Занимательная ботаника - Александр Цингер

Рассказал мне Нил Васильевич Рындин и еще об одном своем интересном изобретательстве, о так называемой «двухэтажной» культуре цитрусовых, которую он проводил на Кавказе. Культура цитрусовых, и в первую очередь мандаринов, развилась на Кавказе особенно широко только после Великой Октябрьской социалистической революции; до этого мандариновые сады на Кавказе занимали всего 400  га; в первую же и вторую пятилетку под насаждениями цитрусовых было уже 20 000  га; в 1935 г. было собрано 200 миллионов плодов, а в декабре 1947 г. было снято 685 миллионов штук мандаринов…

Но вот в чем беда! Лучше других цитрусовых, как вы знаете, живут под кавказским небом Колхиды мандарины; они наиболее выносливы. А вот лимоны и апельсины в нашем климате уживаются плохо. Это слишком большие неженки теплого Средиземноморья. Вот почему около 95 % всех цитрусовых насаждений у нас приходится на мандарины, на лимоны же всего 4 %, а на апельсины – едва только 1,5 %.

Тогда Н. В. Рындин задумался над тем, нельзя ли все-таки заставить расти и лимоны в открытом грунте без всякой покрышки на зиму; нельзя ли заставить нежное растение лимона переносить суровые зимние холода? Ведь лимон уже при морозе 4° замерзает, а на побережье Кавказа, не говоря уже о Крыме и Молдавии, зимой морозы нередко и более суровы. Как же тут быть? А не проделать ли с лимонами, подумал Нил Васильевич, то, что в свое время проделывал И. В. Мичурин с яблонями и рябинами, с вишней и черемухой. Не соединить ли вегетативно – нежные лимонные ветви с более выносливыми мандаринами? Обдумав это новое начинание, Н. В. Рындин приступил к опытам.

Рис. 119. «Двухэтажное» мандаринно-лимонное дерево.

– Вместо закладки в открытом грунте лимонных насаждений, – говорит Нил Васильевич, – я решил использовать плодоносящие более морозовыносливые, чем лимон, цитрусовые, и в первую очередь взрослые деревца мандарина. В вершину кроны выносливого низкорослого мандарина я привил почку лимона, из которой начал развиваться побег. Такому побегу не надо собственных корней, так как на него будут работать мощные корни и густая листва мандаринового дерева.

– Побег лимона, – продолжает Нил Васильевич, – растет необыкновенно быстро. Через полтора года этот побег превращается уже в цветущее деревце 1–2 метра высотой, а через 2 года после прививки мы с него снимали первый урожай лимонов. Это лимонное деревце так и живет на мандарине; получаются действительно «двухэтажные» деревья, с которых ежегодно можно снимать с «верхнего этажа» – лимоны, а с «нижнего» – мандарины.

Само по себе это уже замечательно! Но важнее то, что рындинские лимоны значительно лучше переносят морозы, да к тому же часто самый холодный воздух, как самый тяжелый, собирается внизу, у поверхности земли, и на высоте «второго этажа» теплее.

Правда, от такого превращения мандаринового дерева в двухэтажное лимонно-мандариновое урожай мандаринов несколько снижается, но зато это с лихвой покрывается урожаем лимонов. Выяснилось, кстати, еще одно замечательное свойство плодов лимонов с «двухэтажных» деревьев. Выросшие на них лимоны по виду и вкусу такие же, как обычно, но зато по величине и по весу они превосходят плоды обычных лимонных деревьев в полтора, в два, а то и в два с половиной раза. Урожай лимонов, да еще более крупных – ведь это почти «бесплатное приложение» к урожаю мандаринов.

Такое вегетативное сближение растений различных видов, родов, а иногда и совсем разных семейств – дело, конечно, не новое. Цветоводы давно ухитрялись прививать на один штамб шиповника по несколько сортов роз, так что такие штамбы во время цветения делались похожими на большие букеты из роз различной окраски.

У Б е р б а н к а [96] в Калифорнии было плодовое дерево, запривитое 400-ми различных сортов. В Калифорнии нередко и сейчас применяется перепрививка кроны для «переделки» лимонных садов в апельсинные и наоборот, в зависимости от спроса рынка на те или иные плоды… Через 2–3 года перепривитое деревце начинает плодоносить, восстанавливая новую крону: на лимонном стволе появляются ветви с апельсинами, а на апельсинном – ветви с лимонами.

