Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника - Армин Шейдербауер

После захода солнца мы двинулись вперед. От ночи не было никакого толку. Как только русские заметили, что начинается атака, они выпустили осветительные ракеты и развернули противотанковые пушки и минометы, которые были уже переброшены через Двину. В небольшом сосновом лесу, недалеко от вражеских позиций, продвижение застопорилось. Казалось, что преодолеть эту стену огня было невозможно. Противотанковые снаряды взрывались, ударяясь о деревья. Между ними свистели, падали и взрывались осколочные и фугасные снаряды. Голоса людей тонули в этом грохоте. Темноту леса пронизывали трассирующие пули. Когда магниевое свечение ракет исчезло, темнота ночного леса охватила нас еще сильнее.

Мне показалось, что Мюллер тронулся окончательно. Размахивая пистолетом, он кричал «ура», но атака не продвинулась ни на один шаг. Наконец, он послал меня на левый фланг, где я стал искать лейтенанта Кистнера, командира 7-й роты. Прячась за соснами, я постепенно продвигался вперед и вышел к траншеям на берегу Двины. Вместо лейтенанта Кистнера я обнаружил пару беспомощных солдат, ожидавших приказа. Русские продолжали стрелять из всего, что у них было. Неожиданно все стихло, и со стороны противника послышались крики «ура», которые становились все громче и громче. В какой-то момент мы подумали, что это была атака соседней части к востоку от нас. До этого о них не было никаких известий.

Но атакующие приближались удивительно быстро, и по их гортанным голосам мы поняли, что это были русские. Подражая нашему «ура», они, возможно, рассчитывали, что это напугает нас больше, чем русское «урреей». Так как, судя по всему, они атаковали вдоль траншеи, я приказал солдатам вылезти оттуда и укрыться сбоку от нее. Таким образом мы могли позволить русским проскочить мимо нас в траншею, а потом забросать их гранатами. Солдаты выбрались направо от траншеи. В то время как пугающее «ура» сотрясало меня почти физически, я свернул налево от траншеи, быстро заполз в кусты, и тут у меня под ногами провалилась земля. «Крутой берег!» — успел подумать я. Земли под ногами не было. Я соскальзывал и катился вниз. Потом полетел вниз головой, перевернулся, покатился дальше, пока не упал на мягкий песок берега Двины. Высота склона была не менее 20 метров. Я не догадался принять в расчет тот факт, что деревня Лабейки была расположена на возвышенности, и упустил из виду высоту речного берега.

Я оказался совсем один. Мне показалось, что в почти полной тишине предрассветных сумерек летнего утра не оставалось ничего другого, как попытаться каким-то образом вернуться к своим. Я прошел вдоль крутого берега примерно 200 метров вниз по течению реки, пока не нашел место, где можно было подняться наверх. Все было спокойно, но я не знал, где я найду, и найду ли вообще капитана Мюллера и свой штаб. То, что они должны были отступить из соснового леса, у меня сомнений не вызывало. Кружным путем я вышел к командному пункту батальона, где собралось несколько раненых. Потом я пошел дальше. По дороге я встретил одного из наших связных. Он сказал мне, что Мюллер убит. Вскоре его принесли. Противотанковый снаряд целиком прошел прямо через его грудь. Атака провалилась. Я приказал батальону вернуться на исходную позицию.

Когда рассвело, я отправился на полковой командный пункт. С собой я взял мертвого капитана. Мы положили его в коляску мотоцикла, я забрался на заднее сиденье, положил его голову себе на колено и закрыл ему глаза. На его обычно таком подвижном, знакомом лице застыло выражение отчужденности и непомерной усталости. Путь лежал наверх, по лесной дороге вдоль речки Улла к деревянному дому, где находился полковой командный пункт. Командование полком, или тем, что от него оставалось, принял майор Арнульф фон Гарн. До этого он был командиром отдельного фузилерного батальона. Пока я делал свой доклад, двое связных полкового штаба копали в саду могилу. В нее положили тело Мюллера. Майор фон Гарн и еще несколько человек стояли вокруг. Гарн стал читать «Отче наш», и все присоединились к нему. Потом мы бросили по горсти земли на брезент, в который было завернуто тело, и солдаты закопали могилу.

Наш батальон остался без командира. Его принял обер-лейтенант Мальвиц. В начале августа 1943 г. он командовал 6-й ротой и был тяжело ранен в бедро. Но деревню Иваново он тогда удержал. Я поехал вместе с ним на мотоцикле на наш командный пункт. Приказ был атаковать Лабейки еще раз. После пережитого предыдущей ночью надо было прибегнуть к какой-то уловке. О ротах речи уже не было. Планировалось, что половина батальона пойдет вперед и обойдет сосновый лес справа. Другая половина, вместе с Мальвицем и со мной, должна была продвигаться по траншее на верху крутого берега. Я напомнил себе посмотреть на то место, с которого свалился накануне. После упорного сопротивления, оказанного противником ночью, у нас не было ни малейшей надежды на успех повторной атаки.

