Мужей много не бывает - Галина Романова

– Пять лет! – с инквизиторским пришепетыванием выдала мне жестокая тетка и с гадкой бессердечностью пригвоздила: – Будь уверена: к завтрашнему утру ты – труп!..

Глава 8

Машины на стоянке не оказалось. Впрочем, другого я и не ожидала. Пытаться выяснять отношения с охранником, стерегущим шлагбаум с толстенной цепью, перекрывающей путь всем въезжающим и выезжающим автомобилям, было смерти подобно. Он был точной копией моего недавнего знакомого и был вооружен на вполне законных основаниях. Потоптавшись на том месте, где прежде стояла моя старушка «Нива», и потерев носком кроссовки масляное пятно – яркое свидетельство того, что машина моя здесь все же стояла, потому как масло последнее время начало откуда-то гнать основательно, я убралась восвояси.

Черт с ней, с машиной, в конце концов. Кротов давно предлагал мне купить что-нибудь стоящее. Что-нибудь достойное меня. Почему не воспользоваться случаем и не перекрутить трагизм данной ситуации себе во благо? Лишь бы выбраться из этого города. Лишь бы успеть выбраться. И хотя желание встретиться с Дашкой во мне и не умерло до конца, благоразумие на сей раз все же пересилило.

Потолкавшись по рынку и съев тощую булочку с сосиской, обильно сдобренной кисловато-приторным соусом, я, порасспросив у местных торговцев координаты, ходко двинулась в сторону вокзала.

Расположен тот был в северной части города, возвышаясь трехэтажным бетонным пустующим строением. Первое, что меня не могло не насторожить, так это отсутствие пассажиров. Привокзальная площадь была пуста, если не считать пары-тройки бродяг, облюбовавших для спанья местные скамейки. Шелудивых псов, дерущихся из-за кости непонятного происхождения, и одинокого паренька в кепке с большим козырьком, что сидел с торцевой стороны здания на штабеле почерневших досок.

– Билетов нет, не видишь, что ли?! – озверела от одного моего вопроса кассирша, высунувшись в оконце едва ли не по пояс. – Их и автобусов-то нет!

– А поезда? – брякнула я, мало надеясь на ответ.

Бабища вытаращила на меня водянистого цвета глаза в яркой фиолетовой оправе, сооруженной сухими тенями, пошевелила беззвучно губами и с такой силой шарахнула маленькой дверцей оконца, что я всерьез испугалась за тонкую фанерную перегородку, отделяющую кассу от зала для транзитных пассажиров.

– Черт, черт, черт!!! – Я заметалась по залу, начиная вспоминать все, сказанное мне Лариской.

Подруга никогда не отличалась скудоумием и отсутствием интуиции, но на сей раз просто превзошла самое себя, попутно переплюнув знаменитую Вангу.

– Либо ты вернешься завтра к обеду, – обрекла она меня накануне, целуя в лоб на пороге своей квартиры, – либо не вернешься никогда! Не езди, я прошу тебя...

Я уехала. К обеду, ежу понятно, я не вернусь. Значит, не вернусь никогда.

Выскочив на улицу и несколько раз обогнув здание вокзала, я вдруг поняла, отчего это кассирша так взъярилась. Поезда в здешнем захолустье как средство передвижения были не предусмотрены. Не было их. Как не было ни тупиков, ни гниющих на них старых вагонов, и самое главное – не было самих рельсов.

Город стоял вдали от железнодорожных путей, автобусы и другой вид общественного транспорта не ходили в силу разверзшегося над местной географической точкой энергетического кризиса. Убраться из этого города другими средствами не представлялось возможным, потому как мою тачку экспроприировали, а никто подобную дуру себе в попутчики не возьмет. Посему выходило, что жить мне оставалось действительно до утра. Если до утра, конечно.

Заметив неподалеку от бетонного бесполезного монстра островок зеленой травы, я побрела к нему и тут же обессиленно рухнула на пятую точку. Джинсы с кроссовками запылились от долгой беготни по городу. Ступни ныли от непривычно протяженного расстояния, покрытого мной сегодня. Так же ныло все внутри. Ныло не столько от усталости и страха перед неизбежным возмездием за мою глупость и упрямство, которое накаркали мне Лариска и продавщица семечек, сколько от сознания изначальной бесполезности моей затеи. Ладно бы было за что пострадать, а то...

Притащиться в такую даль, сразу же нарваться на неприятности и сыграть в ящик, даже не насладившись ощущением своего триумфа и видом поверженной врагини.

Тоска...

Я снова безрадостно окинула взглядом привокзальную площадь, и вдруг ни с того ни с сего взор мой выхватил из общей безрадостной картины паренька в бейсболке.

