В погоне за ней (СИ) - Мэйсен Кэт T.

— Мне нужно идти. Прости, Найри.

Она накрывается подушкой. Ха! Так вот для чего их используют.

— Она того стоит? — спрашивает она.

Я обдумываю свой ответ: — Она стоит того. Она просто принадлежит кому-то другому. И всегда будет принадлежать.

***

Сейчас два часа ночи, и я не сплю. Сегодняшний вечер прошел не так, как я планировал, и, подливая масла в огонь, мои чувства всплыли на поверхность, и теперь это все, о чем я могу думать. Куда бы ни повернулся, я разрываюсь. Эгоистичная часть меня отказывается игнорировать чувства, простирающиеся дальше, чем просто дружба. Но по ту сторону пруда, в моем беспокойном мозгу, рациональная сторона меня умоляет, чтобы мои мысли прояснились и поняли масштабы желания кого-то недостижимого.

Есть недостижимая, а есть Адриана.

На следующий день я все еще ничего не слышал о ней. Я предпочел промолчать, заняв себя работой на фрилансе, которую мне удалось найти. Это не самый большой доход, но мой банковский счет выглядит самым здоровым за долгое время.

После обеда Хейзел предлагает покормить животных, и я нахожу это очень терапевтическим занятием. Мы много говорим о жизни, ее муже и сыне. Хейзел увлечена моим пребыванием за границей и хочет узнать больше о моей жизни до приезда сюда. Чем больше я говорю, тем больше понимаю, как сильно изменилась моя жизнь. Прежний Джулиан без колебаний прыгал в самолет и отправлялся в отдаленные точки мира, отчаянно желая получить журналистское представление о бедности третьего мира. Поразмыслив, я едва ли задерживался в одном месте надолго, пока не добрался до Нью-Йорка. Стабильность штатной должности плюс внештатная работа для New York Times принесли больше проблем, чем я когда-либо хотел признать.

Как только я перестал двигаться, начались все мои зависимости.

— Мне страшно, Хейзел, — говорю я, поглаживая Клетуса, калифорнийского вакеро Хейзел, известного как дикая лошадь на ферме, — Это самое долгое время с тех пор, как я был в Нью-Йорке, чтобы находился в одном месте.

— Это то место, где ты видишь себя однажды?

— Нет, Лос-Анджелес был побегом. С момента окончания колледжа я мечтал только о путешествиях. И я путешествовал, мне нравилась каждая минута, но потом я почти уговорил себя оставить эту жизнь.

— Жажда странствий, — она улыбается, положив свою ладонь на мою руку, — Это заложено в тебе.

— Откуда мне знать? А что, если это не заложено, а просто механизм преодоления?

— Дорогой мой, я думаю, что в глубине души эмоциональная мотивация твоих путешествий намного перевешивает твои сомнения. Ты помогал людям по всему миру. Ты привлекал внимание к деревням, в которых нет пресной воды, к детям, рожденным в рабстве. Твое сердце чище, чем ты хочешь это признать, и сейчас, как и Клетуса, тебя что-то насторожило.

Я поворачиваюсь лицом к Хейзел, наполовину ожидая увидеть в ее руке хрустальный шар. Она видит то, чего люди еще не видели сами.

— Уже поздно, — говорю я ей, испуская протяжный вздох, — Может, я приготовлю ужин сегодня?

Она переплетает свою руку с моей, когда мы начинаем идти обратно: — С удовольствием.

Подкрепив наш предыдущий разговор о моем пребывании за границей, я приготовил блюдо, которое мне понравилось в Танзании — пиллау. Хейзел поглотила это блюдо, похвалив меня за мои кулинарные способности. Остатки она кладет в контейнер и объявляет, что идет к Майлзу, зная, что ему тоже понравится это блюдо.

Оставшись наедине со своими мыслями и все еще не получив ответа, я решаю сделать все хорошо и не позволить молчанию между нами вызвать враждебность или нежелательное внимание.

Я: Я думал о тебе и о свиданиях. Мне не по себе от того, что ты, вероятно, не умеешь этого делать, поэтому я приглашаю тебя завтра на свидание, но это не официальное свидание. Скорее, это будет тренировочное свидание без счастливого конца — да, мне пришлось пойти на это. Покажи мне, что у тебя есть.

