Проклятая реликвия - Средневековые убийцы

Фальконер взял потрясенного монаха под руку и отвел в сторону от тяжкого зрелища.

— Боюсь, брат Роберт, что это был не несчастный случай. Ля-Суш был мастером-каменщиком и чувствовал себя на высоте, как дома.

Ансельм нахмурился, нервно постукивая по земле ногой.

— Может, он сделался немного беспечным? Если он и вправду считал, что работа на такой высоте так же безопасна, как и работа на земле, разве он не мог случайно оступиться?

— Полагаю, это возможно, брат Роберт.

Фальконеру не хотелось уступать монаху. Кроме того, он не мог выкинуть из головы мысль, что, едва он собрался побеседовать с масоном о таинственной реликвии, как Удо Ля-Суш, к несчастью, падает и находит свою смерть.

— И ты считаешь, что реликвия — ключ ко всему происходящему?

В ответ на вопрос Питера Баллока Фальконер медленно кивнул.

Они сидели в помещении для переписки рукописей аббатства Осни, на время оставшееся без монахов, которые обычно пользовались утренним светом, чтобы копировать тексты для библиотеки аббатства. Два ряда высоких стульев пустовали, хотя на отполированных деревянных столах были разбросаны бумаги, а в роговых стаканчиках стояли перья. Доносившийся издалека хорал подсказывал, куда делись переписчики. Они отпевали Удо Ля-Суша. Сквозь высокие окна скриптория струился свет и косыми лучами падал на пол, к ногам обоих мужчин.

— Иначе не получается. Сначала брата Джона Барлея убивают после того, как он предлагает нечто — как нам кажется, реликвию — хранителю аббатства святой Фридесвиды, потом…

Баллок перебил его.

— Может, это просто была жестокая шутка со стороны Барлея. Мы же не знаем точно.

— Если это была шутка, она обернулась слишком страшной стороной. С точки зрения брата Джона. Нет, я склонен думать, что это было серьезно. Что еще мог делать убийца, когда Джон Хэнни увидел то, что он назвал «магическими пассами»? Только искал что-то.

— И ты думаешь, он нашел то, что искал? Почему тогда погиб Ля-Суш? — Если только… — Тут лицо Баллока внезапно осветилось новой мыслью. — Если только именно Ля-Суш убил Барлея из-за реликвии, забрал ее, а потом убили его.

Фальконер сделал гримасу, остудив энтузиазм Баллока холодной насмешкой.

— Хмм. Не думаю. Разве только у нас целая цепочка ворующих реликвию, и все они стоят в очереди, приготовившись убивать друг друга, чтобы завладеть ею.

Баллок рассердился и решил защищать свое предположение.

— А что такого? Святая реликвия — это очень ценный приз, и многие отдали бы целое состояние, лишь бы получить ее в собственность.

При этих словах Фальконер неожиданно наклонился и постучал костлявым пальцем по колену Баллока.

— Вот это меня больше всего и тревожит.

Баллок отпрянул, столкнув с колена раздражающий его палец.

— Что?

— Если священная реликвия — чем бы она ни была — такой ценный приз, почему мы о ней ничего не знаем? Почему аббатство не показывает ее с радостью, привлекая множество паломников? И почему Джон Барлей так хотел сбагрить ее хранителю святой Фридесвиды, с которым не поддерживает дружеских отношений?

— Это очень хороший вопрос, магистр Фальконер.

В разговор друзей вмешался третий голос. Фальконер посмотрел через плечо Баллока и увидел Питера Тэлэма, казначея аббатства, входящего под высокую арку скриптория. От его суетливой походки во все стороны разлетались комочки пыли, сверкающие в столбах пронизывающего помещение света.

— До меня много лет доходили шепотки об этой реликвии. Очевидно, ее переместили из Тьюкесбери в наше аббатство тридцать лет назад. Можно сказать, задолго до меня.

Фальконер пригласил Тэлэма сесть на стул рядом с собой и Баллоком. Но беспокойный казначей метался по скрипторию, вздымая клубы пыли.

— Поскольку я отвечаю за деньги аббатства, меня, разумеется, интриговала история о реликвии, которая якобы находится в нашей собственности. Особенно потому, что говорят, будто это частица Истинного Креста с кровью Христа на ней. Я даже аббата спрашивал, лет десять назад, а то и больше. Но он ничего мне не сказал. И не подтвердил, и не отрицал. И, судя по его взгляду, мне никогда больше не следовало возвращаться к этому вопросу. Я и не возвращался.

Фальконер легко поверил в благоразумие Тэлэма. Он был упрям, но при этом — преданный слуга аббатства.

— Но это сделал кто-то другой, причем недавно.

