Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе? - Лев Айзерман

Или вот на соседней полке. Опять же «Преступление и наказание». 35 страниц пересказа романа (один из главных эпизодов выглядит так:

...

«Идет к старухе, отдает ей “заклад”, незаметно достает топор и убивает процентщицу. После этого начинает шарить по шкафам, сундукам и проч. Внезапно возвращается Лизавета. Раскольников вынужден убить и ее».

Очень выразительно это «вынужден убить», дескать, ничего не поделаешь, вынужден убить. Затем 90 страниц статей о романе и отрывков из литературоведческих работ. На последней странице обложки:

...

«Книги серии “Классика для школы” содержат тексты произведений и литературоведческие материалы к ним. Выпускается в помощь школьникам для подготовки к урокам литературы и абитуриентам для подготовки к вступительным экзаменам в вуз».

Теперь это называется тексты произведений.

Понимают ли издатели такого рода продукции, призванные сеять «разумное, доброе, вечное», что выхолащивают душу русской литературы, ибо живет эта душа только в слове писателя. Что все это литература без литературы. Да и уроки литературы в школе все чаще становятся уроками без литературы. Но дело не только в этом. Когда выпускник, не прочитавший романа Достоевского, переписывает из типографской шпаргалки сочинение на тему «Чистый свет высокой нравственной идеи в русской литературе» или «Гуманизм романа “Преступление и наказание”», он усваивает уроки лжи, фарисейства и циничного отношения к этим самым высоким нравственным идеям, превращенным в товар. Когда он списывает из той же книжки слова о том, что «каждый из нас должен в момент повзросления пройти через Достоевского», которого он не читал, он учится разлагающему душу словоблудию.

Три года назад на совещании в Министерстве я предложил министру А. Фурсенко вместе со мной пойти в книжный магазин, где я ему покажу, что выставлено там на самых видных местах по всем предметам для школьников, он сказал: «А вы что предлагаете: запретить? Но это мы уже проходили» и от предложенной познавательной экскурсии отказался.

Но вернемся в 2003 год. За месяц до экзаменов четыре человека, среди них был и я, по нашей просьбе были приняты одним из руководителей московского образования. Мы предупредили, что на экзаменационном сочинении нас ждет катастрофа. Что нам могли ответить? Только одно: «Вы должны учитывать эту ситуацию при оценке сочинений школьников, особенно претендентов на медаль». Но Москве повезло: из всех неприличных блоков лототрон выдал Москве и Московской области наименее неприличный, хотя и неприличный, вариант.

Что касается катастрофы, то она произошла, но в масштабе города ее по-настоящему увидели только члены медальной комиссии. (Самого меня на второй день работы этой комиссии увезла «скорая помощь», и больше я в ее работе никогда уже никакого участия не принимал.) Но вот вывод, сделанный и опубликованный председателем Московской комиссии по проверке сочинений, представленных к награждению золотыми и серебряными медалями (а это более пяти тысяч сочинений в год по Москве) А. И. Княжицким:

...

«Подавляющее большинство работ отличается отсутствием личного начала. Сочинения претендентов на золотые и серебряные медали наводят уныние и приводят экспертов к недоуменному вопросу: как такие разные молодые люди могут быть авторами, по сути, одного усредненного сочинения?»

Здесь все верно, кроме одного, вот вопроса-то у меня лично нет: иначе и не могло быть.

Потом число сочинений сократили до 380. Что-то убрали, но, оставив при этом многие одиозные темы, о которых говорили и писали как о недопустимых, что-то добавили в этом же духе.

3. ЛИТЕРАТУРА УСТНАЯ

Итак, выпускники сдавали два обязательных экзамена – сочинение по литературе и математику и выбирали три экзамена по выбору. Среди них – литература устная. А потом, когда эпоха экзаменационных сочинений заканчивалась, можно было вообще выбрать любую форму экзамена по литературе: сочинение, изложение, литература устная по билетам, защита реферата. Мы будем сейчас говорить об экзамене по билетам, тем более сегодня именно к этой форме склоняются сердца наших учителей-словесников.

