Голдфингер. Операция «Удар грома». Шпион, который любил меня - Ян Флеминг

Голдфингер добродушно засмеялся:

— Что посеешь, то и пожнешь, а, доктор? Поставив в Харкнесс рентгеновское оборудование на миллион долларов, я совершенно не рассчитывал получить что-нибудь взамен. Но в данном случае? Мне стоило только позвонить, и для них тут же нашли две прекрасные палаты. Теперь, — послышался шорох банкнот, — спасибо вам за беспокойство и помощь с иммиграционным отделом. К счастью, у них обоих действующие визы, и я думаю, что иммиграционный отдел удовлетворился тем, что мистер Аурик Голдфингер гарантирует — ни один из них не собирается силой свергнуть правительство Соединенных Штатов.

— Да, конечно, и спасибо, мистер Голдфингер. Все, что могу для вас… Как я понял, на улице стоит ваша личная машина «скорой помощи».

Бонд открыл глаза и посмотрел на врача. Он увидел симпатичного молодого человека в очках и с короткой стрижкой. Бонд спокойно и абсолютно искренне сказал:

— Доктор, с девушкой и со мной абсолютно все в порядке. Нас накачали наркотиками и доставили сюда против нашей воли. Никто из нас не работает и никогда не работал на Голдфингера. Я предупреждаю вас, что нас похитили. Я требую начальника иммиграционного отдела. У меня есть друзья в Вашингтоне и Нью-Йорке, они поручатся за меня. Прошу вас мне верить.

Бонд не сводил глаз с врача, пытаясь убедить его в своей правоте.

Доктор забеспокоился. Он повернулся к Голдфингеру. Голдфингер покачал головой, чуть-чуть, чтобы не обидеть Бонда, и беспомощно вздернул брови.

— Видите, что я имел в виду, доктор? Вот так уже несколько дней. Полный нервный спад в сочетании с манией преследования. Доктор Фош сказал, что так часто бывает. Ему потребуется провести несколько недель в Харкнессе. Но я доведу его лечение до конца, чего бы это ни стоило. Думаю, сейчас на него повлияло незнакомое окружение. Может быть, успокоительный укол…

Врач наклонился к своему чемоданчику.

— Надеюсь, вы правы, мистер Голдфингер. Поскольку Харкнесс займется этим случаем…

Послышался звон инструментов.

— Это ужасно грустно — видеть в таком состоянии человека, который был одним из лучших моих помощников. — Голдфингер улыбнулся Бонду ласковой отеческой улыбкой. Голос его был преисполнен заботы. — С тобой все будет в порядке, Джеймс. Расслабься и поспи. Боюсь, что перелет был для тебя слишком тяжел. Успокойся и предоставь все мне.

Бонд чувствовал тампон на руке. Помимо воли с губ его посыпался поток ругательств. Затем в руку вонзилась игла. Бонд вскрикнул и кричал, кричал, пока врач, склонившись над ним, деликатно и терпеливо стирал пот с его лба.

Теперь он находился в серой маленькой комнате без окон. Комната освещалась лампой, висящей посередине потолка. Вокруг лампы были расположены вентиляционные решетки, и в комнате стоял нейтральный запах воздуха, подаваемого через кондиционер. Бонд обнаружил, что может сесть. И сел. Он чувствовал себя немного пришибленно, но хорошо.

Он вдруг почувствовал, что ужасно голоден и хочет пить. Когда он в последний раз ел? Два, три дня назад? Бонд спустил ноги с кровати. Он был абсолютно голый. Внимательно себя осмотрев, он не обнаружил никаких повреждений, кроме следов от инъекций. На Все Руки действовал очень аккуратно. Бонд встал, преодолевая головокружение, и сделал несколько шагов по комнате. Он лежал на кровати типа судовой койки, с ящиками под ней. Единственной мебелью, помимо койки, был пустой стол и деревянный стул. Все чисто, функционально, по-спартански. Бонд встал на колени и выдвинул ящики. В них лежало все содержимое его чемодана, кроме часов и пистолета. Даже его тяжелые ботинки, которые он обул, отправляясь на «Энтерпрайз Аурик», были здесь. Он повернул один из каблуков и нажал. Широкое обоюдоострое лезвие выскочило из подошвы. Если держать ботинок за каблук, он вполне походил на кинжал. Бонд проверил второй ботинок, вернул каблуки на место и оделся. Обнаружив свои сигареты и зажигалку, закурил. В помещении было две двери, одна из которых с ручкой. Бонд открыл ее. Она вела в маленькую, хорошо оборудованную ванную комнату и туалет. Его банные и бритвенные принадлежности были аккуратно разложены по местам. Рядом лежали вещи Тилли. Бонд тихо открыл вторую дверь из ванной комнаты. За ней располагалась такая же комната, как у него. На кровати, разметав свои черные волосы, лежала Тилли Мастертон.

Бонд на цыпочках приблизился к ней и посмотрел. Она спокойно спала, улыбаясь во сне. Бонд вернулся в ванную, тихо закрыл дверь, и посмотрел на себя в зеркало. Щетина больше смахивала на трехдневную, чем на двухдневную. Он начал приводить себя в порядок.

Полчаса спустя, когда Бонд уже сидел на кровати и размышлял, дверь без ручки резко распахнулась и на пороге появился На Все Руки. Глаза его равнодушно глянули на Бонда и внимательно обежали комнату. Бонд резко сказал:

— На Все Руки, я хочу есть, и быстро. Еще бутылку: бурбона и содовую со льдом, а также пачку «Честерфилда» и либо мои собственные часы, либо другие не хуже. Давай, быстро! Топ-топ! И скажи Голдфингеру, что я хочу его видеть, но не раньше, чем поем. Давай! Двигай! Не стой как истукан! Я голоден.

