Пустошь, что зовется миром - Аркади Мартин

не подразумевал ареста. Обычно.

Выражение Махит сменилось с немного болезненного на смесь разочарования и удовольствия. Она была так выразительна! Остальные станциосельники, казалось, не отставали от нее в этом смысле: двое, с которыми пришла Махит, судя по их виду, явно что-то замышляли, были настороженными и внимательными. Не столько недовольными, сколько готовыми к любым поворотам.

– Вам оказано высокое почтение, Три Саргасс; эти двое – члены нашего управляющего Совета. Дарц Тарац, советник по шахтерам, – она выкинула руку в сторону худосочного старика справа от нее. – И Декакел Ончу, советник по пилотам. Я полагаю, вы – ее проблема, поскольку вы находитесь в ее гараже. Незаконно находитесь.

Три Саргасс самым извиняющимся голосом спросила:

– Советники, вы понимаете по-тейкскалаански?

Ей точно нужно надлежащим образом освоить язык станциосельников, чтобы знать больше пары слов, и неважно, что в языке Махит есть шумы, противные цивилизованному речевому аппарату.

Коршунолицая женщина Ончу кивнула. Один раз. Она пока не произнесла ни слова – в этом не было нужды; все в ней требовало, чтобы Три Саргасс скорейшим образом оправдалась или была выброшена в ближайший воздушный шлюз, два из которых были видны прямо из ангара.

– Приношу глубочайшие извинения за столь неприемлемый метод моего прибытия, – продолжила Три Саргасс, – но мне было необходимо попасть на станцию Лсел как можно скорее. Я не нашла никакой возможности превзойти досветовые скорости, кроме как воспользовавшись Анхамематскими вратами, а не обычным способом. Я прекрасно понимаю, что, возможно, нарушила договоры между двумя нашими народами, не сообщив о моем намерении, но поверьте мне, я прибыла сюда не втайне и не в целях, которые могут еще больше нарушить взаимопонимание между нами. В этом нет злого умысла.

Брови советника Ончу были не менее выразительны, чем все остальное в ней. Брови взметнулись чуть ли не к месту, где должна была проходить линия волос, если бы советник не брила голову наголо.

– Зачем вы тогда здесь? – спросила она. Ее тейкскалаанский был более чем приемлемым. – Что требует таких сумасшедших скоростей? Почему нас не поставили в известность о ситуации, которая вынудит вас выбрать такой метод попадания на нашу территорию, замминистра?

Многое оказывалось проще, когда она была всего лишь асекретой. Люди почему-то ожидают, что у замминистра есть подчиненные, возможность передавать сообщения ускоренной почтой и, вероятно, извещать о своих планах межсистемных перелетов заранее.

– Мне нужно, – сказала Три Саргасс, решив, что ясность – одна из сторон отваги, – позаимствовать у вас посла. – Она показала на Махит, которая вперилась в нее неподвижным взглядом на тейкскалаанский манер. – Она ведь до сих пор посол, верно?

* * *

Закрывая дверь спальни, Восемь Антидот мог притвориться, что остался наедине с самим собой. Но он знал, что до уединения далеко: в его спальне размещались два глаза-камеры, и ему было известно об их существовании. Еще один глаз находился в ванной и благородно смотрел в сторону окна, а не на душевую или унитаз. Эта камера берегла его от непрошеных гостей, которые могли похитить наследника императора, а не подглядывала, как он принимает душ, стоя спиной к окну, гениталиями в сторону угла душевой кабинки. Тем не менее, когда он закрывал дверь, возникало ощущение одиночества.