Когда мы на этот раз подошли к деревне Лабейки, то стояла полная тишина. Стрельбы не было совсем, хотя противник уже давно должен был заметить наше передвижение. Наконец, перед последним броском, мы закричали «ура», как было предписано уставом, и рванулись вперед. Вплоть до последнего момента мы все еще боялись, что противник подпустит нас поближе, а потом скосит нас всех огнем. Но сопротивления не было. С поднятыми руками красноармейцы выбирались из траншей и сдавались в плен. Было взято сорок пленных, три противотанковых орудия, минометы, пулеметы и одно немецкое штурмовое орудие. Кроме того, было освобождено шесть раненых немецких товарищей. Они были из тех подразделений, которые занимали этот укрепленный пункт еще раньше. Они получили тяжелые ранения, но их не прикончили, и русские медики сделали им перевязку.

Наша радость по поводу маленькой победы у деревни Лабейки оказалась недолгой. Стало известно, что на правом фланге дивизии противник сбил наши слабые заслоны и устремился вперед. Таким образом, надо было снова оттягивать линию фронта назад. Во второй половине дня, когда мы едва успели закрепиться в Лабейках, ситуация резко обострилась. Связь с соседом справа была опять прервана. Дорога от Уллы на Лепель, которая проходила в нашем тылу вдоль реки, была забита транспортом. Все, что могло двигаться, стремилось попасть в небольшой поселок Улла. Все хотели переправиться через находившийся там мост, чтобы получить возможность выйти на следующие дороги и отступать по ним дальше.

Тем временем мы с тревогой ожидали приказа на отход. Когда он наконец был передан по радио, то по всем признакам было видно, что приказ запоздал. Ко времени выхода разрозненных подразделений батальона к реке Улла на дороге уже разворачивались картины повального бегства. Я видел конные упряжки с несущимися вскачь лошадьми, моторные транспортные средства всех видов и среди них бегущих солдат. Судя по всему, позади них шли русские танки. Вид этого бегства, приближавшиеся танки противника, стрелявшие из пушек и пулеметов, все это увлекло за собой поддавшиеся панике остатки батальона.

Ни один командир не мог теперь удержать своих подчиненных. Внезапно исчез обер-лейтенант Мальвиц. Я приказал все еще находившимся вокруг меня людям своей небольшой штабной группы переправляться где-нибудь через Уллу и собираться на другом берегу. Было ясно, что до моста нам уже не добраться. Неожиданно для самого себя я оказался в придорожной канаве, снова в полном одиночестве, с двумя вражескими танками, катившимися мимо меня на полной скорости. Оба были нагружены ехавшими на них пехотицами. Эта фантастическая ситуация настолько поразила меня, что я даже и не подумал стрелять им вслед. Без всякого укрытия, я просто наблюдал за этой сценой. Потом я все-таки сообразил перебежать через дорогу, чтобы добраться до берега реки.

Успокоившись, я решил поискать что-нибудь деревянное, чтобы легче было переправляться. Удалось найти целое бревно. Потом ко мне присоединился санитар. Это был рыжеволосый Белеке из нашего батальона. Я знал его с прошлой осени по памятному для меня бою у кладбища под Ленино. Белеке разделся до майки и трусов и сказал, что плавает плохо. Я подтащил бревно, размером примерно со шпалу, к воде. Потом сказал Белеке, чтобы он сел на него впереди меня и что оно выдержат нас обоих. Белеке за него ухватился. Стало лучше, когда я велел ему вытянуть руки в стороны по поверхности воды. Я сел на бревно позади Белеке во всей своей форме. Под нашим весом оно погрузилось примерно на полметра, и поэтому мы были в воде по грудь.

Ширина реки не достигала и 20 метров, и через нее можно было легко и быстро переправиться. Однако мой поспешно задуманный план предусматривал использование течения, чтобы спуститься по реке вниз. Я хотел переправиться на другой берег и в то же время соединиться с кем нибудь из своих. На правом берегу солдаты и офицеры самых разных званий бросали оружие, боеприпасы, снаряжение и снимали с себя одежду. Я крикнул им, чтобы они искали куски дерева. Но люди были охвачены паникой и бросались в воду, несмотря на то, что некоторые из них не умели плавать.