На Все Руки дико глянул на Бонда, как бы обдумывая, что бы ему переломать. Он открыл рот, издав нечто среднее между рыганием и рычанием, сплюнул на поп, и вышел, резко закрыв дверь. Однако ожидаемого треска не последовало. Дверь в последний момент закрылась мягко и беззвучно, с двойным щелчком.

Эта стычка вернула Бонду хорошее настроение. По какой-то причине Голдфингер раздумал убивать его. Скоро станет ясно, зачем они понадобились ему живыми, но раз так, он предпочитает играть по своим правилам, согласно которым нужно поставить На Все Руки и других корейцев на место, которое, по мнению Бонда, было значительно ниже обезьян в иерархии млекопитающих.

К тому времени, когда один из корейцев принес великолепный завтрак, включая все заказанное, и его часы. Бонд не узнал ничего нового, кроме того, что его комната расположена недалеко от воды и от железнодорожного моста. Если исходить из того, что он в Нью-Йорке, это либо Гудзон, либо Ист-Ривер. Железная дорога была электрической и походила на подземку, но Бонд плохо знал географию Нью-Йорка, чтобы определиться точно. Часы его стояли. На вопрос, который час, он ответа не получил.

Бонд очистил весь поднос и сидел с сигаретой, потягивая виски с содовой, когда дверь открылась и вошел Голдфингер. Один. На нем был строгий костюм бизнесмена, он выглядел благодушным и довольным. Голдфингер закрыл за собой дверь и стал спиной к ней, внимательно глядя на Бонда, который, продолжал курить, вежливо смотрел на него.

— Доброе утро, мистер Бонд. Я вижу, вы стали самим собой. Надеюсь, вы предпочитаете быть здесь, чем быть покойником. Чтобы избавить вас от необходимости задавать вопросы, я скажу вам, где вы находитесь и что с вами произошло. Затем я сделаю вам предложение, на которое хочу получить прямой ответ. Поскольку вы более разумный человек, чем многие другие, я ограничусь лишь небольшим предупреждением. Не пытайтесь разыгрывать драму и нападать на меня с ножом, вилкой или бутылкой. Если вы предпримите подобную попытку, я вас застрелю вот из этого, — в руке Голдфингера оказался малокалиберный пистолет, который он сразу убрал обратно в карман. — Я очень редко прибегаю к оружию, однако, когда мне приходилось это делать, мне никогда не требовалось больше одной пули, чтобы убить человека. Я стреляю в правый глаз, мистер Бонд. И никогда не промахиваюсь.

— Не волнуйтесь. Я не настолько меток в метании бутылок, — сказал Бонд. Он сел, закинув ногу на ногу. — Продолжайте.

— Мистер Бонд, — любезно продолжал Голдфингер, — я эксперт не только по металлу, но и во многих других областях. Кстати, замечу, что чистота металла, ценность его по отношению к человеческому материалу значительно выше. Но иногда встречаются экземпляры, которым можно найти применение. На Все Руки, например. Простой материал, годный только для ограниченного использования. В последний момент у меня дрогнула рука, я не решился уничтожить такой стойкий материал, каким являетесь вы. Я знаю, что совершил ошибку. Во всяком случае, я предприму меры, дабы оградить себя от последствий моего шага. Вы кое-что сказали и это спасло вам жизнь. В другое время я бы на это не пошел, но случилось так, что сейчас я занимаюсь одним делом, в котором вы оба можете мне немного помочь. Поэтому я рискнул. Я дал вам обоим наркотик, оплатил ваши счета в гостинице, забрал ваши вещи из «Берга», где мисс Мастертон была зарегистрирована под своей настоящей фамилией. От вашего имени я послал «Юниверсал экспорт» телеграмму. Вам предложили работу в Канаде, и вы полетели туда выяснить условия. Мисс Мастертон вы взяли с собой в качестве секретаря. Детали вы сообщите позже. Довольно неудачная телеграмма, но она сгодится на тот короткий период, на который мне нужны ваши услуги. (Не сгодится, подумал Бонд, если ты не включил туда условную фразу, подтверждающую для М. подлинность телеграммы. Теперь Секретной службе известно, что он работает «под колпаком», и колесо закрутится очень быстро.) И если вы думаете, мистер Бонд, что можно проследить ваше местонахождение, что принятые мною меры недостаточны, то позвольте вам сказать, что меня больше не интересует ни ваше подлинное лицо, ни могущество вашей фирмы. Вы и мисс Мастертон просто исчезли. Как и я, и весь мой персонал. В аэропорту их направят в Харкнесс, в Пресвитерианский госпиталь. А там никогда не слышали ни о мистере Голдфингере, ни о его пациентах. В ФБР и ЦРУ на меня досье нет, поскольку у меня нет уголовного прошлого. Конечно, в иммиграционной службе есть сведения о моих приездах и отъездах, но это мало поможет. Что касается моего нынешнего местоположения и вашего, мистер Бонд, то мы находимся в складских помещениях Корпорации скоростных перевозок, в прошлом вполне респектабельного концерна, купленного мною через подставных лиц. Эти помещения переоборудованы, причем очень тщательно, под тайную штаб-квартиру для операции, о которой я упомянул вначале. Вы и мисс Мастертон будете находиться здесь. Здесь вы будете жить и работать и, возможно, хотя лично я сомневаюсь в склонности мисс Мастертон к этому, будете заниматься любовью.