Восемь Антидот попросил голопроектор показать эпизод из «Рассвета с надвигающимися тучами». Это была многосерийная драма с совершенно немыслимым бюджетом на костюмы и декорациями, воздвигнутыми отчасти на реальном историческом боевом корабле, музейном экспонате, построенном четыре столетия назад. Министерство войны дало специальное разрешение использовать корабль во время съемок. Эпизод, который смотрел Восемь Антидот, был из пятого сезона, а общее число сезонов составляло шесть. Пятый сезон назывался «Солнечный свет растворяет щупальца тумана» и был частью истории, в которой император Два Солнцепек начала кампанию отчуждения легионерского корабля узурпатора, которая продлилась год. Это произошло после первичного контакта с эбректи и возвращения через те самые врата, через которые она спасалась бегством, но только для того, чтобы на другой стороне опять столкнуться со своим прежним эзуазуакатом, несостоявшимся узурпатором Одиннадцать Тучей. Это была любимая серия Восемь Антидота, вернее сказать, была любимой до всей этой истории с восстанием и узурпацией в прошлом году. Теперь смотреть эту серию ему было тяжелее, но она его заводила, возбуждала и интересовала. И немного пугала.

Во всяком случае, так он чувствовал после разговора с императором о Девять Гибискус на Каураане и новой войне.

Одиннадцать Туча, то есть актриса, игравшая ее, почти уговорила своих капитанов подтвердить клятву верности и признание ее императором. Это, конечно, означало, что она не может взять и сдаться Два Солнцепек, хотя они выросли вместе и любили друг друга. Эпизод был весьма драматичным, с флешбэками, в которых Одиннадцать Туча и Два Солнцепек лежали вместе в постели во Дворце-Земля, до того как отношения между ними испортились. Сексом они занимались довольно театрально. Восемь Антидот знал, что дети его возраста не должны смотреть фильмы вроде «Рассвета с надвигающимися тучами», а потому существовала иная версия истории Два Солнцепек и Одиннадцать Тучи, без секса и без крови. Она называлась «Стеклянный ключ» и имела соответствующую маркировку, разрешавшую просмотр детям, но сценарий там был ужасный.

Кроме того, Восемь Антидот не имел никаких ограничений по доступу к медиа. Он не раз видел, как люди занимаются сексом на голопроекционных роликах. Это казалось ему делом грязным, к тому же оно вынуждало совершать потом всякие глупости.

Но, вероятно, яотлек Девять Гибискус увязла в безнадежной войне не по причине секса. Восемь Антидоту казалось, что это в большей мере имеет отношение к политике – политикой занимались все, а вот сексом лишь немногие. Он продолжал обдумывать слова императора о том, что Девять Гибискус может оказаться слишком хорошей, чтобы остаться живой. Это было так непохоже на мысли, которые внушал ему Одиннадцать Лавр – что есть нечто очень опасное в ней и в преданности ей людей, а потому лучше бы ей благородно умереть.

Если она умрет благородно, с ней не случится ничего похожего на то, что случилось с Одиннадцать Тучей, а через нее и с тейкскалаанцами. Преданные ей легионы не смогут убедить Девять Гибискус стать императором, если убеждать будет некого.

Но ему это представлялось ужасным транжирством – позволить кому-то, кто может одержать победу над Каураном, умереть, чтобы предотвратить возможное нежелательное развитие событий. Не все оставалось таким, как четыре столетия назад. Девятнадцать Тесло даже толком не знала Девять Гибискус. Восемь Антидот полагал, что они вряд ли встречались лично более одного раза.

Не все походило на голодраму. Даже если голодрама представляла собой визуализацию романа, который был версией эпической поэмы, все еще исполняемой на концертах во дворце. Что-то было новым, а еще недавним. Как, например, прошлый яотлек Один Молния и его преданные легионы, а также смерть предка-императора Восемь Антидота. Может быть, в этом заключалась часть сути. Не позволять никому из приближенных, кто достаточно долго находился рядом с императором, любил его и хорошо знал, как Один Молния, допускать мысль, что императором может стать он, а не Девятнадцать Тесло.

Или он. Ему не хотелось думать об этом.

Иногда, если он чувствовал себя по-настоящему ужасно и одновременно заинтересованно, когда его донимали тошнота и досада, он