Танцовщица для небесного бога (СИ) - Ната Лакомка

всячески предостерегала ее, чтобы не зазналась и не потеряла голову от внезапно свалившейся славы.

Через несколько дней после подношения драгоценностей, в скромный дом наставницы Сахаджаньи явилась сама главная апсара — дайвики Урваши. В сопровождении Гандхарвов стражей и прислужниц, каждая из которых соперничала красотой с апсарами, дайвики Урваши попросила показать ей подаренные украшения.

Она долго перебирала браслеты, ловила солнечные лучи камнями колец и ласково улыбалась.

— Ты далеко пойдешь, — похвалила она Анджали и погладила ее по щеке так небрежно, словно приласкала котенка. — Кто же сделал такой, поистине, царский подарок? Но в этих делах тайна — самое притягательное, верно? Хм… змеи на гравировке… очень необычно… — она бросила браслет в общую кучу украшений и удалилась.

После ее ухода, Анджали принялась рассматривать подарки новыми глазами. Как же она не заметила? На браслетах были выгравированы не языки пламени, как ей показалось сначала, а змеи, вставшие на хвосты.

— Здесь, действительно, змеи, — сказала наставница Сахаджанья задумчиво. — Ты уверена, что не наделала глупостей?

Анджали передернула плечами:

— Змеи… Что из того? Для танцовщицы змея — не самый плохой знак. Это знак быстроты и выносливости. Как раз то, что надо для арангетрама.

— Может и так…

«Змея благословила мой танец, когда я молилась господину Шакре, — подумала Анджали, гладя рисунок на золотой поверхности. — Сейчас он напомнил мне об этом».

— Думаете, дайвики приходила, чтобы похвалить меня? — спросила она у наставницы.

— Едва ли, — Сахаджанья собрала украшения в узел из ткани и припрятала его на дно сундука. — Она явилась только для того, чтобы сделать для Джавохири украшения еще больше и еще ярче, чем твои. Не удивлюсь, если по жребию вы с Джавохири попадете в пару.

— Что это значит? — спросил Анджали, нахмурившись.

— Это значит, что одна из вас должна будет получить титул дайвики, а другая отправится на служение людям. Я уверена, что ты перетанцуешь любую из претенденток, но Джавохири…

— Перетанцую и ее, — заявила Анджали. — Не волнуйтесь, наставница. Танец — это не только быстрота ног, это еще и могущество сердца. У моего сердца есть цель, и это даст мне такую силу, что сама дайвики Урваши не сможет со мной соперничать.

Наставница лишь покачала головой, слушая хвастливые речи.

[1] Подлинные слова одной из выдающихся индийских танцовщиц — Лилы Самсон

13

Претенденток, закончивших школу, было больше пятидесяти. Чтобы не утомлять судей, девушки должны были выступать в день по двое, и праздник в Тринаке обещал растянуться на месяц.

Когда объявили результаты жеребьевки, Анджали выпало танцевать в четырнадцатый день вместе с Джавохири. Услышав это, наставница Сахаджанья крепко сжала руку своей воспитанницы. Девушка почувствовала, как сердце тоже сжалось, будто его сдавили ледяной рукой, но тут же прогнала ненужные страхи. Перед арангетрамом надо пребывать в божественном спокойствии, только так можно победить.

Первые выступления уже начались, но наставница запретила Анджали их смотреть:

— Посмотришь, и невольно начнешь повторять, увидев какие-то удачные движения. А твой танец должен быть только твоим танцем. Насмотришься, когда пройдешь испытание.

Накануне выступления Сахаджанья и вовсе запретила Анджали танцевать, разрешив только упражнения на гибкость мышц. На ужин было мясо во вкусной фруктовой подливке, а утром Анджали получила лишь чашку кусочков теста, вываренных в молоке. Такая пища давала силу, но не отягчала желудок.

На рассвете наставница и ученица прибыли во дворец господина Камы, где проходили состязания танцовщиц. Горожане уже толпились у ворот, ожидая разрешения войти. Сахаджанья озаботилась закутать Анджали с макушки до пяток, но ее все равно узнали. Набежали зеваки, на девушку указывали пальцами, просили открыть лицо, молили показать тело, чтобы удостовериться, что кожа и вправду — молочно-белая.

— Дайте дорогу! Разойдитесь! — кричала Сахаджанья, но ее призывы тонули в многоголосом шуме.

Их толкали со всех сторон, и Анджали со страхом подумала, что стоит оступиться и упасть, поклонники затопчут ее, как стадо диких слонов. Но еще больше она испугалась за наряды для выступления, которые несла в корзине. Толпа напирала так, что хрупкая преграда из веток уже не спасала. Корзину смяли, и Анджали закричала, боясь, что смяли и тщательно отглаженную ткань.

