Антология сказочной фантастики - Джон Пристли

Отли записывал.

— Ясно… так. Что-нибудь еще, мистер Чиверел?

— Еще… помните молодую актрису, которая хотела встретиться со мной…

— Это я виноват. Она как-то проскользнула мимо нас…

— Нет, ничего страшного. — Он кашлянул. — Я отказался поговорить с ней. Я был не прав. И если она вернется, я хочу с нею встретиться.

— Хорошо, мистер Чиверел, — ответил Отли с сомнением. — Только не очень похоже, чтобы она вернулась.

Чиверел посмотрел на него невидящим взглядом.

— Я думаю, что она может вернуться, — медленно произнес он. — Уходя, она сказала — тогда мне это показалось странным: «Вы пожалеете, что сказали это». Это было после того, как я велел ей уйти. И она была совершенно права. Теперь я и в самом деле жалею.

Лицо Отли по-прежнему выражало сомнение.

— Все-таки… от этого ведь она не вернется обратно?

— Не знаю. Может быть, и вернется. И еще она сказала, чтобы я остерегался.

— Остерегались чего?

— Я думаю, привидений.

Отли засмеялся.

— А-а… вот, я же говорил вам, мистер Чиверел. Вы знаете, как они все суеверны.

— А вы?

— Нет, нет, я — нет.

— А я, по-моему, да, — сказал Чиверел медленно.

В комнату вперевалку вошел старый Альфред Лезерс.

— Я не помешаю?

— Нет, заходи, Альфред.

— У меня перерыв, — сказал Альфред с легкой одышкой, — вот я и вскарабкался поглядеть, как ты тут.

— Мы говорили о привидениях. И я как раз собирался напомнить мистеру Отли, что ведь мы сами тоже привидения.

Отли улыбнулся.

— Ну, ну, мистер Чиверел, не надо об этом. Значит, я постараюсь поскорее дозвониться до Лондона и скажу на служебном подъезде, чтобы эту молодую особу пропустили наверх, если она вернется.

Когда Отли вышел, Альфред Лезерс подтащил стул поближе к Чиверелу и уселся, задумчиво жуя резинку. Чиверел с любовью смотрел на его помятое лицо. Им часто приходилось работать вместе, и не один раз старый Альфред вывозил финал второго акта или каверзный третий акт очередной пьесы Чиверела с помощью своей прекрасной техники и огромного опыта. И теперь, когда старый актер сидел здесь, радуясь минутной передышке, он напомнил Чиверелу кого-то виденного совсем недавно.

— Альфред, а ты веришь, что мы тоже привидения?

— Я частенько чувствую себя привидением.

— Да я не о том, старый греховодник!

— Ну, тогда я не знаю, о чем ты. — Альфред прерывисто вздохнул и уставился на мозоль, выпиравшую у него из левого ботинка. — Но я — то вот о чем, Мартин, малыш: слишком уж долго я играл… и, как любят говорить молодые, я выхожу в тираж.

— Чепуха, Альфред!

— Нет, нет. Послушай меня. Собственно говоря, и Театр выходит в тираж. За этот час у нас на сцене раза два-три заедало, и мы с Паулиной и Джимми Уайтфутом немножко повздорили, потрепали друг другу нервы, как оно вообще бывает на последних репетициях. И мне подумалось, что прав ты, а они ошибаются. Театр дошел до последней черты, и нам остается только лишь признать это. — И он покачал своей большой старой головой.

Чиверел тоже покачал головой.

— Он был, конечно, иным в дни твоей молодости, а? — спросил он вкрадчиво.

— Иным? — вскричал Альфред, мгновенно расцветая. — Безусловно.

— Я думаю, тебе многое довелось повидать в Театре, Альфред? — Он словно подавал ему реплику.

— Да, Мартин. Я видел великие дни. И они уже никогда не вернутся. Не забывай, что в молодости я играл с Ирвингом, Эллен Терри, Три, миссис Пэт.

