Н 6 (СИ) - Ратманов Денис

Лотерея не получилась, но одиннадцать мячей я отбил. Самодовольство облетело с лица Полоза, как лепестки сакуры под порывом ветра. Как туман с горных вершин. Он побледнел, не веря своим глазам, и в ворота не спешил. Красницкий, наоборот, покраснел, и казалось, скоро начнет изрыгать огонь.

— Ну? — обратился я к Полозу. — А ты хотя бы десять из двадцати — сможешь? Только честно давайте, а не пас в руки, потому что все свои и вась-вась!

Он махнул рукой и встал в ворота, бурча что-то вполголоса. Больше всего на свете он хотел не ударить в грязь лицом. Нервничал, как перед матчем со «Спартаком», ну, или киевским «Динамо» — в данном случае «динамик» «динамику» глаз выклюет, да еще как!

В общем, у меня злость прошла. Это потому что хорошо сделал свою работу. Марокко, который болел, конечно же, за Полоза, предупредил:

— Парни, напоминаю: бьем честно. Замечу поддавки — засчитаю гол. Все поняли? — Он обратился к Кокорину: — Саша, ты первый.

Полоз встал в ворота, покрутил головой, разминая шею — словно без разогрева вышел.

Кокорин посмотрел на мяч, на Полоза, снова на мяч, разбежался и тупо несильно пнул во вратаря. Тот, конечно взял. Побагровевший Марокко дунул в свисток и объявил:

— Гол!

— Это чего это⁈ — возмутился Полоз и напрягся, подался вперед.

— Потому что, твою мать, бьем честно! — рявкнул Марокко, и помощник тренера робко объявил:

— Гол значит гол.

Кокорин побагровел и крикнул:

— Давайте перебью.

— Ногу себе перебей, — криво усмехнулся Денисов. — Дебил.

— Честно! — напомнил Марокко. — Или вы докажете, что яйца выеденного не стоите.

Денисов хотел и ударить красиво, и чтобы Полоз взял. Разбег, удар! Полоз угадал, прыгнул в правый угол и даже коснулся мяча, но тот скользнул в сетку.

— Гол, — объявил помощник виновато. — 2:0, выходит?

— Входит! — проворчал Марокко. — Гарик, соберись!

Полоз собрался и отбил два честных мяча. Конечно, били не в полную силу, жалели своего, но и подставлять боялись.

— 2:2, — объявил помощник.

Настал черед Исаматова. Разбежался он нормально, но перед ударом снизил скорость, скосил глаза вправо, указывая вратарю направление полета мяча, и вправо же легонько катнул круглого. Полоз, конечно же, взял его, подержал в руках и, глядя на багровеющего Марокко, выругался и бросил вперед.

— Одно из двух, — сказал я, — или Тимур случайно попал в вышку, или это поддавки.

— Гол, — констатировал Марокко, кося на меня глазом, и разразился гневной тирадой: — Вы совсем охренели? Или Исаматов русский язык забыл и не понял, что я сказал?

— Русский — мой родной, — огрызнулся узбек.

Марокко покраснел еще больше.

— За идиота меня держишь? Ты своего товарища только что подставил! Сказано же — нормально бить! Я обещал судить честно, значит, все будет, как надо. Следующий.

Больше никто не халтурил, били честно, но не в полную силу. В итоге Полоз отбил десять мячей из двадцати. Если бы старались его закатать, как меня, пропустил бы гораздо больше.

Огонь за грудиной все полыхал, рвался наружу. Я вдохнул, выдохнул, пытаясь его погасить — какой там! Щеки горели, чесались ладони, энергия бурлила и требовала активных действий. Еще вдох и выдох. А ни хрена!

— Ну что, мужики, слово держать будете? — спокойно поинтересовался я и получил в ответ угрюмое молчание.

Победа в дуэли, конечно, не добавила мне любви «динамиков», но я четко обозначил свое место в пищевой цепи и показал, что меня сюда командировали не просто так. Тренер вратарей так вообще зауважал меня. Все вроде хорошо, если бы не этот внутренний пожар. Раньше такого не было. Раньше, стоило перестать думать о солнце за грудиной, как оно гасло. Сейчас же словно ядерная реакция вышла из-под контроля, все нарастала, нарастала и грозила закончиться большим взрывом. Что же делать?