Он сидел, подобрав ноги в драных кедах, и что-то тихонько нашептывал. Не похоже было, чтобы он кого-то ждал, да и кого он мог ждать в этом забытом богом месте. Складывалось ощущение, что он сидит тут давно без видимой цели, но уходить не собирался. Я решила проверить.

– Че сидишь? – с ходу налетела я на него, остановившись примерно в метре от объекта своего интереса.

– Да хоть че! – Он многозначительно хмыкнул и лениво сцедил слюну через верхние редкие зубы. – Любой каприз... За твои бабки...

Вот так вот вам! Ни много ни мало!

Я опустилась рядом с ним на доски и решила уточнить:

– Так уж и любой?

– Ну!

– А пушку слабо?

Он даже не смутился. Не вздрогнул, не ужаснулся, не кинулся бегом прочь от меня. Просто запустил руку куда-то в груду досок, извлек оттуда какой-то предмет, завернутый в грязную тряпку, и, развернув его, с заметным обожанием в голосе произнес:

– Револьвер. Коллекционная модель. Всего полштуки. К нему пять патронов. Будем брать?

– Да, – кивнула я и, не спуская глаз с незнакомца, полезла за деньгами.

Если честно, то в этот самый момент я осатанела от самой себя. Я смотрела на конопатую переносицу парня, на его коротко обгрызенные ногти, на ушастую белобрысую голову и ужасалась своему спокойствию.

Мало же мне понадобилось времени, чтобы докатиться до состояния подобного душевного окостенения и паскудного равнодушия при созерцании творящегося вокруг зла. Ведь то, что сейчас должно было свершиться, было злом. Страшным злом. Я месяцы и годы своими собственными руками вытаскивала из пропасти таких вот лопоухих идиотов. Накачивала им мозги сказками о том, что добро всегда побеждает зло. Собирала их вокруг себя, как наседка, и квохтала, квохтала без умолку. А теперь я опрокидывала на лопатки собственную идею спасения мира и топила, топила ее в дерьме, именуемом жизненно важной необходимостью.

Обмен свершился беспроблемно. Паренек деловито пересчитал доллары. Удовлетворенно осклабился в редкозубой улыбке и, соскочив со штабеля старых досок, пошел прочь от меня. Потом он, вдруг словно что-то вспомнив, резко притормозил и оглянулся. Несколько минут разглядывал меня, будто только сейчас обратил на меня внимание, и двинул назад.

– Это твоя «Нива» на стоянке с утра стояла? – Он хитровато щурился, очевидно, желая огорошить меня неожиданным сообщением о том, что там ее сейчас нет.

– Стояла, – вырвался у меня помимо воли обреченный вздох.

– В курсе, да? – понял он меня молниеносно.

– А то! Кто, не знаешь?

Удивительное взаимопонимание у нас сложилось с этим вислоухим ковбоем. Ведь с первой же минуты нашего общения он проникся пониманием и не стал ломаться, сунув мне в руки револьвер. И сейчас не стал ходить вокруг да около, лупанув мне в уши устрашающую информацию:

– Вася Черный. Ты, говорят, с ним уже познакомилась. Очень его развеселить сумела. Че хоть сказала-то ему, он ржет уже битых три часа, а почему ржет, почти никому не говорит.

Ага! Вон оно что! Мальчик-то по наводке здесь высиживал, оказывается. Сидел, поджидая моего появления по вполне определенным причинам.

– Он тебя послал? – улыбнулась я пареньку.

– Ну... Как тебе сказать? – Хитрости в его глазах прибавилось.

– Он. Ежу понятно. Где бы ты сам револьвер надыбать сумел. Да еще с патронами. Это для тебя... того...

Зная не понаслышке, как действует на таких вот кичливых, без времени повзрослевших подростков подобное непризнание их талантов, я затаила дыхание. Вот, вот, сейчас он взорвется. Сейчас начнет самоутверждаться в моих глазах и своих собственных, выкрикивая что-нибудь спесивое, недалекое от правды.

Но парень был не по годам толков и проницателен. Мои тактические педагогические ходы летели ко всем чертям под натиском его житейской мудрости, приобретенной в непрестанной борьбе за существование.

Он горестно опустил уголки тонкогубого рта и тяжело, как побитый судьбой мужик, вновь опустился со мной рядом.

– Револьвер велено было тебе толкнуть, базара нет, – сказал он после трех минут паузы и трех плевков через расщелину в зубах. – Только, думается мне, не нужно тебе его в дело пускать. Пусть кому-то этого и сильно хочется, но дело тухлое.

– Почему?

– От него за версту несет дерьмом. Девку тебе эту все равно не достать. Пусть об этом еще пока неизвестно САМОМУ, но, если Вася так веселится, дело – дрянь.

– Что так?