Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пока, пожалуй, нет.
— И хорошо. А я вам чемодан привез. Тяжеловатый, надо сказать. Мой шофер ефрейтор Емельянов все удивлялся: чего это туда наложил наш замполит?
— Книги, — пояснил Кадомцев. — Там почти одни книги. Ну и кое-что из амуниции.
— Завидую холостякам! Я сам тоже когда-то чемодан книгами набивал. А сейчас как переезжать — контейнера не хватает.
— У меня все нужные, — сухо сказал Кадомцев.
— Понимаю, понимаю. Читал ваше личное дело. Знаю, что с золотой медалью академию окончили и что над диссертацией работаете. Тема мне нравится.
После завтрака они еще поговорили на крылечке столовой о разных текущих незначительных делах.
Прохоров будто невзначай обронил:
— А Микитенко, говорят, руку поранил… Разбирались?
— Так точно, — подтвердил Кадомцев, чувствуя, что совершил оплошность, не доложив об этом сам. Но он ведь заводил разговор о Микитенко, однако командир почему-то не поддержал его. — По-моему, это все одна цепочка.
Прохоров нахмурился.
— Плохо, если так. Пора бы ее и пресечь. Но я вас не тороплю и не вмешиваюсь. Взялись — доводите до конца.
Кадомцев забежал в казарму переодеться перед общим построением. Затягивая ремень перед зеркалом, с удовольствием отметил перемену в своем внешнем виде. Полевая форма подчеркивала собранность, подтянутость. Разглядывая свое отражение, с усмешкой вспоминал вчерашние утренние треволнения. Прошли лишь сутки, и все стало на место.
Кадомцев, конечно, прекрасно знал, что не только форме радуется он. Причина совсем в другом. В том разговоре с подполковником Прохоровым. Они поняли друг друга — командир и замполит. Без хитроумных намеков, без откровенных излияний — в обычном разговоре правильно поняли друг друга и расставили все точки над «и».
9
— Встать! Смирно!
Старший лейтенант Вахрушев стукнул каблуками и, печатая шаг, направился с докладом навстречу Кадомцеву.
Кадомцев поздоровался, и ему ответили дружно, но, правда, жидковато: такая уж группа у Вахрушева была малочисленная. Очевидно, только операторы кабин.
Кадомцеву, как поверяющему, следовало сесть где-нибудь на галерке, за одним из последних столов, спокойно слушать и делать свои пометки. Но Кадомцев не любил сидеть сзади. Он сел за стол рядом с Вахрушевым, кивнул: начинайте. Однако Вахрушев действовал не очень уверенно, и это никак не было похоже на него. Делая перекличку, все косился, поглядывал на капитана, словно желая удостовериться, правильно ли поступает. В конце концов решил пошептаться: ему непонятно, кто будет вести политзанятия — он или капитан Кадомцев? Пришлось тоже шепотом объяснить. Вахрушев обрадованно блеснул золотым зубом.
— А я считал: вы мне вводную устроили… Думаю, ну, будет моим гвардейцам внеурочный экзамен!
— У вас беседа? Вот и проводите беседу. А я послушаю.
Пока они переговаривались, солдаты выжидательно притихли, прикидывали: готовиться ли им к ответам, или, может быть, будет выступать сам капитан?
Вахрушев поднялся и мелкими, подпрыгивающими шагами прошел к доске, успев на ходу ловко повесить географическую карту, на которой были нанесены яркие синие стрелы.
— «Боевая готовность!» Такая сегодня у нас тема. Слышали вы об этом много, знаете, что это конкретная обстановка, постоянное боевое дежурство, рассчитанное по часам и минутам. Это сама наша жизнь. А вот что должен делать лично каждый солдат, чтобы службой и трудом своим поднимать боеготовность дивизиона и всех Вооруженных Сил? Этот вопрос мы сейчас и разберем. Кто желающий?
Желающих выступить быть много: руки подняли почти все солдаты.
— Подкованный народ! — Вахрушев с гордостью повернулся к Кадомцеву. — Кого прикажете вызвать?
Кадомцев оглядел столы. За ближним из них, у окна, робко выставил руку Юлиан Мамкин. На лице нерешительность: и от других отставать не хочется, и боязно: а вдруг и впрямь вызовут?
— Да вот хотя бы товарища Мамкина, — сказал Кадомцев.
— Рядовой Мамкин!
— Я!
— Вам слово.
Мамкин бодро вскочил, вскинул подбородок и… застыл. Вызов для него все-таки явился неожиданностью. Теперь соображал: с чего же начать?
Он был совсем еще зеленый, Юлиан Мамкин. Кадомцев разглядывал его. Мальчишечьи торчащие уши, тонкая шея с голубыми дорожками вен, и только над губой темноватый пушок. А ведь он, кажется, успел трактористом поработать?
— Отвечайте. Слушаем вас.
— Надо, чтобы… Надо… — начал наконец Мамкин, краснея и заикаясь. — В духе высокой личной ответственности…
— Смелее, смелее! — подбадривал Вахрушев. — Ты же ведь недавно сдал на третий класс. Что теперь собираешься делать по повышению своей боевой квалификации? Вот и расскажи.
