Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

— И нам было так весело, когда мы ехали на грузовике!

— Обедать, Джеми! Иди сюда!

Мать и сын скрылись на вилле, а Фонтен нахмурился, думая о приказе Шакала и кровавых убийствах, которые он поклялся совершить. Вдруг ему вспомнились слова малыша: «Почему мы не можем вернуться домой, мамочка?.. Мы тогда останавливались в нашем доме». И ответы матери: «Потому что дядя Джон хочет, чтобы мы оставались здесь... Да, верно, и папа был с нами».

Для короткой беседы, которую он подслушал, можно было подобрать множество объяснений, но Фонтен ощущал тревогу сильнее, чем большинство людей, потому что вся его жизнь была переполнена ею. Он чуял ее и сейчас, поэтому поздним вечером старому человеку для «оздоровительных целей» придется проделать довольно много прогулок.

Он отошел от стены и направился обратно по дорожке настолько погруженный в свои думы, что едва не столкнулся с человеком примерно одного с ним возраста, одетым, однако, в дурацкую белую шапочку и белые мокасины.

— Прошу прощения, — произнес незнакомец, отступая в сторону и давая пройти Фонтену.

— Pardon, monsieur! — воскликнул сконфуженный «герой Франции», невольно переходя на свой родной язык. — Je regrette, то есть я хотел сказать, что это я должен просить извинения.

— О? — После этих слов глаза незнакомца на краткий миг округлились, словно он узнал его и тут же скрыл это. — Не стоит.

— Pardon, не встречались ли мы прежде, мсье?

— Не думаю, — ответил старик в дурацкой белой шапочке. — Но и до нас донесся слух: среди гостей присутствует великий французский герой.

— Вот глупость. Случайные стечения обстоятельств во время войны, когда все мы были значительно моложе. Меня зовут Фонтен. Жан-Пьер Фонтен.

— Меня... Патрик. Брендон Патрик...

— Очень приятно познакомиться, мсье. — Они пожали друг другу руки. — Прелестное местечко, не правда ли?

— Просто великолепное. — И опять Фонтену показалось, что незнакомец изучает его, хотя — и это было странно — избегает встречаться глазами.

— Извините, но я должен продолжить моцион, — прибавил старик в новехоньких мокасинах. — Доктора велят.

— Moi aussi[17], — намеренно сказал Жан-Пьер по-французски, что, очевидно, производило впечатление на незнакомца. — Toujours le medecin a notre age, n'est-ce pas?[18]

— Совершенно согласен, — ответил старик с худыми ногами, кивая и делая подобие приветственного взмаха рукой. Затем он повернулся и поспешил вниз по дорожке.

Фонтен не двигался с места, наблюдая за удаляющейся фигурой, ожидая и зная, что должно произойти. И это случилось: старик остановился и медленно обернулся. На расстоянии их глаза встретились — этого было достаточно, Жан-Пьер улыбнулся, после чего направился по дорожке к своей вилле.

Вот и еще одно предупреждение, подумал он, только значительно более зловещее. Зловещее потому, что были ясны по крайней мере три вещи; во-первых, старик в дурацкой белой шапочке говорил по-французски; во-вторых, он знал, что «Жан-Пьер Фонтен» на самом деле был кто-то другой и послан на Монсеррат кем-то еще; в-третьих... у него в глазах была печать Шакала. Mon Dieu[19], как это похоже на монсеньера. Организовать убийство, убедиться, что оно действительно совершено, а затем устранить всех свидетелей, которые могли бы раскрыть методы его работы, — особенно его личную армию стариков. Неудивительно, что сиделка сказала, что после исполнения приказа он может оставаться в этом райском уголке до тех пор, пока его жена не умрет. Казалось бы, время смерти точно установить невозможно, но щедрость Шакала была не столь велика, как это казалось на первый взгляд: время смерти его жены, так же как и его собственной, было уже назначено.

Джон Сен-Жак поднял телефонную трубку в своем кабинете.

— Да?

— Они встретились, сэр! — восторженно сообщил помощник управляющего.

— Кто встретился?

— Великий человек и его выдающийся родственник из Бостона, штат Массачусетс. Я бы позвонил вам сразу же, но тут возникла неразбериха с коробкой бельгийского шоколада...

— О чем это вы?

— Несколько минут назад, сэр, я увидел их из окна. Они беседовали на дорожке. Мой уважаемый дядя был прав во всем!

— Очень рад.

— В канцелярии генерал-губернатора будут очень довольны, и я уверен, что нас похвалят, так же как, само собой разумеется, моего великолепного дядю.

— Приятно слышать, — устало произнес Сен-Жак. — Ну а теперь мы можем больше не заботиться о них, верно?