Вспомнились слова Семерки о том, что дар может как угаснуть, так и убить одаренного. Нет, подыхать я точно не собираясь. Но как же погасить огонь? Принять ледяной душ? Но уходить, пока вся команда на поле, я не стал — это восприняли бы как бегство.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Денисов не упустил возможности наехать на Кокорина — мол, что, нормально симулировать не мог? Тот начал огрызаться, а я смотрел на них и думал, что они похожи, как старший и младший брат. Косясь на них, Марокко свистнул, пресекая конфликт, и объявил, глядя на часы — сразу видно, позолоченные, подарочные:

— Времени — полседьмого. В восемь у нас пресс-конференция, расскажем о товарищеском турнире в Англии. Нерушимый, Денисов, ждем вас в конференц-зале.

В раздевалку я пошел вместе со всеми, ожидая подначек, но мужики слово держали и делали вид, что меня для них нет. Вспомнились бои без правил, где мне в перчатки подсыпали щелочь. Надеюсь, обойдется без гвоздей в бутсах или слабительного в питье.

Я залез в душевую кабинку, включил холодную воду. Брызнули ледяные струи, и, кажется, я зашипел и пустил пар, но огонь и не думал гаснуть. Черт! Что же делать? Звонить Семерке? Так по телефону нельзя обсуждать дар, а я документ о неразглашении подписал.

Тирликас?

Нет, буду стоять под холодной водой, пока не посинею, авось поможет. Если не погашу огонь — что будет? Инфаркт? Инсульт?

Сперва от холода онемели руки, потом я перестал чувствовать стопы, а за грудиной все полыхало.

Вдох. Выдох. Представить, как солнце бледнеет, уменьшается… Вроде получается. Еще бледнеет. Есть! Как только оно погасло, обрушилась усталость и пробудился нечеловеческий голод. Сейчас поужинаю и — спать…

Какой там спать! Меня ждет пресс-конференция, где надо держать лицо, не зевать. Надеюсь, Марокко вызовет огонь на себя.

Из душа я вылез, когда все уже разошлись — синий, в мурашках, переоделся и побежал в столовую, где навернул двойную порцию овощного рагу, дополнительно заказал стейк и две чашки ядреного кофе. Вроде полегчало.

Только сейчас, когда угасла паника, пришли мысли о том, что это было. Дар развился до такой степени, что стало сложно его контролировать, и применять его больше не стоит? Или просто я перенервничал?

Подумаю об этом после, пока ведь все обошлось. Погруженный в мысли, я вздрогнул, когда ко мне обратились, поднял взгляд. Передо мной стоял тренер для вратарей Никита с подносом.

— Можно к тебе? — не дожидаясь разрешения, он занял стул напротив, поставил на стол овощное рагу, тарелку с хлебом и компот.

Некоторое время он молча ел, я допивал вторую чашку кофе, а когда его осталось на донце, Никита не удержался, сказал:

— Я наблюдал, как ты работаешь. Такое впечатление, что ты знал, куда они будут бить. Ни разу в другую сторону даже не дернулся. А вообще результат впечатляет!

«Надо быть осторожнее», — подумал я.

— Еще в детстве тренер заметил, что я способный, — уклончиво ответил я.

— Вот я бы рискнул, поставил тебя вместо Гарика против англичан и посмотрел, что получится.

— Ты, наверное, недавно тут, — предположил я. — Командным духом не проникся.

— Да полгода уже. Полозенков, конечно, молодец, но ты — просто феномен. Нужно быть полным ослом, чтобы не видеть этого. Если тебя натаскать как следует, ты ж второй Яшин!

— Спасибо за высокую оценку, — кивнул я и встал. — Увидимся завтра, мне нужно переодеться во что-то более приличное.

— Не заморачивайся. Ты ж футболист, а не оперный певец, я вот так и пойду.

У меня оставалось полчаса до начала, я позвонил Димидко и рекомендовал купить шампанское и смотреть прямой эфир. Как он ни пытался вытащить из меня подробности, я молчал. Потом позвонил Тирликасу, он не ответил, и я написал сообщение.

Ну вот и все, отчитался, теперь можно идти в конференц-зал.

Конференц-зал находился на втором этаже. Чтобы не пришлось отбиваться от журналистов, поднимался я не на лифте, а по лестнице. В коридоре прошмыгнул мимо стаи репортеров. Зал был небольшим, но и не маленьким. На спинке крайнего стула был номер 171. Первые три ряда были заняты, операторы устанавливали камеры в проходах, царил мерный рокот голосов.