Сокровища империи - Егор Дмитриевич Чекрыгин

если остров Литруга был всего в полутора тысячах верст от Западных Земель и лежал как раз между ними и Южными Землями, это как-то упрощало задачу. Великий Мост (частью которого являлся и архипелаг Литруга), раскинувшийся на тысячи верст с юга на север и с запада на восток, не зря воспевался во многих матросских песнях как опасное, а то и проклятое место.

Тысячи островов — огромные, величиной с целое царство, и настолько крохотные, что появлялись только в момент отлива… Целый мир, с древнейших времен привлекавший то людей, пытающихся укрыться от врагов, то искателей приключений и легкой добычи.

Иные островитяне жили довольно спокойной жизнью — ловили рыбу, копались в своих маленьких огородиках, выращивали гове, сахарный тростник или иные экзотические растения. Те, кому повезло поселиться на путях торговых караванов, неплохо зарабатывали ремонтом кораблей и продажей свежей, сушеной или копченой рыбы экипажам, а также сопровождением судов через коварные места, полные рифов и мелей.

Но были на Великом Мосту и такие уголочки-закоулочки, чьи обитатели не могли (а подчас и не стремились) заработать на жизнь честным путем.

Так уж повелось на протяжении многих тысяч лет, что стоило только морским державам чуть ослабить хватку, и из этих заливчиков, бухточек и проливчиков начинали выходить малые лодки или большие корабли охотников за деньгами, товарами и жизнями торговцев, что превращало эти просто опасные края в смертельно опасные.

И когда эта опасность становилась невыносимой, раз-два в столетие острова подвергали воздействию очистительного пламени — ядра рвали прибрежный желтый песок и зеленую плоть джунглей, высадившийся десант сжигали строения, а главное — лодки и корабли пиратов, все, что хотя бы с трудом могли держаться на воде.

Но и пираты, зная, что пощады не будет, дрались отчаянно. В иные времена острова типа Литруги превращались в настоящие крепости, против которых приходилось посылать целые флоты, и победа редко давалась легко. А потом в ярости матросы крушили все, до его могли дотянуться: посевы на полях, скотину на выпасах, сарайчики на берегу, и даже несколько раз пытались поджечь джунгли. Лишь бы уничтожить базу проклятых пиратов, оставить их подыхать на островах от голода и холода…

Но проходил десяток-другой лет, и, подобно тому, как мыши заводятся от грязи[1], эти острова порождали новую поросль морских разбойников.

— И все-таки признаюсь вам, благородный оу Готор, мне это не слишком-то нравится, — который уже раз со вздохом сказал капитан.

— Вполне вас понимаю, благородный оу Маб, — усмехнувшись, ответил оу Готор. — Это не идеальное решение, но можете ли вы предложить что-то лучшее?

Старый морской бродяга опять тяжело вздохнул, но промолчал. Несмотря на полученную после экспедиции на Тинд приставку «оу» к фамилии, благородным он себя не слишком-то ощущал и потому спорить со столь важной особой, как военный вождь берега, старался, соблюдая максимальную осторожность. Хотя на душе накопилось немало весьма нелестных слов и обо всей этой затее, и о том, как в нее втянули его, капитана Маба! Оу Маба…

Из-за этого «оу» все и произошло. Раньше-то он, оказывается, был вольной птицей! Хоть и стреноженной с ног до головы законами, сословными правилами да налоговыми сборами с каждого чиха. И — чего уж там от себя таиться? — бывало, грешным делом, смотрел на благородных да завидовал их положению, особенно свободе от большинства налогов.

«Ну подумаешь, служба, — рассуждал он тогда. — Что на военном корабле, что на торговом судне дисциплина да обычаи не больно-то различаются. Везде „матушка“ (как прозвали матросы боцманскую плеть) спины ласкает да уму-разуму учит. Везде вахта по часам, хоть в ураган, хоть в пекло. Везде капитан — царь и бог, безраздельно властвующий над жизнью и смертью подчиненных… Да и опасностей еще неизвестно где больше. У вояк-то сражения не каждый год бывают. А торгаш постоянно под угрозой ходит, хоть пушечек-то у него на борту поменьше будет. Опять же у вояк корабли иной раз у пристани месяцами стоят, приказа ожидаючи, в то время как торговцу стоять никак нельзя — одни убытки от этого. И приходится на свой страх и риск выходить в море навстречу штормам и пиратам. Так с какой стати я, капитан Маб, должен отдавать королю чуть ли не половину кровно заработанного? А какой-нибудь капитан оу Шмаб, дай боги, десятую часть, да и то не с основных, а с разных там „побочных“ доходов?»

А вот после Тинда… Как только схлынула волна празднеств да поздравлений, «благородный оу Маб» и ощутил разницу.

Нет, в принципе никто не запрещал ему продолжать служить на «торговце». Просто сразу объяснили, что имеют право, «как благородного человека и слугу короля», выдернуть его в любой момент с одного мостика и поставить на другой. И поскольку он, оу Маб, человек дельный и доказавший свою немалую полезность, лучше бы ему к другим кораблям, кроме как к тем, что под королевским стягом ходят, даже и не приглядываться. Адмирал оу Ниидшаа ему это прямо сказал.

Год его на своем «Морском гусе» держал. От третьего помощника до капитана корабля довел, заставив все экзамены сдавать, будто мичмана сопливого. Все на какие-то «серьезные дела» намекал, которые потом делать будут. И на тебе — словно в отхожее место башкой окунули.

Нет, он, Маб, никогда особо-то паинькой не был. А уж по части контрабанды ему вообще равных мало было. От тооредаанских берегов и до островов Фесткия таможенники скрипели зубами, заслышав его имя. Но вот к пиратам у Маба душа точно не лежала. А вернее, ненавидел он их лютой ненавистью.

Сколько раз убегал от этих тварей, скрывая от самого себя предательскую дрожь и слабость во всем теле. Четырежды едва отбился. А однажды — не смог. Раненый, в вонючем трюме больше месяца на цепи сидел, выбирая между смертью и рабской жизнью, и кабы не невиданная удача в лице тогда еще молоденького капитана оу Ниидшаа, взявшего тех пиратов на абордаж, не было бы сейчас никакого капитана оу Маба.

И вот — предложение помочь «организовать» очередное пиратское гнездо… И вроде ведь все разумно, все-то ему разъяснили, все-то по полочкам разложили. А вот не лежала у него к этому душа, хоть ты тресни!

— Дык волков-то возле дома прикармливать зачем? — наконец оформил он свои сомнения в более-менее