— В данный момент, сэр, я бы сказал, что нет... Разве только осмелюсь заметить, что пока мы с вами разговариваем, достопочтенный судья быстро идет по дорожке. По-моему, он сейчас зайдет внутрь.

— Не думаю, что он вас укусит, — напротив, он, вероятно, собирается поблагодарить вас. Сделайте все, что он попросит. С Бас-Тера идет шторм, и нам понадобится подключиться к подстанции генерал-губернатора, если наши телефоны выйдут из строя.

— Я лично выполню все, что он пожелает, сэр!

— Ладно, валяйте, но до определенного предела: не стоит, например, чистить ему зубы.

* * *

Брендон Префонтен поспешил зайти в круглый застекленный холл. Он дождался, пока старый француз не повернул к первой вилле, и только тогда резко изменил направление движения и пошел прямо к главному зданию. Точно так же, как и множество раз на протяжении прошедших тридцати лет, он был вынужден быстро думать на ходу (а часто и на бегу), подыскивая подходящие объяснения, способные подтвердить целый ряд вполне очевидных возможностей, так же как и множество других, хотя и не столь очевидных. Он только что допустил неизбежную, хотя и не становящуюся от этого менее глупой, ошибку, — неизбежную потому, что он не был готов к тому, чтобы назвать вымышленную фамилию администратору «Транквилити Инн», боясь проверки, и глупую, так как он назвал эту вымышленную фамилию герою Франции... Да нет — не такую уж глупую: сходство их фамилий могло создать нежелательные осложнения в достижении настоящей цели его поездки на Монсеррат, которая вообще-то была самым обыкновенным вымогательством: он должен был выяснить, что так напугало Рэндолфа Гейтса, раз он с такой легкостью расстался с пятнадцатью тысячами долларов, а узнав, заработать, вероятно, значительно больше. Нет, глупость заключалась в том, что он не принял мер предосторожности заранее, но теперь он собирался исправить свою оплошность. Он приблизился к стойке администратора, за которой стоял высокий, стройный служащий.

— Добрый вечер, сэр, — почти выкрикнул служащий гостиницы, что заставило судью оглянуться вокруг; он вздохнул с облегчением, заметив, что в холле всего несколько человек. — Готов оказать вам любую услугу!

— Я был бы признателен, если бы вы немного понизили голос, молодой человек.

— Я буду говорить шепотом, — едва слышно произнес служащий.

— Что вы сказали?

— Чем могу быть вам полезен? — Он немного повысил голос.

— Давайте разговаривать тихо, согласны?

— Конечно. Я так ценю ваше доверие.

— Да?

— Конечно.

— Хорошо, — сказал Префонтен. — Я хотел бы попросить вас о небольшой услуге...

— Все что угодно!

— Ш-ш-ш!

— Разумеется.

— Как и многие люди преклонного возраста, я часто забываю кое-какие вещи, вы ведь понимаете, не так ли?

— Человек такого интеллекта, как ваш, едва ли забывает хоть что-то.

— Что?.. Неважно. Я путешествую инкогнито, вы понимаете, что я имею в виду?

— Могу вас в этом заверить, сэр.

— Я зарегистрировался под своей фамилией Префонтен...

— Конечно, — перебил его служащий. — Я знаю.

— Это была ошибка. Служащие моей конторы и те, с кем я должен связаться, будут спрашивать «мистера Патрика» — это мое второе имя. Видите ли, эта невинная уловка позволит мне немного отдохнуть, — мне так необходим отдых.

— Я понимаю, — подчеркнуто конфиденциально сказал служащий, наклоняясь над стойкой.

— Понимаете?

— Конечно. Если бы все узнали, что такая знаменитость, как вы, находится здесь, у вас не было бы времени для отдыха. Как и другому, вам должна быть обеспечена полнейшая привветность! Будьте уверены, я понимаю.

— Привветность? О Боже всемилостивый...

— Я собственноручно изменю запись в регистрационной книге, судья.

— Судья?.. Я не говорил вам о том, что я судья.

Служащий оцепенел от ужаса, но, собравшись с силами, пробормотал:

— Сорвалось с языка, сэр, но только из желания угодить вам.

— Так же, как и что-то еще сорвалось кому-то.

— Даю вам слово, что никто, кроме владельца «Транквилити Инн», не имеет понятия о конфиденциальном характере вашей поездки, сэр, — прошептал служащий, вновь наклоняясь над стойкой. — Все держится в строгом секрете!

— Пресвятая Дева Мария, это — тот болван в аэропорту...

— Мой проницательный дядя, — продолжил служащий, не расслышав тихих слов Префонтена, — ясно дал понять, что ему была оказана честь общаться с выдающимися людьми и что в этом деле нужна полнейшая конфиденциальность. Именно таким образом он известил и меня...