Но начнем с обозначения принципиальных подходов. Они все те же. Для того, чтобы произведение отозвалось в душе читателя, оно должно быть прочитано, понято, осмыслено, перечувствовано. На церемонии вручения премии Солженицына лауреат, выдающийся филолог нашего времени Сергей Бочаров (сейчас мало кто знает, что это сын учителя литературы и известного в свое время методиста Г. К. Бочарова) емко обозначил главную цель филологии: «понимающее прочтение как главное в нашем деле».

Увы, все сильнее и сильнее в школе утверждается другой подход: главное, чтобы выучили, сдали. Знания по математике, знания по географии, знания по биологии, знания по литературе – для школы это единая цепь. Но литература не в этом ряду. Этот знаниецентризм в преподавании литературы как раз литературу-то и убивает.

...

«Корни слов “наука” и “знание”, – читаем мы в книге А. А. Брудного “Психологическая герменевтика”, – разные. Наука – это способ познавать, а знание – результат применения этого способа. Наука есть творчество самих ученых, она меняется, она незакончена, она живет, а в семантике “знания” этого оттенка нет, оно готово для трансляции, оно вообще готово – по определению – на клинописной глиняной таблице или на дискетке оно всегда продукт, а не процесс».

Об этом же пишет Гжегож В. Колодко, польский экономист и один из отцов реформы польской экономики:

...

«Наука – это скорее способ мышления, а не запас знаний».

«Знание может быть связано с накоплением информации и воспроизведением только того, что открыли и доказали другие. Такого типа изучение предмета может даже означать большую эрудицию. Тем и отличается наука, что наука – это способность к новым открытиям и формулировке новаторских идей».

«А потому знание – воспроизведение, а наука произведение, творение, акт добавления, акт добавления ценности к существующему запасу знаний» [24] .

Но ведь задача школы – не подготовка будущих ученых только? Да, но школа должна учить творческому, научному мышлению. Разница тут только одна: ученый открывает новое в науке, а школьник открывает новое для себя, но то, что уже давно известно. Хотя я не раз встречал в ответах и сочинениях учеников такие наблюдения, каких не знало литературоведение. И сегодня, когда все больше людей в нашей стране понимают, что ее развитие, движение вперед прежде всего связано с творчеством, креативностью, инновационностью, все это приобретает значение особенное.

Вернемся книге А. А. Брудного.

...

«Когда у одного из крупнейших физиков нашего столетия Макса фон Лауэ спросили, что такое образование, он, подумав, ответил, что образование – то, что остается у вас, когда вы забыли, чему вас учили. Эти слова часто вспоминали, но мало понимали. Идея Лауэ заключается в том, что у образованного человека формируется образ мыслей, и он поважнее фактов и формул. Иными словами, у образованного человека иной уровень понимания» [25] .

И если мы говорим о литературе, то должны добавить: формируется и иная эмоциональная культура, способность понимать язык образов, воспитывается читатель. И если главное «заключается в образе мыслей, в том, что формируется в процессе обучения, то для литературы это особенно важно. А между тем бедных школьников, и этого требуют экзамены, шпигуют фактами, фактами, фактиками. Уже давно стало азбучной истиной, что Ахматова не сводима к акмеизму, что Блок шире символизма, что Маяковский не исчерпывается футуризмом, а Есенин преодолел имажинизм. А несчастных школяров заставляют учить, чем одно направление отличается от другого, кто куда входил.

Тут очень важно и вот какое обстоятельство, о котором, если я не ошибаюсь, никто никогда не говорил. Литература в школе – единственный предмет, где изучение идет по первоисточнику. Конечно, учителя физики и химии проводят на своих уроках опыты и эксперименты, которые приводят класс к пониманию понятий, процессов, законов. Конечно, хороший учитель истории знакомит учащихся с историческими документами и предлагает для осмысления и анализа. Но все равно и физика, и химия, и история, и математика, и биология изучаются по тому, что открыто, исследовано, описано и изложено в школьном учебнике. Другое дело литература. Перед гениальным критиком Виссарионом Белинским, выдающимся ученым Юрием Лотманом и девятиклассниками Ниной Поповой и Колей Васиным лежит один и тот же текст романа Пушкина «Евгений Онегин», и идут они в принципе одной и той же дорогой: от чтения к постижению. И именно процесс этого постижения – самое главное на уроке литературы. А когда все сводится к усвоению каких-то общих выводов, то уроки литературы перестают быть уроками литературы. Виной тому могут и становятся и экзамены.