Я бросаю мобильник на подушку, надеясь, что она ответит и одобрит эту идею, но замечаю, что время уже за полночь. Тема «свиданий», очевидно, является больным местом для Адрианы, и на это есть веская причина. Она ясно дала понять — Эллай был ее первым всем. И с учетом этого ее страх вполне оправдан.

На моей подушке загорается мобильник.

Адриана: Спасибо, что сказал мне, что я отстойная. У меня нет абсолютно никаких комментариев на твой комментарий о счастливом конце, что странно, так как у меня всегда есть ответ на все, верно? Хорошо, ты на коне. Я надену свой наряд для свидания, или назову его распутным черным платьем, и я даже побрею ноги!

Я не могу сдержать улыбку на лице, радуясь, что она не обиделась на мое сообщение.

Я: Какого черта ты не спишь? Может, мне еще и ноги побрить? Я действительно побрил ноги… ну, скорее подстриг. Годы игры в баскетбол. Эрик не раз хвалил мои навыки бритья.

Адриана: Да, хорошо, давай еще раз. Но не говори мне, что еще ты собираешься брить, потому что это TMI. Бессонница — та еще сука.

Мы договариваемся встретиться в маленьком французском ресторанчике завтра в семь вечера. Адриана говорит, что посмотрит, сможет ли она найти няню, но потом говорит, что Эрик должен ей услугу за то, что использовал весь ее лак для волос, когда был у нас в последний раз.

Я не задаю никаких вопросов. Волосам Эрика нужен чертов комитет, чтобы управлять ими.

Я все еще не знаю, правильно ли поступаю. Я изо всех сил стараюсь следовать своим инстинктам, и то, что беспокоит меня больше всего — всегда приводит к ней.

Двадцать первая глава

Официант ведет нас в уединенную часть ресторана.

В знак вежливости я отодвигаю стул Адрианы, не обращая внимания на ее кожу, сверкающую под тусклым освещением в великолепном черном платье. С мягкими локонами волос и легким макияжем, подчеркивающим и без того идеальные черты лица, она выглядит просто потрясающе.

Она благодарит меня за добрый жест, пока мы оба не погружаемся в неловкое молчание. Я понятия не имею, почему мне так тяжело, но вдруг мой взгляд встречается с ее взглядом, и мы оба смеемся.

— Это странно, — признается она.

— Я не уверен, должен ли я обижаться, а ты должна делать вид, что это настоящее свидание. А теперь начни флиртовать со мной или что-то в этом роде, — шучу я.

— О, я поняла! Я недавно в городе, не подскажете, как добраться до вашей квартиры? — она пытается сделать заинтересованное лицо.

Я чуть не выплюнул свое вино из-за этой пошлой пикаперской фразы: — Продолжай.

— Твоя грудь напоминает мне гору Рашмор, мое лицо должно быть среди них, — продолжает она.

Я издаю огромный рев, почти на грани слез. Она не может держать серьезном прямо, и мне нравится наблюдать, как она так беззаботна и расслаблена.

— Теперь меня беспокоит размер моей груди, — говорю я между приступами смеха.

— Подожди, еще один…. Я приберегла лучшее напоследок. Барабанная дробь, пожалуйста…

Постукивая ладонями по столу, я издаю барабанный бой.

— Ты прямо как мой маленький пальчик, потому что я собираюсь стукнуть тобой по каждому предмету мебели в моем доме.

На этот раз она не может сдержаться.

— Адриана, где ты этого понабралась? Нет, подожди… Кажется, я знаю от кого.

— О, это были те, что с рейтингом G. Поверь мне, я слышала грубость в самом лучшем ее проявлении. У Эрика рот моряка, хотя я думаю, что теперь у меня иммунитет к его грязному юмору.

Официант возвращается и принимает наш заказ. Он уходит в мгновение ока, оставляя нам больше времени для разговора.

— Ты хоть знаешь, что заказал? — спрашивает она.

— Да. Я немного понимаю по-французски.

— Значит, я заказала что-то странное?

— Джентльмен никогда не говорит, — поддразниваю я.

— Это мозги, не так ли? Это как в том эпизоде, когда Донна говорит, что это кашица, а Бренда говорит ей, что это мозги, — жалуется она.

— Когда она думала, что заказала телятину?

Она приподнимает пытливую бровь: — Э, да… ладно, твое знание 90210 может быть тревожным сигналом на этой части свидания.