Шоссе Петля - Олег Новгородов

- Ты мне не веришь, - вздохнула она. – Рано или поздно ты скажешь себе: я изначально ловила глюки, и правильно, что меня закрыли в больничку.

- Не ловила ты глюки. Просто кто-то позарился на твою жилплощадь. Не удивлюсь, если там обосновалась семейка соседей-алкашей или вообще цыганский табор. Неужели ты не понимаешь? Всё было подстроено и рассчитано!

Женька пожала плечами.

- Ну нет. Цыган в наших краях отродясь не водилось, а соседи до такого не додумаются. Они и впрямь алкаш на алкаше. Да и не настолько я пугливая, чтобы на понт взять…

- Смотря, как брать. Сама говоришь – ты выматывалась на работе, плохо спала, вечно под стрессом. И тут: ночь, на улице ветрище, у соседки околачивается не то мужик, не то оборотень, звонок в дверь и новости загробным голосом. Достаточно, чтобы рехнуться на ровном месте…

- Но это же бессмысленно! – воскликнула Женька. Рассказывая, она заново пережила кошмар трехлетней давности. У нее дрожали губы. – Зачем?

- За твои квадратные метры.

- Да прям, видел бы ты эти квадратные метры. По-любому, квартира пустая. За ней одна старушка приглядывает, бабушки моей подруга. Ну, как приглядывает: подметет иногда, пыль погоняет, достанет почту. И никогошеньки там нет. И я туда не вернусь.

- Ладно, - сказал Егор. – Давай скатаемся к тебе туда, чисто за вещами. Машины у меня нет, но я возьму тачку у тёткиного мужа. И это… Делаю тебе официальное предложение.

- Я официально согласна, - согласилась Женька.

***

«Тачка тёткиного мужа», о да, громко сказано. Мишка за рулем сидеть не любитель, но когда-то наматывал длиннющие концы по области, вот и обзавелся бордовой «Окой». Она у него постоянно ломалась, и Мишка дооборудовал ее тремя иконками на торпеде. Кому как, Егор бы начал с того, что поменял свечи и масло. Но Мишка мыслит иначе и даже регулярно наблюдается в монастырском подворье у настоятеля. Впрочем, и Егор не автомобилист по натуре: едет само – значит, машина. Женька сказала: «Хорошая машинка. Маленькая. Как называется?»

Через час с четвертью «Как называется» довезла их до Женькиной исторической родины. Егор повидал разные захолустья, но шоссе Опольцево-Петля – жопа мира, вместо тысячи слов. Подобно петле на шее висельника, оно охватывает серое пятиэтажное гетто, притопленное в низину. Гетто тянется километра полтора на юг и там отсекается от мира продолговатым глубоким оврагом. Женькин дом (номер 19, корпус 3) - на самом отшибе: дальше пустырь, а за ним овраг. Егор остановил «Оку» подле крайнего подъезда.

Повозившись с ключом, Женька открыла дверь своей квартиры и указала на соседнюю (34 и 33 номера соответственно).

- Она здесь жила, Ксюха. Частенько ко мне ходила, на опохмел одолжить. Но в тот раз… она не за деньгами явилась.

- И где она теперь? – зачем-то спросил Егор.

- На Лосиной роще, - буркнула Женька, пропуская его вперед. В квартире царил полусумрак, шторы задернуты. Егор зашарил по стене прихожей в поисках выключателя.

- На Лосиной роще? – переспросил он, когда на потолке зажглась тусклая лампочка.

- На кладбище. Оно за Петлей, мы его мимо проехали. Элеонора Викторовна говорит – ее после судэкспертизы сюда привезли. Народ скинулся на похороны.

Про Элеонору Викторовну – подругу бабушки – Женька поведала ему в дороге. Отставная библиотекарша, дама преклонного возраста, чуть ли не единственная, с кем Женька здесь общалась. Она же и навещала Женьку в больнице.

Женька собирала вещи, бегая по двум крохотным комнаткам на цыпочках, словно боялась, что за стеной кто-то ее услышит. Зимний пуховик, теплая кофта, два свитера, белье, кое-что из посуды («От меня одна польза – я готовлю хорошо», - грустно похвасталась Женька). Егор караулил входную дверь. Он понятия не имел, на кой ее караулить, но ему передался Женькин иррациональный страх. Хотя он редко боялся. Но и ему вздохнулось с облегчением, когда Женька объявила, что сборы окончены, и широким жестом выставила за порог чемодан.

Они завернули к Элеоноре Викторовне, подарили коробку конфет и бутылку полусладкого вина в благодарность. «Похудела ты, Женечка, - сердобольно охнула старушка. – Как ты, внучка?». Женька погладила ее по плечу. «Я хорошо, Элеонора Викторовна. Спасибо вам за всё. Я вам звонить буду…» Распрощавшись со старушкой, они уселись в машину, и Егор набрал такую скорость, будто за ними черти гнались.

Или Ксюха из-за кладбищенской ограды махала им рукой.

***

Через месяц они расписались и с осени стали налаживать совместный быт. По знакомству Егор пристроил Женьку офис-менеджером в банк. Платили средненько, зато от дома не далеко. Если Егор успевал с работы, то встречал Женьку в шесть вечера, и они прогуливались пару-тройку остановок. Ужинали, смотрели телевизор и ложились спать.

Но идиллия не была надежной, и незримая тень опольцевских хрущоб лежала на их жизни. Егор знал, что Женька только с виду само спокойствие, а внутри – сжатая пружина. Он по-всякому пробовал «раскрутить» ее, но Женька упорно партизанила. Обмолвилась только, что ее бабушка служила в прокуратуре, и что с