— Буду осваивать смежную специальность планшетиста. А также сдавать летние нормы ВСК. Это у меня в соцобязательствах указано и выполняется.
— Значит, твоя задача…
Перехватив взгляд сержанта Резника, Мамкин сразу встрепенулся, взбодрился и, не дослушав фразу Вахрушева, начал сыпать своей обычной скороговоркой:
— Знаю, знаю, товарищ старший лейтенант! Вот я овладел специальностью оператора по азимуту. Имею третий класс, цели провожу, в общем, неплохо. Но, чтобы обеспечить высокую личную боеготовность, надо работать еще лучше. Какие у меня недостатки? Иногда допускаю рывки штурвалом. С подслеживанием затрудняюсь, ежели большие помехи. И вообще, надо все делать быстрее.
— А почему быстрее? — спросил Кадомцев.
— Потому что «секунды решают успех боя». Опоздал в поиске цели — пиши пропало. Сейчас все объясню. — Мамкин вышел к карте, взял указку. — Вот они, трассы, на нас нацелены. Время подлета: везде одни минуты. Отсюда — столько-то, отсюда — столько-то. Вот и успевай, поворачивайся. А торопиться надо со смыслом.
Явно довольный своим выступлением, солдат вытянулся, ловко бросил к ноге, как карабин, дюралевую указку.
— Рядовой Мамкин ответ закончил!
— Правильно, товарищ Мамкин, — похвалил Вахрушев. — В делом этот важный вопрос ты представляешь верно. Только плюс ко всему еще и железная дисциплина. Высокая дисциплинированность.
— Так точно, — подтвердил Мамкин. — У меня с дисциплиной полный порядок.
— Знаю, — кивнул Вахрушев. — Но помнить и говорить об этом все равно надо. У вас есть к нему вопросы, товарищ капитан?
— Вот вам практическая вводная, — сказал Кадомцев. — Ведете вы скоростную высотную цель. И вдруг видите: отделяется новая цель и с опережением идет тем же курсом. Что это может быть и что вы будете делать в этом случае?
— Тут и думать нечего, товарищ капитан! Докладываю о появлении новой цели, держу ее и жду команды стреляющего. Ее, конечно, прикажут перехватить в первую очередь. Тогда — сажаю на перекрестье.
— Верно! — сказал Вахрушев. — Вот в этом и заключается боеготовность. В воинском умении.
Юлиан Мамкин возвращался на место, выкатив грудь.
Пока шли занятия, капитан Кадомцев присматривался к Салтыкову.
Однако ничего особенного не заметил. Сидел Салтыков за дальним столом, в углу, и вел себя как все: слушал, листал конспект.
И все-таки что-то тревожное мелькало иногда в его глазах.
Старший лейтенант Вахрушев повесил таблицу и велел солдатам переписать ее в свои тетради. Салтыков тоже переписывал, близоруко щурился, глядя на доску.
Во время перерыва Кадомцев спросил Вахрушева:
— Что вы можете сказать о Салтыкове?
— Грамотный специалист. Упорный, усидчивый. Собирался перед демобилизацией подать рапорт на сверхсрочную, а сейчас вроде передумал.
— А мне кажется, он людей сторонится. Вон глядите: все в курилке, а Салтыков на отшибе сидит. Прутья какие-то строгает.
— Он некурящий, — пояснил Вахрушев. — А прутья строгать — это у него привычка. Он из рыбацкой семьи, здорово умеет вентеря плести из лозы. Тут ему все наши рыбаки заказы делают. А в общем-то, вы правильно подметили: захандрил Салтыков с недавнего времени. Равнодушный стал и раздражительный. Я даже с Хомяковой советовался. Она говорит, что есть такая ипохондрия…
— Ну при чем здесь это? Вы с ним сами-то беседовали?
— Беседовал. Отмалчивается. Так я поручил операторам поговорить с ним по-товарищески.
— А с работой как у него, со службой?
— Вот я же и говорю: равнодушие появилось. Ошибки стал допускать. Редко, но бывает. А вы же знаете, что означают в нашем деле даже маленькие ошибки.
— Да, — протянул Кадомцев. — Я тоже заметил еще на командном пункте… Что у вас по расписанию в следующие часы?
— Технический тренаж.
— После политзанятий я на полчаса задержу Салтыкова, побеседую с ним. А потом подойду к вам на позицию.
— Слушаюсь.
В опустевшей ленкомнате Салтыков аккуратно разложил перед собой учебник и конспект, словно предлагая: пожалуйста, проверяйте. Конспект он вел хорошо, старательно, это нетрудно было заметить.
- Горечь таежных ягод - Владимир Петров - Великолепные истории
- Косой дождь - Вениамин Каверин - Великолепные истории
- Утро чудес - Владимир Барвенко - Великолепные истории
- Солнце, вставшее на западе (СИ) - Ирен Нерри - Великолепные истории
- Один неверный шаг - Наталья Парыгина - Великолепные истории
- Орша - Инга Киркиж - Великолепные истории
- Знакомый почерк - Владимир Востоков - Великолепные истории
- Мать - Грация Деледда - Великолепные истории
- Вcё повторится вновь - Александр Ройко - Великолепные истории
- Торопись с ответом (Короткие повести и рассказы) - Соломон Смоляницкий - Великолепные истории