Фальконер снова вспомнил подслушанный обрывок разговора между аббатом Харботтлом и масоном-каменщиком. Ля-Суш наверняка сам слышал о реликвии и получил от Харботтла ту же отповедь, что и Тэлэм десять лет назад. Но аббата это просто придавило к земле, что Фальконер видел собственными глазами. Тут он сообразил, что Баллок с любопытством смотрит на него. Тэлэм заговорил снова.

— Удо Ля-Суш спрашивал аббата про реликвию?

Фальконер кивнул.

— Значит, масон знал про реликвию, но не владел ею. — Баллок был раздосадован. — Мог он знать, где она находится?

— Сомневаюсь. Или он бы не оставался здесь. Он бы ее… как это вы сказали? — презрительно усмехнулся Фальконер. — Переместил бы ее.

Тэлэм с неодобрением поджал губы. «Перемещение» останков святых или любой другой священной реликвии в глазах некоторых людей было эвфемизмом для воровства. Но считалось, что те святые люди, которые занимались вывозом подобных реликвий, иногда без одобрения их владельца, просто откликались на требование святого переехать. На требование произвести furta sacra — святое воровство, или перемещение.

Но приходилось признать, что в заключении Фальконера имелась доля правды. Если бы Удо Ля-Суш во время строительных работ каким-то образом выяснил, где находится реликвия, он бы исчез тотчас же, как сумел извлечь ее из тайника. Впрочем, все равно оставался вопрос, почему такая ценная реликвия спрятана. Это же пришло в голову и констеблю.

— Так зачем прятать такую святую вещь?

Тэлэм вздохнул и на минуту перестал метаться.

— Это знает только аббат. А он не говорит. Если бы мы только знали, кто были те монахи, что пере… — Он взглянул на Фальконера и предусмотрительно выбрал другое слово: — …привезли реликвию сюда. К несчастью, брат Джон Барлей был последним из этого поколения. За исключением самого аббата.

Фальконер внезапно вспомнил жалобы приора на то, что умерли несколько его ровесников. Теперь это обретало смысл. И здесь, в просторном помещении, где копировались тексты и писались отчеты о жизни аббатства, у Фальконера возникла еще одна мысль.

— Скажите, брат Питер, а ровесники Джона Барлея умерли естественной смертью? От преклонных лет?

Тэлэм посмотрел на него озадаченно.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, магистр Фальконер. С годами многие каноники перешли в Град Небесный после жизни, проведенной в молитвах.

— А в недавние годы не было ли среди пожилых каноников смертей, не связанных с естественным течением времени? Возможно, несчастные случаи?

— Разумеется, были. Как раз перед тем, как я сюда прибыл, один из братьев случайно съел ядовитое растение. Про других ничего не могу сказать. Брата Томаса убили на дороге грабители, когда он возвращался из Гластонбери семь лет назад. Но это совершенно нормальные случаи для того опасного и беззаконного мира, в котором мы живем.

— Возможно, брат Питер. Возможно. Но если Джона Барлея убили из-за реликвии, может, и остальные умерли из-за нее же. Не будете ли вы так любезны и не покажете ли мне хроники аббатства?

— За сколько лет?

— Ну, пусть будет двадцать. Для начала.

Вскоре Фальконер занялся отчетами, которые принес Тэлэм. И хотя он выглядел довольным, зарывшись в них, Баллоку была непереносима мысль часами сидеть над пыльными томами. Чтение старых документов, имеющих отношение к истории, не отвечало его представлениям о расследовании убийства.

Чтобы достичь успеха, требовались энергичные и решительные действия. Кроме того, он по-прежнему подозревал Яксли, хранителя. Баллок решил вернуться в Оксфорд и вытрясти из монаха правду. Если это не поможет, есть еще тамплиер.

Чтение отняло у Фальконера много времени, но прояснилась определенная картина. Все началось двенадцать лет назад, когда один из монахов погиб, потому что на него упала каменная кладка во время строительства большой церкви аббатства. Понятно, хотя, конечно, очень жаль, что брат Бенедикт Мейсон погиб мгновенно.

Через год наступила очередь монаха, о котором вспомнил Тэлэм. Тот умер вскоре после обеда. Брата Ральфа Дорварда нашли окоченевшим, с синими губами, после того, как он не пришел на звон первого утреннего колокола. Повар пришел в ужас, когда стало ясно, что в пище монаха оказался дигиталис. Он не мог объяснить, как это произошло.

И, как и сказал Тэлэм, брата Томаса Дисса убили на дороге западнее Оксфорда, буквально в трех милях от аббатства. Он проделал долгий путь до Гластонбери и обратно, чтобы обрести смерть почти на пороге дома. Обвинили грабителей из Стэндлейка. Между этими тремя происшествиями умерли еще шесть каноников, хотя в большинстве своем от преклонного возраста или болезни.