Помощь пришла неожиданно — Коилхарна, пробившийся сквозь толпу гандхарвов, принялся раздавать направо и налево удары, ловко орудуя палкой.

— Пошли вон, дети шелудивых ослов! — орал он, бросаясь на гандхарвов, как безумный. — Она — моя! Только моя!

В любое другое время Анджали пришла бы в ярость от этих слов, но сейчас она только укрылась за спиной своего защитника, оберегая драгоценную ношу.

— Бешеный щенок, — хохотали гандхарвы, благоразумно отступая, потому что никому не хотелось получить палкой по голове, а бил Коилхарна прицельно. — Да он совсем спятил от любви!

Лишь оказавшись под защитой дворцовых стен, Анджали и наставница Сахаджанья перевели дух.

— Я думала, они нас разорвут, — призналась наставница, приглаживая волосы Анджали. — Благодарю, что помог.

— Пусть только попробуют прикоснуться, — сказал Коилхарна, тяжело дыша. — Разобью голову любому! — он смотрел на Анджали, ожидая восхищения и признательности.

Но девушка только плотнее укуталась в покрывало, не сказав ни слова, и юный гандхарв не смог скрыть разочарования. Его круглое лицо, обожженное солнцем, вытянулось, и Сахаджанья, скрыв улыбку, пришла к нему на помощь:

— Помоги нам донести корзину. Анджали слишком испугалась, ей надо успокоиться и восстановить силы. Можешь подождать нас во внутренних комнатах, а после выступления проводишь обратно.

Коилхарна с готовностью взял корзину и сопровождал апсар, почтительно отстав на три шага.

В комнату для подготовки к выступлению его не пустили, и он устроился под окном, развалившись на травке, и лениво прикрикивая на павлинов, которые тут же собрались вокруг, требуя подачки.

— Зачем вы его позвали, наставница? — прошипела Анджали, задергивая занавеску на окне.

— Надо же хоть кому-то проявить милосердие к бедному влюбленному юноше, — ответила Сахаджанья.

— Вы точно не того пожалели, — не сдержалась Анджали.

— Ты теряешь благодушие, — напомнила ей наставница. — Подбери волосы, я натру тебя маслом.

Анджали подобрала волосы, свернув их узлом и заколов длинной тонкой палочкой.

Наставница взяла глиняный горшочек, наполненный ароматным кокосовым маслом, и принялась натирать ученице руки, шею, спину и бедра. Тело танцовщицы должно быть совершенным, и масло добавит ему блеска. После того, как масло частично впитывалось, тело осыпали золотой пудрой, отчего во время выступления апсара должна была сиять, как солнце. Такой же пудрой посыпались волосы, заплетенные в косу.

— Если что-то забудешь, не показывай виду, — говорила Сахаджанья,. — Господин Кама и господин Читрасена не такие уж ценители танца. Для них главное — чтобы было приятно взгляду, и чтобы танцовщица смотрела позавлекательнее.

— Дайвики Урваши пламенными взглядами не покоришь, — пробормотала Анджали.

— Она и не судья, — возразила Сахаджанья. — Да ее и не будет на арангетраме, — сказала Сахаджанья. — Сказали, что она срочно отбыла в Брхмалоку, в ближайшие три дня ждать ее не следует.

— Радостная новость, — подтвердила Анджали. — Но как она могла оставить Джавохири?

— Это же дайвики Урваши, — нервно засмеялась Сахаджанья. — Легче удержать ветер, чем ее.

— Да, Джавохири не позавидуешь — остаться на арангетраме без наставницы. Многие ей завидовали, а теперь я вижу, что как учитель дайвики Урваши ничего не стоит. Не то, что вы…

— Не льсти, а думай о выступлении, — шлепнула ее Сахаджанья.

Несколько часов было посвящено прическе и нанесению краски на лицо и тело. Косу туго заплели, украсив цветами, кармином окрасили подошвы ног и кончики пальцев, черной краской подвели глаза.

Когда снаружи раздался звон колокольчиков, означавший прибытие судей и начало представления, на Анджали уже надевали сари для танца приветствия. Служанка, приставленная служить участницам арангетрама, нащипала свежих душистых лепестков. Их полагалось держать в ладонях весь танец, а потом поднести божеству, которому посвящалось выступление. Если по окончании танца лепестки останутся такими же свежими и несмятыми — танцовщица угодна богам, и может исполнять остальные танцы.

После этого служанка ушла, потому что теперь наставница должна была сказать ученице последние наставления, и непосвященным находиться рядом не полагалось.

Воскурив благовония, Сахаджанья достала свой подарок — ножные браслеты с бубенцами.