Однако есть и существенное различие между тем, что делал на Кавказе Н. В. Рындин, и тем, что делают калифорнийские фермеры-садоводы. При п р и в и в к е в крону – на одном корне остаются и лимон и мандарин, при перепрививке кроны – один вид (лимон или апельсин) удаляется полностью за исключением ствола и остова основных сучьев. Но это и понятно: американский цитрусовод озабочен прежде всего тем, чтобы подчинить свою культуру спросу рынка, а наш советский цитрусовод главной своей задачей ставит продвижение на север культуры лимона. А отсюда и другие приемы возделывания, отсюда и то новое, что мы услышали от Н. В. Рындина…

Когда я приехал в Никитский сад, Н. В. Рындин уехал на Кавказ для осмотра цитрусовых насаждений и вернулся несколько позже. Было, конечно, интересно узнать о судьбе цитрусовых в Грузии и Аджарии после суровой зимы 1950 г. От жестоких морозов сильно пострадали не только эвкалипты, но даже и многие мандариновые деревья, не говоря уже о лимонах и апельсинах.

– Вот сейчас, – сказал Нил Васильевич, – мой метод разведения «двухэтажных» деревьев и сможет оказать нам посильную помощь. Лимонные деревья все погибли; погибли и некоторые «верхние этажи» у «двухэтажных» деревьев, но зато во многих случаях «нижние этажи» их сохранились. Однако многие «верхние этажи» только обмерзли, но не погибли. Лимонные деревья обычной культуры придется теперь вырубить, а затем несколько лет ухаживать за молодыми посадками, не получая от них ни одного плода.

– А вот у «двухэтажных» цитрусов, – говорит Нил Васильевич, – у которых погибли только верхние, лимонные, «этажи» (а их у Н. В. Рындина на Кавказе было уже несколько тысяч), мы снимем погибшие верхние лимонные части и привьем в сохранившую жизнь крону новые побеги. В течение первых двух лет мощная корневая система, рассчитанная на прокорм населения двух «этажей», будет снабжать только один мандариновый «этаж» и тем самым повысит урожай мандаринов, а через два года подрастут и вторые «этажи» и начнут плодоносить молодые лимоны. А там, где верхние «этажи» только подмерзли, мы весной проведем подрезку ветвей, и они будут продолжать развиваться.

Вот, юные читатели, подлинная переделка растений; вот как теоретические размышления ученого ботаника приводят к оригинальным выдумкам практики.]

Наблюдения и опыты, касающиеся «раненых» растений, мне думается, могут дать немало любопытного материала для любительских работ. Всякий внимательный любитель может легко то там, то здесь подметить особенности цветения поврежденных деревьев. Аккуратная регистрация наблюдений, может быть, выяснила бы тут какие-нибудь закономерности и новые подробности. Многое могли бы выяснить сколько-нибудь планомерно производимые опыты. Я, конечно, не могу рекомендовать читателю пойти с топором в лес, в сад или на бульвар, надрубать там деревья и следить потом, как они будут цвести. Такие «опыты» могут позволить себе лишь хулиганы, которые понесут за них соответствующее наказание; но в лесных порослях, заведомо почему-нибудь обреченных на уничтожение, в больших древесных питомниках, где есть лишние, подлежащие «сокращению» перестарелые саженцы, возможно производить и непосредственные опыты. Можно было бы, например, выяснить вопросы: у каких деревьев, в каком возрасте можно наблюдать явление ненормально обильного цветения вследствие раны? В какую пору года должно быть произведено поранение, чтобы получился наибольший эффект? А что получится, если цветы пораненного деревца срезать, не дав им распуститься? Мы знаем, что цветы и плоды отнимают очень много сил у растения. Может быть, пораненная березка, вроде той, которую я видел в детстве, была бы способна благополучно выжить и залечить свою рану, если бы с нее удалить цветы?

Я уже приводил указания, что семена пораненных деревьев обладают меньшей всхожестью. В какой мере меньшей? Из ста желудей со здорового дуба, наверное, могут взойти желудей 80, если не больше; а какой процент взошел бы из желудей с надрубленного дуба или с дуба, поврежденного молнией? Опыты на подобные темы вполне доступны любителям и, может быть, могли бы дать небезинтересные практические результаты.

Получается ли неестественно обильное цветение у поврежденных травянистых растений? Мне, насколько помнится, такого явления – по крайней мере в резко заметной форме – наблюдать не приходилось; кое-какие курьезы другого рода с пораненными травами я видел. Приведу два особенно памятных мне примера.

Однажды на полянке молодого леса я наткнулся на рядок скошенной травы, случайно забытой при уборке покоса. Уже засохшая и почерневшая трава пролежала, вероятно, с месяц и несколько раз поливалась дождями.

На этой темной полоске виднелась цветущая, как-то странно изогнувшаяся заячья капустка.