— Великие имена, Альфред!

— Да, но Театр был Театром в то время, Мартин. Это было все, что имела публика, и мы старались для нее изо всех сил. Никаких ваших фильмов, радио, телевидения и всего прочего тогда не было. Был Театр — такой Театр, каким ему подобает быть. А нынче они пойдут куда угодно…

— Жажда глупых развлечений…

— Ты крадешь слова у меня с языка! — воскликнул Альфред. — Да, дружок, жажда глупых развлечений. И всюду деньги, деньги, деньги…

Чиверелу захотелось рассмеяться, но он продолжал подавать реплики:

— Театр умирает, хотя на твой век его, может быть, и хватит…

— Да, слава богу! Но не думаю, чтобы он намного меня пережил.

— Старое вино выдохлось, — сказал Чиверел с притворной серьезностью.

— Верно! И пьесы теперь уже не те…

— И публика не та…

— И актеры, — начал Альфред, и Чиверел договорил вместе с ним: — Не те.

— Смотри, какой дуэт получился, — прибавил Альфред.

Чиверел улыбнулся.

— Видишь ли, Альфред, я знаю эту речь об умирающем Театре. Я уже слышал ее сегодня вечером.

— Только не от меня, старина.

— Нет, но от человека, похожего на тебя, — сказал Чиверел медленно, — только он говорил это сто лет назад, и тогда были панорамы, а не фильмы, и в молодости он играл с Кином и миссис Гловер, а не с Ирвингом и Эллен Терри.

— Я что-то тебя не пойму, Мартин. Кто это говорил?

— Старый актер, которого я слышал…

— Слышал? Где?

— Здесь, в Зеленой Комнате. Самое подходящее для этого место.

Альфред вздохнул с облегчением.

— А-а, понятно… ты задремал, старина.

— Ну ладно, пусть я задремал. Но это была та же самая речь, Альфред. И я понимал, конечно, какой неправдой все это было тогда, и ты сам можешь в этом убедиться, потому что твой великий Театр девяностых годов был как-никак два поколения спустя. Но я понимаю, что это неправда и сейчас.

— Постой, Мартин. Что-то я не вижу связи.

— Логической связи тут, наверно, и нет, — согласился Чиверел. — Слухи о смерти могут быть ложными пятьдесят раз, а на пятьдесят первый могут оказаться правдой.

Альфред ударил себя по колену.

— Верно. И все доказывает…

— Что ты пожилой актер, Альфред, и что Театр умирает для тебя. Он всегда умирал для старожилов. И всегда рождался заново для тех, кто приходил на смену. И в этом не слабость его, а сила. Он живет — живет по-настоящему, не просто существует, но живет, как живет человечество, — просто потому, что он непрестанно умирает и возрождается, и всегда возрождается обновленный.

— Что это с тобой произошло? — И Альфред посмотрел на него проницательным стариковским взглядом.

— Я замечтался. Но мы ошибались, говоря о Театре, Альфред, а они были правы…

Альфреда это не убедило.

— Погоди-ка. Он умирает для меня — пожалуй, но для кого он возрождается?

— Пришла мисс Сьюард, — сказал Отли из-за двери.

— Впустите ее, — отозвался Чиверел и взглянул на Альфреда. — Вот и ответ тебе.

19

Она не была ни высокой, ни красавицей — среднего роста, широкоскулая, с квадратными плечами и ясными темно-зелеными глазами. Она не больше походила на Дженни, чем ее плисовые спортивные брюки — на цветастое муслиновое платье. И на первый взгляд девица Сьюард не слишком отличалась от молодых актрис, которых он десятками встречал за последние несколько лет. Что он вообразил? В ней не было ровно ничего от Дженни. Не считая, конечно, самой молодости, сияющей, бодрой и полной надежд. Но он улыбнулся ей, и она подошла ближе, а он не без труда поднялся с кресла; они оказались лицом к лицу, и она взглянула на него в упор, и он почувствовал холодок в груди.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});