Подземелье - Кирилл Партыка

— Знаю, разъяснили. — Последовал короткий злой кивок в сторону оперов.

— Ну, вот. Сам соображай. На обвинение, конечно, не потянет, а для задержания достаточно. Будешь сидеть в клоповнике.

— Посижу, — буркнул Хромов.

— Посидишь, куда же денешься. — Упрямство допрашиваемого как будто вовсе не трогало начальника розыска. — А мы пока работать будем. За два дня всю твою подноготную вывернем. Ты же по пьяни дурной. Первый раз тоже чуть человека не угробил. Не боись, все выясним. Хватит нам времени докопаться, чего ради ты из Егора шашлык заделать надумал, да кто у тебя в поварятах числился.

— Да копайте вы — закопайтесь! — окрысился Хромов. — Я Егора, конкретно, не трогал! Не заходил даже в его гадюшник. Чо вы такие трудные?

— Допустим, — поднял Николай ладонь. — Но ты же отвечай толком, когда тебя спрашивают. Давай разбираться. С кем был на пустыре, что делал, как одёжу спалил? А то блатного из себя корчишь и думаешь, что так тебе прокатит — помурыжат, да отпустят. При таких-то обстоятельствах! Конечно, если рыло в пуху, тут закрутишься!

Похоже, достал Логинов Хромого, и тот, помявшись, повел-таки вразумительную речь:

— Короче, начальник, объясняю тебе. Ну, был я с одним, Жека его зовут. Он не здешний, на той неделе с тайги припылил. Фамилию не знаю. У него башлей манёхо было. Ну, чо делать? Взяли спирту, похмелились. На пустыре пили потому, что я там недалеко «на яме» и отоварился. Чо далеко ходить, когда трубы горят? Ну, заторчали, он куда-то по буху свалил. У меня еще цитрусовый оставался. Зарюхался я в кущи, развел костерок и глотал, пока не отрубился. Оклемался, чувствую — клифтяра тлеет. Еле затушил. Смотрю — ночь уже. Поканал в общагу, на шконку запал и капец. Могу показать, где костер жег. Там и чекушка от спирта, и фунфырь валяются. Жеку у геологов поищите. Базарил — у него там кенты. И нечего мне мокруху какую-то шить. Мы хоть с Егором и расплевались, да из-за фигни, чо бы я его мочил?

— Ну, замочить-то и с пьяной дури можно. Не то сказал, не так посмотрел. Знаем эти дела. — проговорил Логинов — Ладно, проверим. И Жеку найдем.

— Да если уж на то пошло, — перебил его Хромов, — не я один там кантовался.

Жека, конечно, не при делах. Он Егора и знать не знал, какие у них завязки могли быть? Но я, когда из кущей линял, видел: там еще жавер какой-то крутился.

— Где крутился? — поинтересовался Николай с равнодушным видом.

— Да там, на пустыре. Я вылез, смотрю — со стороны котельной хмырь канает. Ну, он своей дорогой, а я в общагу.

— Так он из котельной появился, или откуда?

— Да хрен его знает. Я его срисовал, когда он уже порядком от кочегарки отрулил.

А оттуда или со стороны — не в курсях.

— Кто такой? Знаешь его?

— Не, не знаю.

— Прямо-таки в первый раз видишь? Ты ж в поселке давно болтаешься. Не Москва, невозможно ни разу не повстречаться. Не из ваших, что ли?

— Не, не из наших — из порядочных, — буркнул Хромов, однако перехватив насмешливый взгляд Логинова, махнул рукой:

— А, ладно! Чо этого фуфела отмазывать? Он-то уж точно не по мастям. В школе он работает.

— Учитель, что ли?

— Замдиректора, вроде.

— Завуч?

— Ага.

— Это нерусский который? Гришка очкастый? Ну, ты даешь! Нашел на кого стрелки переводить, — рассмеялся Логинов.

— Так я и не перевожу. Просто говорю, что видел. А видел — его! Так что, двое нас там было, начальник.

— Знаешь, Хромой, — изрек Логинов, — в одном месте тоже двое побывали: палец и еще кое-кто. Так вот, после пальца ничего, а после второго аборт делать пришлось.

Увенчав беседу этим иносказанием, начальник розыска скомандовал сутулому:

— Веди его, Седых, в дежурку и в кондейку закрой.

— Начальник! Чо в кондейку-то?! — затянул привычную песню богодул. — Я же все сказал! Без прокурора в камеру права не имеете!

— Вы, блин, лучше меня все законы знаете, — сказал Логинов. — Не в камеру, а в комнату для доставленных, так тебя устраивает?

— Знаю я вашу комнату!..

Когда дверь за Хромовым и его конвоиром захлопнулась, Николай неторопливо развернулся к коренастому:

— Ну, что, Емельянцев, поразмялись, значит, на пару с друганом? Силу девать некуда? Всё торопитесь поколоть быстрее.

— А чо-о? — протянул оперуполномоченный, набычась. — Попугали маленько, чтоб не борзел.

— Нашли кого обламывать! Он, знаешь, почему с вами борзеет? Потому что у вас головы деревянные. А кто головой работать не умеет, тот в основном руками обходится.

Логинов грозно повысил голос:

— В тюрьму захотели? Кто мордобоем разрешил заниматься?

— А мы не по морде, — осклабился Емельянцев.

— Не паясничай! Только с участковым еле замяли, вокруг прокурора вприсядку ходили, так теперь вы!.. Ребра поломаете или кишку какую порвете — не отвертитесь и загремите под фанфары. Ты еще не пуганый, а я помню, как прокурор одного сыскаря под статью вот за это самое подвел и в клоповник закрыл. Зэчье узнало — на весь изолятор ревело: дайте мента отпетушить! Вкатали ему на всю катушку, как с куста. И отпетушили, кстати, на этапе. Дубаки, небось, и подставили. Еще раз про рукоприкладство узнаю, башки дурные оторву!

— Да мы разве ради удовольствия? — насупился Емельянцев. — Сами же требуете: давай раскрываемость! А чем такую падаль проймешь?

Николай вздохнул.

— Насчет раскрываемости — это ты правильно. Только мне не все равно, как ее давать. Если так, как ты сейчас — это никому, на хрен, не нужно. Во-первых, он потом все равно от своих слов откажется, а во-вторых… — Начальник розыска пристукнул кулаком по столу. — Вы на себя со стороны посмотрите. По фене ботаете, мат-перемат, чуть чего — каждого за грудки. Нельзя же на одну доску с клиентурой своей становиться! Они — это они, а мы — это мы!

— Ну, да. Им все можно, нам ничего… Ла-адно, поня-ял, — с ударением на «я» протянул Емельянцевв. Но не звучало в его голосе раскаяния. …Предположение о причастности завуча к гибели Матюхина Логинов всерьез принимать, конечно, не собирался. Но сразу после допроса Хромова настропалил куда-то участкового, и тот вскоре привел в отдел дородную бабенку лет тридцати, с которой начальник розыска уединился в кабинете. Беседа их продолжалась около получаса, после чего свидетельница удалилась, настороженно постреливая глазами по сторонам.

Как выяснилось, всезнающий Николай был в курсе, что неженатый педагог похаживал вечерами к заведующей банно-прачечным комбинатом, молодой и полный жизненных сил вдове. Григорий Олконтович из соображений конспирации, которая в райцентре была бессмысленна, появлялся у дамы сердца после наступления темноты, а уходил перед рассветом. Эти заговорщицкие манеры были бы ни к чему не отягощенным семьями любовникам, но имелась одна причина, по которой Григорий Олконтович не афишировал свои отношения со смазливой Катериной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});