, отказывался выполнять требования. Уходил зализывать свои раны, в какой-то дальний окоп, молча, глотал слёзы и возвращался с холодной уверенностью, что всё преодолеет.