Я тебя у него украду - Лиза Бетт

за клиника? Бред какой-то…

– А они точно не мошенники, Саш? Не нравится мне все это…

– Да точно. Мне Сережа договор передал, я не понимаю ничего в этом всем, но соседка помогла разобраться. Там написано, мол Геру взяли на реабилитацию на полное содержание на три месяца. Летом домой приедет. Да не переживай ты так, Ир. Мне кажется, это твой друг устроил, он по телефону разговаривал, я слышала тогда вечером помнишь. Хотя ты с детьми была, вряд ли заметила бы.

Сердце сжалось до боли, а потом рассыпалось, будто через мясорубку пропустили и поставили на место биться, и я стиснула телефон как спасательный круг.

– Ясно. Спасибо, Саш.

– А ты чего звонишь, случилось что?

– Нет, – ком в горле мешал говорить, и я прокашлялась. – Просто спросить, как вы…

– Все хорошо, – Саша ответила, и я ощутила, как по щеке скатилась слезинка и утонула в мягкой подушке под моей головой.

– Ну тогда пока. Поцелуй от меня ребят.

И не дожидаясь ответа бросила трубку, откладывая телефон в сторону.

Значит, Суворов все устроил? И молчал?

Было сложно поверить, что ему под силу провернуть такое, но зато теперь у меня появился веский повод набрать его номер и спросить, сколько стоит лечение в клинике, чтобы я могла вернуть ему эти деньги. Его помощь неоценима, но быть ему должной не хочу. На крайний случай продам машину и отдам ему сколько надо и чуть сверху за беспокойство.

Торопливо набрала Суворову и задержала дыхание поднося трубку к уху.

Тишина, казалось, длилась вечность, пока автоответчик холодным голосом не произнес, что аппарат абонента выключен.

Сердце сжалось.

Может он в дороге и поэтому не отвечает?

С этой мыслью и засыпала.

Вот только дело было не в плохой сотовой связи, это я поняла позднее, когда спустя несколько дней бесконечных звонков в очередной раз наткнулась на голос автоответчика.

Абонент не выключал свой аппарат. Он сменил номер, чтобы навсегда вычеркнуть меня из своей жизни.

Если это его желание…

Да будет так.

Глава 19

Четырнадцать месяцев спустя

Солнце палило так, будто я гребаной Сахаре. Глаза открыть невозможно, кажется, что ослепнешь к чертям.

Утро.

Еще только утро, а кажется, что полдень – настолько режет глаза этот адский свет. Стянул с головы кепку и стер со лба пот, возвращая головной убор на место.

Целый год в этом аду не может пройти незаметно. Руки загорелые как у чёрта, аналогично лицо и шея, борода такая, что сойду за местного без проблем. В посольстве, где отторчал от звонка до звонка на это не обращают внимания, в отличие от городского управления, где за неаккуратную стрижку можно схлопотать выговорешник. Здесь с этим проще… Проверять-то особе некому, да и работать тут тоже некому, на всю заставу-посольство от силы двадцать человек и одни мужики. Думаю, говорить о том, что с бабами тут напряг не надо…

Правда мне фортануло, из-за неполадок со связью, к нам сослали связистку с ближайшего управления, и она как кусок мяса для здешних – каждый пялится и пускает слюни.

Обошел территорию и вошел в здание посольства, стягивая автомат с плеча.

– Сегодня тихо, видимо местные только после обеда начнут транспортировку, – отчитался Мазякину, и тот сосредоточенно кивнул, ставя отметку в журнале смены.

– Америкосы выводят войска, а местные как крысы с корабля спускаются с гор, чтобы вернуться на опустевшую территорию. Раньше хотя бы эти их сдерживали, а сейчас здешние почувствуют свободу, и может снова повториться февральская жара.

– Типун тебе, Слава. У меня пока нет желания сдохнуть в этом аду.

– Ни у кого нет, Паха, а разве выбор есть? – философски заметил, и я кивнул, понимая его правоту.

В феврале тут был местный конфликт, и во время выезда в город за провизией наш конвой подвергся нападению здешней шайки, которая только и ждала ухода америкосов, чтобы залупиться. В госпитале пролежал тогда месяц, с жизнью попрощался, но обошлось. Хер знает, каким чудом повезло…

– Суворов! Тебе тут телеграмму передали срочную, – в холл посольства вбежал Ястребов и сунул мне в руки бумагу. А я растерянно моргнул.

– Откуда?

– С родины, – с улыбкой подытожил, и мое сердце зашлось в ускоренном ритме. Такое знакомое слово, но ощущается странно. Будто не обо мне вовсе, а о ком-то другом. Том, кто в госпитале погиб в феврале. – Давай смотри уже.

Ястребов переступил с ноги на ногу, а я смял бумагу в руке и сунул в карман.

– Позже, – ответил ровно и лицо майора вытянулось. – Как только на отдых пойду, гляну.

– Так она ж срочная… – растерянно проговорил.

– А что я сейчас сделаю? Отпуск только через неделю начинается, раньше уехать отсюда в случае чего все равно не получится.

Голос звучал ровно почти равнодушно, но в груди рос ком от мысли, что кто-то решил передать весточку. В этом гребаном аду чувствуешь себя как в тюряге: нельзя за территорию выйти, ведь государство чужое, и сидишь в четырех стенах, рисуя в блокноте отметки сколько дней твое заточение длится. Мои год и два тянутся будто все двенадцать.

– Иди чисти автомат, Суворов, – Мазякин захлопнул журнал и кивнул на окно, в котором мелькнула голова моего сменщика. – Стасян пост займет.

По песчаной дорожке, вытоптанной за годы службы нашими берцами к посольству от ворот шагал Стас Кириченко, майор который второй год так сказать отбывает службу в этой дыре. Почти ветеран.

Сослуживец вошел в посольство и, поздоровавшись с нами, устало выдохнул.

– Тихо как в танке, даже подозрительно, – задумчиво подытожил Стас, и я бросил короткий взгляд в окно, откуда открывался вид на горы. Любому человеку, оказавшемуся в этом месте впервые этот вид показался бы красивым: песчаные сопки, рыжие пики рваных гор на фоне ярко синего неба, вот только нам, людям, не видевшим ничего, кроме надоевшего пейзажа, он казался до оскомины приевшимся. До зубовного скрежета уродливым. – Как бы буря не грянула…

Я перехватил настороженный взгляд друга, и на душе потяжелело. У меня тоже хреновое предчувствие по поводу этой неестественной тишины.

– Пошли, сдашь вахту, – Стас хлопнул меня по плечу, и я кивнул, сжимая ремешок автомата. Пора на отдых.

Через час я входил в комнату, которую занял год с лишним назад, как только прибыл на новое место службы. Сейчас привычный интерьер примелькался и не так резал глаза, а раньше, стоило войти сюда депресняк раскрывал свои скользкие объятия.

Узкая койка с панцирным дном, бежевые стены, правда о цвете напоминали лишь пятна краски, которые чудом уцелели, и не отпали во время очередной бомбежки. Умывальник еще советских времен с железным носиком, и затертой почти до дыр раковиной. И стул, который служил мне шкафом наравне в единственной тумбочкой, в которые мог сложить часть пожитков.

Пиздец, обстановочка.

Правда, когда заебанный приходишь со смены уже плевать на красоту интерьера, главное быстрее коснуться подушки